Девка исключается – она нас не видела, это факт. И вообще никто не видел. Вот чертов старик! Зря не сказал я о нем хозяину. Но ведь он сам приказал: „Не приходить, пока все не утихнет. В случае чего – ты в отпуске“.
«Вот и не пришел… И Сливяк не знает, что меня сцапали. Как бы ему сообщить?»
Корч не спеша записывает анкетные данные задержанного. Видит его старательно скрываемое беспокойство. «Чем дольше его выдержу, тем скорее расколется», – думает он про себя. На столе папка сдокументами. Корч передвигает ее так, чтобы Базяк мог прочитать на обложке свою фамилию. «Ага, заметил, – перехватывает он брошенный украдкой взгляд. – Ладно, подожду еще». Корч делает вид, что внимательно читает какие-то бумаги, затем роется в сейфе, что-то записывает. Листок с записями кладет перед собой.
– Итак, при каких обстоятельствах вы совершили нападение на женщину? – спрашивает он неожиданно. – Какую цель вы оба при этом преследовали?
«Узнали о Сливяке», – ахает про себя Базяк, мурашки бегут у него по спине.
– Не знаю, о каком нападении вы говорите, – произносит он неуверенно.
– Так. Значит, ты совершил несколько нападений?
Базяк явно растерян. «Влип», – проносится у него в голове.
– Никакого нападения я не совершал, – отвечает он решительно.
– Что ты делал утром пятого сентября?
– Точно не помню. Надо подумать.
– Отвечай быстро!
– Был дома.
– Что ты делал дома в такое время?
– Спал. Я в отпуске.
– Кто это может подтвердить?
– Мать.
– Мать весь день была дома?
– Нет, утром она уходит на работу.
– Кто еще тебя видел?
– Да вроде никто. Я же говорю – дома был.
– В котором часу из дома вышел?
– Не помню.
– Значит, все-таки выходил? Где встретился с приятелем? Что вы делали в полдень на Варшавской?
– Я там не был.
– А где вы с приятелем в это время были?
– Никакого приятеля со мной не было. – Базяк начинает обретать уверенность. – Это не я должен вам доказывать, что меня там не было, а вы, что я там был и совершил какое-то нападение!
– Всему свое время, – Корч по-прежнему спокоен и невозмутим. – Советую подумать и самому во всем признаться. – Отведите задержанного в камеру, – обращается он к милиционеру.
«Действительно, с уликами дела обстоят неважно, – прикидывает Корч. – Этот паршивец прав: я должен доказывать, что он там был. Ирэна их не видела. Остается один Кацинский. Свидетель, прямо скажем, не очень надежный. Защита сразу же выдвинет аргумент: алкоголик – с пьяных глаз померещилось. Но самое уязвимое место – мотивы. Ограбление – отпадает. Попытка запугать? Но тогда они должны были бы хоть что-то ей сказать. А может, и сказали, но она не расслышала? Не слышал ли Кацинский? Забыл его об этом спросить».
Этот вопрос следует выяснить еще до очной ставки. Корч решает пойти к старику вечером. Говоря по совести, ему хочется, пользуясь случаем, заглянуть и к девушке. «А вдруг она еще что-то вспомнит?» – ловит он себя на попытке отыскать для этого визита какой-то предлог.
У дома на Ясминовой толпа людей.
– Что случилось? – спрашивает Корч у ближайшего из зевак с чувством вспыхнувшей вдруг тревоги за Ирэну.
– Да ничего особенного. Пьянчуга вон с лестницы свалился, – отвечает тот безучастно.
Корч пробирается сквозь толпу. На лестничной клетке – неестественно скорченное тело. Кацинский. Корч склоняется над ним. Сомнений нет: Кацинский мертв.
ГЛАВА XVII
Старинные часы с кукушкой, украшающие витрину часовой мастерской, показывают шесть, когда Корч входит в расположенный поблизости ресторан «Новый». В ресторане сегодня людно. Все столики заняты. В окна сыплет мелкий дождь, прогнавший с озера гуляющих, и сейчас здесь собралась чуть ли не вся заборувская элита.
Корч видит немало знакомых лиц. Поначалу у него появляется даже желание повернуть обратно: опять словно на вилке любопытных взглядов. Но только в «Новом» можно в это время съесть что-нибудь горячее, а он устал и голоден. Обводит зал внимательным взглядом, отыскивая свободный столик. В этот момент один из них как раз освобождается, правда, у самого входа на кухню, но ему это неважно. Он не собирается здесь засиживаться. Лишь бы что-нибудь съесть…
С утра во рту у него не было маковой росинки. День выдался трудный. Смерть Кацинского, единственного свидетеля нападения на Ирэну, как бы автоматически лишала всякой возможности доказать участие Базяка в нападении и выяснить его мотивы. Разве что сам Базяк решит признаться и выдать своего сообщника. Но на это рассчитывать трудно. На допросе он категорически все отрицал. Шансы на то, что он вдруг одумается, невелики. «Вероятно, – прикидывает Корч, – он понял, что в руках у нас нет никаких доказательств, кроме свидетельских показаний Кацинского. А теперь нет и этого доказательства». Корч опросил вчера жителей дома на Ясминовой. Сведений – кот наплакал. Кто-то слышал крик и шум, кто-то, возвращаясь домой, видел со спины фигуру мужчины, поднимавшегося вверх по лестнице. Только фигуру, вернее даже силуэт, поскольку на лестнице было темно: неделю назад перегорела лампочка. Дворник живет во флигеле и в дом заглядывает редко. Он работает еще где-то по совместительству и, кроме того, имеет в деревне земельный участок. Одним словом, дворник в доме не был целую неделю, и на лестнице по-прежнему темень. По вечерам карабкаться по ней приходится чуть ли не ощупью.
– Кто бы мог подумать, что случится такое несчастье, – оправдывался дворник, вызванный работниками милиции. – Наверно, опять напился, – поясняет он тоном человека, хорошо осведомленного о подноготной своих жильцов. – Разве тут за всеми углядишь…
Он говорил что-то еще долго, нудно и не по существу, но Корч его уже не слушал. Подгоняемый тревогой (а вдруг дело не ограничилось Кацинским), он поспешил к Ирэне Врубль. Ясика дома не оказалось, дверь открыла сама Ирэна. Неожиданный визит Корча застал ее врасплох, а известие о смерти Кацинского буквально потрясло. Слезы градом катились по ее похудевшему лицу.
Кацинский заходил к ней часа два назад, справлялся о здоровье и собирался потом идти в магазин за продуктами. Спрашивал, не надо ли купить что-нибудь и ей. Она поблагодарила. Ясик все уже купил. Кацинский ушел и пообещал заглянуть вечером. После его ухода к ней в квартиру никто не звонил и не стучался. Никого из посторонних она не видела.
Корч вздохнул с облегчением. Ведь избиением дело могло не ограничиться. Хотя, конечно, Базяк арестован, но его сообщник… Корч взял у Ирэны обещание никого постороннего ни под каким видом в квартиру не впускать и сбежал вниз – ему надо было присутствовать при осмотре места происшествия.
Осмотр трупа произвел, довольно, впрочем, поверхностно, врач ближайшей поликлиники. Только его и удалось отыскать. По мнению врача, никаких следов насилия на трупе не было, а ушибы и телесные повреждения, вызвавшие смерть, вероятнее всего результат падения с лестницы. Упасть же с нее пара пустяков: крутая, с высокими деревянными стертыми ступенями и скользкими шаткими перилами: несчастный случай здесь вполне возможен, даже если по этой лестнице поднимался трезвый человек. «А был ли Кацинский пьян?» Рядом с его телом валялась разбитая бутылка из-под водки. Алкоголем пахла одежда, но изо рта запах спиртного не чувствовался. «Ирэна Врубль утверждала, что Кацинский был трезв. Возможно, он только купил водку и нес бутылку домой, когда на него напали и сбросили с лестницы?»
Однако для подтверждения такой версии не находилось никаких убедительных доказательств. Не дал их тщательный осмотр комнаты и лестницы. В комнате не видно было никаких следов борьбы или насилия. Все вещи стояли на прежних своих местах, как и в тот раз, когда Корч приходил сюда для беседы с Кацинским. Замеченная якобы кем-то из жильцов фигура незнакомого человека могла оказаться плодом воображения или ошибкой – в темноте не так уж трудно ошибиться. Нельзя исключать и того, что набивавшийся в свидетели просто хотел привлечь, к себе особый интерес – в Заборуве, где каждое такого рода событие становилось сенсацией, любой свидетель, что-то видевший или слышавший, сразу делался центром повышенного и всеобщего любопытства. Одним словом, рассказ о каком-то «незнакомце» вполне мог оказаться досужим вымыслом. Хотя, конечно, нельзя исключить, что кто-то приходил за Кацинским и, поджидая его, укрывался на лестнице. «Но почему именно за Кацинским? Версия „заткнуть рот“ свидетелю маловероятна, если принять во внимание, что Базяк арестован, а информация о ходе следствия и выявленных им обстоятельствах не может просочиться сквозь стены милиции».
Впрочем, в этой дыре все как-то «просачивается». Можно допустить, что задержание Базяка не прошло незамеченным и весть эта широко разнеслась по городу, дойдя до ушей его сообщника. Тот сразу сообразил, откуда грозит опасность. Он ведь тоже видел Кацинского и понимал, что только Кацинский, единственный свидетель, может представлять для них обоих реальную угрозу. Если Базяк задержан, значит, на него указал Кацинский. В любой момент он может указать и на второго, дав обличающие его показания. Следовательно, надо заткнуть ему рот. Предположим даже: сообщник Базяка уверен, что Кацинскому неизвестны их фамилии, но он не может не считаться с вероятностью того, что тот запомнил их лица и при очной ставке их опознает. «Да, похоже, Кацинский запомнил их лица, – может размышлять сообщник Базяка, – хорошо запомнил. Руководствуясь нарисованным им словесным портретом, милиция почти сразу вышла на Базяка. Следовательно, и второй портрет может оказаться не менее точным».
Собственно, только «портретный» путь теперь и оставался. Все сотрудники милиции получили словесный портрет и приказ начать розыск человека с описанной внешностью. Занялся этим и сам Корч. Действовать надо было немедля. Без установления сообщника практически не оставалось шансов изобличить Базяка. Времени в обрез. При сложившейся ситуации через сорок восемь часов его придется освободить, поскольку прокурор не даст санкции на арест. Выйдя же на свободу, он войдет в контакт с сообщником, и вместе они заметут все следы, которыми пока еще можно воспользоваться. Итак, на счету каждая минута. Корч проводил десятки бесед. И все впустую: два варианта навели на ложный след, а одно показание, что человека примерно описанной внешности видели в ближайшем мотеле, оставалось пока непроверенным.
Этот мотель, укрывшийся в лесу, служил, как выяснил Корч, прибежищем для любителей выпить вдали от чужих глаз или провести ночь с девицей.
Корч отправился туда на служебной машине.
Хозяин мотеля внимательно изучил словесный портрет и, возвращая его Корчу, довольно уверенно заявил:
– Да, похожий на этого человек у нас бывает, только в действительности он, пожалуй, значительно старше. Наезжать к нам с девицей стал примерно с середины прошлого года. Вот, пожалуйста, поищите, – протянул он Корчу регистрационную книгу. – Ах, вы не знаете фамилии? Ничего страшного. Мы регистрируем и адреса постоянного места жительства.
Без особой уверенности Корч начинает листать книгу регистрации постояльцев. «Где гарантия, что этот тип вообще зарегистрировался? Кроме того, он мог назвать вымышленные имя и место жительства. Сунул администратору „красненькую“ – и никаких забот. Однако поискать все-таки следует».
Перелистывая страницы регистрационной книги, Корч натыкается на фамилию Валицкого. Встретились имена и еще нескольких заборувских нотаблей. Корч старательно выписал все знакомые фамилии и даты визитов. На странице, датированной пятнадцатым сентября прошлого года, снова фамилия Валицкого. «Пятнадцатое сентября… – Эта дата что-то ему напоминает. Но что? Ах да! День смерти Ежи Врубля! Но ведь Валицкий показал, что пятнадцатого сентября около двадцати двух часов видел Врубля распивавшим водку с каким-то неизвестным».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25