Опять из воеводства, потом из Варшавы. Не отставал и Заборув. Звонил то один, то другой… Все местное начальство.
– Кароль, подумай, что ты делаешь. Зачем арестовал людей? Здесь или какая-то ошибка, или фальсификация… Корч вводит тебя в заблуждение. Не может быть, чтобы эти люди…
Земба отбивался, как кабан от волчьей стаи. Огрызался направо и налево. Объяснял, убеждал. Ни на что другое у него не оставалось времени. В разговорах все чаще стали звучать более или менее завуалированные угрозы. А кое-кто и прямо заявил ему, что он не оправдал доверия и придется из этого сделать соответствующие выводы.
Все эти наскоки и давление вызвали, однако, реакцию, прямо противоположную ожидаемой. Земба вместо того, чтобы пойти на попятную, уперся и, убежденный в своей правоте, не собирался ни на шаг отступать. Более того. Он не уставал себя корить за то, что своевременно не разобрался в обстановке. Вместе с прокурором готовил обвинительное заключение. Тома дела все пухли и пухли. В милицию приходили с заявлениями все новые люди. Плотина страха и молчания рухнула.
И тут последовал удар: Раницкий получил указание передать все материалы следствия в воеводское управление для проверки обоснованности обвинений.
– Боюсь, что у нас отберут это дело, – признался он Зембе. – А потом… сам знаешь – всякое может случиться.
Да. Земба это знал. Нужно было действовать. Безотлагательно. Пока не принято окончательное решение.
И Земба прибег к последнему средству. Он решил ехать в Варшаву. К Янковскому. Во время войны Янковский был командиром отряда, в котором служил Земба. Теперь имя этого человека часто появлялось на страницах газет. О нем писали, на его высказывания ссылались и неизменно с данью заслуженного уважения.
«Если уж он не поможет… Да помнит ли он меня?» – терзался Земба.
Он его помнил. Пригласил приехать. И вот Земба в Варшаве, в парадном мундире, с орденскими планками боевых наград, несколько смущенный предстоящей встречей.
…В приемную Земба прибыл точно в назначенный срок. И вот теперь ждет беседы не без душевного волнения. «Возьмется ли? У него и без того дел хватает…»
Дверь кабинета распахивается неожиданно. Выходят какие-то люди, за ними в дверях – Янковский.
– Здравствуй, дружище! – Приветственным жестом он протягивает навстречу Зембе обе руки.
Сердечное рукопожатие, и Земба в кабинете. После взаимных расспросов и воспоминаний Земба переходит к приведшему его сюда делу. Янковский слушает внимательно, не перебивая, временами хмурится, что-то записывает в блокнот. Потом, когда Земба умолкает, он на мгновение задумывается и медленно говорит:
– Ладно, возвращайся к себе.
– Поможете? – в голосе Зембы тревога.
– Не беспокойся. Поможем. Дело серьезное и случай далеко не частный…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Кароль, подумай, что ты делаешь. Зачем арестовал людей? Здесь или какая-то ошибка, или фальсификация… Корч вводит тебя в заблуждение. Не может быть, чтобы эти люди…
Земба отбивался, как кабан от волчьей стаи. Огрызался направо и налево. Объяснял, убеждал. Ни на что другое у него не оставалось времени. В разговорах все чаще стали звучать более или менее завуалированные угрозы. А кое-кто и прямо заявил ему, что он не оправдал доверия и придется из этого сделать соответствующие выводы.
Все эти наскоки и давление вызвали, однако, реакцию, прямо противоположную ожидаемой. Земба вместо того, чтобы пойти на попятную, уперся и, убежденный в своей правоте, не собирался ни на шаг отступать. Более того. Он не уставал себя корить за то, что своевременно не разобрался в обстановке. Вместе с прокурором готовил обвинительное заключение. Тома дела все пухли и пухли. В милицию приходили с заявлениями все новые люди. Плотина страха и молчания рухнула.
И тут последовал удар: Раницкий получил указание передать все материалы следствия в воеводское управление для проверки обоснованности обвинений.
– Боюсь, что у нас отберут это дело, – признался он Зембе. – А потом… сам знаешь – всякое может случиться.
Да. Земба это знал. Нужно было действовать. Безотлагательно. Пока не принято окончательное решение.
И Земба прибег к последнему средству. Он решил ехать в Варшаву. К Янковскому. Во время войны Янковский был командиром отряда, в котором служил Земба. Теперь имя этого человека часто появлялось на страницах газет. О нем писали, на его высказывания ссылались и неизменно с данью заслуженного уважения.
«Если уж он не поможет… Да помнит ли он меня?» – терзался Земба.
Он его помнил. Пригласил приехать. И вот Земба в Варшаве, в парадном мундире, с орденскими планками боевых наград, несколько смущенный предстоящей встречей.
…В приемную Земба прибыл точно в назначенный срок. И вот теперь ждет беседы не без душевного волнения. «Возьмется ли? У него и без того дел хватает…»
Дверь кабинета распахивается неожиданно. Выходят какие-то люди, за ними в дверях – Янковский.
– Здравствуй, дружище! – Приветственным жестом он протягивает навстречу Зембе обе руки.
Сердечное рукопожатие, и Земба в кабинете. После взаимных расспросов и воспоминаний Земба переходит к приведшему его сюда делу. Янковский слушает внимательно, не перебивая, временами хмурится, что-то записывает в блокнот. Потом, когда Земба умолкает, он на мгновение задумывается и медленно говорит:
– Ладно, возвращайся к себе.
– Поможете? – в голосе Зембы тревога.
– Не беспокойся. Поможем. Дело серьезное и случай далеко не частный…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25