— Его отец под конец жизни, — вспоминала она, — стал странным, и врачи решили, что это из-за опухоли… его собираются увольнять… он слишком много работает, и я предупреждала, что однажды он свихнется… теперь у них в банке компьютеры, а я только вчера читала, что от них идет какое-то излучение, которое меняет личность человека… Он всегда был чувствителен, и, я надеюсь, — свекровь не сводила глаз с невестки, — ты ничего не сделала такого, что бы расстроило его…
И пока душа его жены обливалась незримыми слезами, Гилберт Флайт, сидя один в своем кабинете, терзаемый страхом и гневом, испытывал всепоглощающую ненависть к тому, кто осмелился вмешаться в дела, его не касающиеся. Человек этот признался, что он не обладает официальным статусом. Но ведь должен существовать закон, запрещающий соваться в личную жизнь людей, что бы они ни совершили? Гилберта терзало желание… но какое? Жаловаться? Донести на него? А кому? И как он сможет это сделать без того, чтобы все не выплыло на поверхность? В сознании Флайта Мальтрейверс ассоциировался со своего рода миной, заложенной в самую основу его жизни. И эту мину нужно было обезвредить. Иначе придется жить в вечном страхе перед тем, что она взорвется. Его измученный ум способен был придумать лишь вариант избавления от этой бомбы — выход отчаянный, пугающий, но зато в конечном итоге позволяющий избежать опасности, которая неотвратимо приближалась.
Пухлые кучевые облака едва тащились по небу, и сладкие каштаны падали на траву с легким глухим звуком, когда порывы ветра налетали на развесистую крону Древа Лазаря. Днем дал о себе знать первый осенний холодок, и Мальтрейверс, почувствовав перемену погоды, натянул на себя спортивную куртку.
— Есть ли что-то еще, о чем мы не подумали? — спросил он жену.
— Полагаю, что нет. — Тэсс откинула назад длинные рыже-каштановые пряди волос, внезапно брошенные ветром ей в лицо. — Но ты должен лгать Стефану убедительно.
Мальтрейверс улыбнулся:
— Помнишь, что сказал Алекс Керр? «Репутация честного человека — лучшее оружие лжеца». Кроме того, то, что я собираюсь сказать ему, отчасти есть правда.
— Но только отчасти, — добавила Тэсс.
— Тогда будем надеяться, что этого окажется достаточно. — Он взглянул на часы церкви Святого Леонарда. — Они с Мишель скоро прибудут. Мы потихоньку улизнем и вернемся около шести. «Ворон» уже будет открыт в это время, и мы сможем застать их там.
Они проехали на юг от деревни и остановились там, где начинался подъем в горы. Пока шли по краю поля, ветер стал еще резче, и пришлось укрыться с подветренной стороны дуба, откуда можно было видеть весь Медмелтон как на ладони, находившийся более чем в миле от них внизу, в долине. Мазки желтых и белых стен, церковная башня, заслоняющие постройки деревья, сверкающая лента маленькой речушки. Место безмятежного покоя.
Вероника смотрела, как серый дым поднимался над костром, сложенным из сухих листьев. Это была обычная осенняя работа, которой ей внезапно захотелось заняться: она давала возможность уйти из дома и от Стефана. Он обманул ее насчет Гаса, и это было совершенно на него непохоже. Почему опять снова возник интерес к убийству Патрика Гэбриеля? Какой бы ни была причина, она понимала: муж не желает обсуждать ее с ней. Тем более что Вероника настойчиво заявляла, что все это ей малоинтересно, а он достаточно хорошо знал ее, чтобы убедиться в незыблемости установленных ею запретов. В нормальной ситуации ее бы это нисколько не трогало, но Вероника знала, что за невидимыми преградами, которые Мишель соорудила вокруг себя, что-то, несомненно, происходит. И пока она не сможет убедиться, что… Струя дыма коснулась лица, она заморгала, когда дым стал есть глаза.
В доме по соседству в окно кухни Урсула видела свою свояченицу. Уверенная в себе, исполненная достоинства Вероника была матерью и сейчас замужем за человеком, заботящимся о ней. У нее есть любимая работа. И нет чувства неполноценности, неудовлетворенности, она не испытывает мучений от собственной нерешительности. Ее не гложет чувство вины. Урсула взглянула на полуочищенную картофелину, которую держала в руке, и заплакала.
— Вот так. — Мальтрейверс, заканчивая рассказ, перешел почти на шепот. В «Вороне» было не так уж много людей, но при виде чужаков медмелтонцы держали ухо востро. Их появление всегда сопровождалось многозначительными подталкиваниями локтем, кивками и другими предостерегающими жестами. Тэсс достались особо заинтересованные взгляды, но, похоже, ее не узнали. — Я был прав насчет Милдред Томпсон.
— Проклятая. — Стефан содрогнулся. — Порочная! Подожди, я доберусь до нее!
— Нет! — резко возразил Мальтрейверс. — Милдред знает, что ее разоблачили, поэтому почти наверняка она отныне будет хорошо вести себя. Уверяю тебя, Мишель больше не станет иметь с ней никаких дел. Она поняла, какой была дурочкой. Мне жаль, что я вынужден открыть тебе глаза на ее отношения с Гэбриелем, но пойми — это дело прошлое, свершившийся факт.
— Я смогу это пережить, — пообещал Стефан. — Тут нет ничего хорошего, но она занимается этим уже давно. По крайней мере она не забеременела или?.. — На лице его возникла тревога: — Ведь у этого подонка не было СПИДа, нет?
— Он никогда бы не сказал, если бы и был. — Такая возможность не приходила в голову Мальтрейверсу. — Но это, конечно, было бы зафиксировано при медицинском освидетельствовании во время расследования убийства, и пресса не пропустила бы такой факт. Если это поможет тебе успокоиться, можешь попросить своего врача или медработника в школе сделать анализ. Но я бы не стал беспокоиться о том, чего, скорее всего, нет.
Стефан покрутил в руках стакан с остатками пива.
— А убийца?
— А что убийца? — Тэсс пристально смотрела, как Мальтрейверс медлил с ответом, зажигая сигарету.
— Мишель связалась с Милдред потому, что Гэбриель умер, но это никакого отношения не имело к тому, почему он умер. Лучшее, что ты можешь сделать, — это забыть об этом преступлении и сосредоточиться на Мишель, которая пережила очень трудное время. Девочка, возможно, и не признается, но она очень нуждается в помощи.
— Она ее не примет… А как насчет твоего предположения, что это сделал отец Мишель? — настаивал Стефан.
Мальтрейверс пожал плечами:
— Это всегда было не более чем предположение. Может быть, я слишком долго думал над этим, оттого у меня стали появляться нелепые идеи. И тут не обошлось без влияния Медмелтона — во всяком случае, на людей не местных. Но мы по-прежнему не знаем, кто он, этот убийца, поэтому доказать что-либо будет невозможно когда бы то ни было, и вообще… за каким чертом все это нужно?
— Ты имеешь в виду, Гас, что тебя не волнует, кто убил Гэбриеля?
— Честно говоря, нет, не волнует. Я не был так уж убит горем, когда услышал о смерти поэта, и заинтересовался этим только потому, что здесь могла быть обнаружена связь со всем, что творилось на церковном дворе. Теперь я уверен, что это не так. Убийство — дело полиции. И меня это не касается.
Стефан посмотрел на него неодобрительно.
— Значит, ты собираешься предать это дело забвению?
— Конечно.— В голосе Мальтрейверса звучало удивление. — Ты просил меня приехать сюда, потому что беспокоился за Мишель. Мне удалось разобраться с этим, и убийство здесь ни при чем. Если хочешь узнать подробности, найми частного детектива… Ну, еще по стаканчику?
— С меня, пожалуй, хватит. — Стефан поднялся было, но остановился. — Много ли из услышанного я могу рассказать Веронике?
— Это тебе решать, — сказал Мальтрейверс. — Но Вероника в любом случае может не придать этому значения. Ты говоришь, что и раньше, когда ты проявлял беспокойство о Мишель, она не обращала на это внимания. Возможно, она поступит так же и теперь. На твоем месте я бы просто успокоился и посмотрел, что будет дальше. Если Мишель начнет приходить в норму, ты можешь позабыть об этом навсегда. Если же нет — придется заставить Веронику выслушать тебя. Но это уже твои семейные проблемы, дружище.
— Да-да, конечно! — Стефан неожиданно улыбнулся: — Я хочу поблагодарить вас обоих, мне следует извиниться. Вы не ожидали, конечно, что ваш приезд в Медмелтон будет таким, каким он оказался.
Тэсс рассмеялась:
— Последний раз когда я была в Девоне, то прямо умирала со скуки целую неделю. На этот раз по крайней мере было хоть интересно.
Тэсс подождала, пока Стефан подойдет к бару, ее губы едва шевелились.
— Когда ты лжешь, твои глаза меняют цвет, — заметила она.
— Неужели? Мне этого не видно. Насколько это заметно?
— Мне — очень даже, — ответила она. — Но я знаю тебя лучше других.
Мальтрейверс посмотрел в сторону бара.
— Но хоть лгал-то я убедительно?
— О да, — заверила его Тэсс. — Неужели ты не заметил на его лице облегчения?
— Да, он… ах, десять минут восьмого.
— Прости?
— Сейчас десять минут восьмого. Только что вошел педантичный мистер Флайт. Не смотри на него — он от этого дергается.
Тэсс преодолела порыв оглянуться, ее глаза были прикованы к бару, пока Флайт не попал в поле ее зрения.
— Это тот, который с собакой? Он кажется безобидным.
— Все они таковы, но за их банальной скучной внешностью таятся самые разнообразные отвратительные комплексы. В припадке смелости, думаю, этот человечек стал бы совершенно невыносим.
В столовой своего пасторского домика Бернард Квэкс приканчивал остатки запеканки с мясом и картошкой, оставшейся от вчерашнего вечера. Он никогда не менял рецепт ее приготовления, которому научила его когда-то мать. Квэкс отнес пустую тарелку на кухню. Его домашняя жизнь, как жизнь всякого вдовца, была мало упорядочена. А к его скудному рациону иногда добавлялись блюда, приготовленные участливыми прихожанами. Именно с этого все и началось с Урсулой — адюльтер с запеканкой из баранины. Если бы она не пошла на это, он бы сам?.. Стряхивая воду с тарелки перед тем, как поставить ее на полку, он почувствовал угрызения совести — будто ищет для себя оправданий, старается возложить вину на нее. Он презирал себя за эту нечестность. С грехом нельзя примириться. Она была у него не первая, и, если бы не она, наверняка был бы кто-то другой.
Квэкс вытер руки и прошел в гостиную, чтобы достать из стола протокол заседания Комитета реставрационного фонда. Следующие два часа он будет уважаемым пастором и председателем собрания, и его тайная вина и мука покажутся дурным сном. Когда он проходил через церковный двор, на котором уже сгущалась темнота, дул сильный ветер, и ветки деревьев скрипели так, будто готовы были вот-вот обломиться.
Пальцы Гилберта Флайта стиснули стакан, когда смех Мальтрейверса перекрыл болтовню окружающих в «Вороне». Флайт намеренно не смотрел вокруг, пока стоял на своем обычном месте, но в зеркало за баром ему было видно, как Тэсс бросала взгляды в его сторону. На первый взгляд они могли показаться случайными, но совершенно очевидно были преднамеренными. Рассказал ли кому-нибудь Мальтрейверс о его признании и теперь издевался над ним за спиной? Это — был уверен Флайт, — презренный, наглый и жестокий человек, наслаждающийся собственной силой. Вернувшись в Лондон, он будет болтать всем знакомым о человеке, которого встретил в Медмелтоне и который попался в его ловушку. И они будут смеяться над Гилбертом Флайтом и над всем, чего он достиг: над его значительностью, его постом, размеренностью его жизни, его слабостями и беспомощностью. Эта женщина теперь улыбается, ее наманикюренные пальцы откидывают назад блестящие рыже-каштановые волосы, она бессознательно демонстрирует свою красоту, держа себя со своим спутником высокомерно и дерзко.
А ведь Флайт не беспомощен, они его недооценили, решив, что знают его, но ошиблись. Он не позволит им разрушить все, чем он обладает. Период паники пережит им, и теперь приходит понимание, что делать дальше… И он сделает это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34