- Очень редко.
- Вообще в институте или именно у Кубраковой? Когда последний раз они
виделись?
- За день до ее отъезда в Германию. Он буквально поймал Елену
Павловну на улице возле института, мы уже с нею шли домой. Хотел о чем-то
поговорить, но она спешила и сказала, что после ее возвращения. Второй раз
пришел, когда она была в Германии, справлялся, не вернулась ли еще.
- Не была связана Кубракова с Вячиным какими-нибудь институтскими
делами? - он достал из кармана листок календаря. Видите - "Вячину". Это ее
рукой написано?
- Ее. По-моему, Елена Павловна никаких дел с кооперативом Вячина не
имела. Хотя утверждать не берусь.
- Вы не знаете, в каких кооперативах Лагойда и Назаркевич?
- Кажется, вместе с Вячиным.
- Спасибо, Светлана Васильевна, - поднявшись, Скорик направился к
двери.
- Что же все-таки случилось с Еленой Павловной? - робко спросила
Света.
- Пытаемся понять, - ответил он, глядя ей в глаза. - У вас красивые
волосы, - улыбнулся Скорик, уводя собеседницу от расспросов.
- А что хорошего? Рыжие. В школе дразнили.
- Это от зависти... До свидания...
Поднявшись этажом выше, он прошел по длинному коридору, отыскивая
комнату N_27. Постучавшись, вошел. Небольшой кабинетик, скорее каморка с
одним столом, два стула и дешевый фанерный шкаф с выбитым стеклом,
заполненный какими-то бумагами, папками. За окном хозяйственный двор
института.
Лагойда предложил сесть.
- Юрий Игнатьевич, вы с Назаркевичем в одном кооперативе?
- Да.
- У Вячина?
- Да.
- Что производит "Астра"? - Скорику показалось, что Лагойда удивился,
когда он произнес название кооператива. Проявил эту осведомленность Скорик
умышленно.
- Много хороших вещей, - и Лагойда перечислил.
- Вы давно знакомы друг с другом?
- Давненько.
- Друзья?
- Ну как сказать... Вроде приятели, - Лагойда был в сиреневой
сорочке, рукава закатаны, сильные руки поросли до локтя светлыми волосами.
Во время разговора он поглаживал правой рукой левую, порой обнажая под
волосами красивую татуировку - попугая, сидевшего на кольце. Заметив
взгляд Скорика, накрыл попугая ладонью. - Баловство.
Это была не мальчишеская неумелая татуировка, а исполненная
профессионалом.
- Вы не знаете, когда Назаркевич вернулся из Богдановска: в тот же
день или на следующий? - спросил Скорик.
- Вот этого не знаю.
- У Вячина в кооперативе есть телефон?
- Телефон-то есть, только самого Вячина нет. В командировке.
- Где?
- В Польше.
- Давно уехал? Надолго?
- Уехал... - Лагойда задумался, - по-моему, в прошлый четверг.
Завтра-послезавтра должен вернуться.
- Как думаете, Юрий Игнатьевич, кто может занять место Кубраковой?
- Это уж не моя забота! Не вникаю.
- Я в том смысле, что кто-нибудь лелеял такую мечту?
- Мое дело - энергетическое хозяйство, а в сферы Кубраковой я носа не
совал, мне это, как говорят, до одного места.
- До лампочки? - подмигнул Скорик.
- Можно и пониже.
- Раз так, тогда и закончим.
- Я провожу вас.
- Спасибо, не надо. Я найду дорогу...

Около пяти вечера Скорик позвонил на квартиру Кубраковым. Трубку взял
брат:
- Можете приезжать. Я подготовил маму. Только вы постарайтесь без
особого усердия. Сами понимаете ее состояние, - не стесняясь, предупредил
он.
- Постараюсь. Я ведь к вам не в гости с балалайкой собираюсь, - в тон
ответил Скорик.
- Понятно, понятно. Приезжайте...
Скорик увидел то, что и ожидал в этом доме, построенном в начале
века: большие комнаты, потолки почти четыре метра, в углах изразцовые печи
с подведенным газом, высокие окна с овальными фрамугами.
Кубраков усадил его на стул, сказал:
- Посидите, я позову маму.
- Одну минутку, Александр Павлович, - остановил его Скорик. - Я не
собираюсь делать обыск, просто хочу осмотреть комнату Елены Павловны,
письменный стол и задать несколько вопросов вашей маме. Не исключаю, что
мне еще раз придется наведаться в комнату Елены Павловны для более
тщательного осмотра, - избежал он слова "обыск". - Я предварительно
позвоню.
- Нас здесь не будет. Я забираю маму к себе в Сокирцы, пусть поживет
у меня какое-то время. Я дам вам ключи от квартиры, ключи сестры.
- Доверяете? - улыбнулся Скорик, стараясь расположить хозяина к
непринужденному разговору.
- У нас воровать нечего.
- А если мне надо будет что-нибудь изъять? Без вас и понятых не
смогу.
- Позвоните мне в Сокирцы заранее, я приеду.
- Куда звонить?
- Я райвоенком в Сокирцах.
- Александр Павлович, ваша сестра умела плавать?
- Очень хорошо. Она ведь родилась на Волге, в Саратове...
- Как зовут вашу маму?
- Ольга Степановна.
- Пожалуйста...
Седая, с бледным осунувшимся лицом, в длинном байковом халате, она
показалась Скорику сейчас много выше, нежели тогда, на кладбище. Села
напротив, положив белые старческие руки на стол, сцепив пальцы, но дрожь в
них унять не могла.
- Ольга Степановна, простите мое вторжение, но что поделать, - такая
служба, - начал Скорик. - Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Она согласно кивнула.
- Ольга Степановна, не жаловалась ли вам Елена Павловна в последнее
время, что кто-то ей угрожает или преследует?
- Нет. Ее нельзя было преследовать. Она была добрый отзывчивый
человек и никому плохого не могла ни пожелать, ни сделать, - тихо сказала
старуха.
- Не была ли угнетена чем-нибудь?
- Нет. Наоборот. Из Германии Леночка вернулась веселая,
возбужденная... Вы считаете, что ее убили? - спросила вдруг.
- Ничего определенного сказать пока не могу. Но постараемся
докопаться до истины, - шаблонных фраз было не избежать. - Ольга
Степановна, у вас лично нет подозрений в отношении кого-либо?
Она долго молчала, потом произнесла:
- Мне всегда был неприятен Назаркевич, хотя я никогда его не видела.
Но Леночка говорила, что все неудачники неврастеники. Она считала его
неудачником, и полагала, что он когда-нибудь сорвется.
- Что она имела в виду?
- Не знаю.
- В Богдановск Елену Павловну отвозил Назаркевич. Вернувшись, он не
позвонил вам, что Елена Павловна осталась там еще на день, может передал
какие-нибудь ее слова?
- Нет. Он вообще сюда никогда не звонил.
- Я могу осмотреть комнату Елены Павловны?
- Идемте, - встал сидевший все время молча Кубраков. - Ты иди к себе,
мама, ложись...
Комната Кубраковой скорее напоминала коридор - длинная, с одним
окном. Изразцовая печь. В углах потолков залегли пыльные тени. На темном
скрипучем паркете лежал затертый, грязно-зеленого цвета ковер. Тахта,
простой платяной шкаф, стул у письменного стола, на стене потускневшее
зеркало. Впечатление такое, что это - случайное жилье, что большую часть
времени обитатель проводит вне стен.
Присутствие Кубракова сковывало. И все же Скорик довольно скрупулезно
перебрал бумаги на столе. Но и здесь, как и в кабинете Кубраковой в
институте, - ничего личного, все служебного свойства. Хотелось порыться в
ящиках письменного стола, но Скорик решил сделать это в спокойной
обстановке, когда Кубраков с матерью уедут в Сокирцы. Перекидной календарь
он все же решил полистать. Нашел только одну интересную для себя запись:
на страничке за 20-е мая было написано рукой Кубраковой "Вячину".
"Календарь надо будет потом изъять официально", - подумал Скорик и сказал:
- У меня все, Александр Павлович.
Кубраков проводил его до двери, вручил ключи...

16
Верно говорят: одной рукой узел не завяжешь, поэтому не следующий
день в кабинете криминалистики у Войцеховского они собрались вчетвером:
Войцеховский, Агрба, Скорик и Щерба. До этого Скорик успел побывать у
Кубраковых, застал их уже садившимися в машину. Он показал им очки,
привезенные Джумой. Мать и брат опознали их, Елена Павловна привезла их из
Италии, заплатила большие деньги. На вопрос Скорика, какое зрение было у
Елены Павловны, мать сказала, что дочь очками пользовалась только при
чтении и во время работы, обычно же очков не носила, левое стекло +4,5
диоптрии, правое +5. На обратном пути Скорик заехал в "Медтехнику". Там
проверили и подтвердили: левое стекло +4,5, правое +5. И еще восхитились
оправой, такой никогда не видели, суперновая, на руках потянет тысячу
рублей, заверили, что в систему "Медтехники" такой товар не поступал...
- В нашем городе только Кубракова ездила в Италию, - иронично заметил
Щерба.
- Но стекла-то - ее! +4,5 левое и +5 правое!
- Хотите, я найду вам сколько угодно людей с подобным зрением, - не
унимался Щерба.
- Ну нельзя же так, Михаил Михайлович! Если будем все время ставить
себе такие препоны, никогда не выберемся на дорогу! - раздражался Скорик.
- Ладно, сделаем допущение, очки на том месте потеряла Кубракова.
Странная она женщина: попала в Богдановск, а оттуда пешком перла к обрыву
15 километров, чтобы почитать эту книгу, газету или еще что-нибудь.
Достала очки, почитала, очки выбросила и ушла? Глупость! Ну а если по
логике? Там у обрыва ей срочно потребовалось что-то прочесть. Согласитесь,
что такие очки без футляра не носят. Значит, она достала из сумки футляр,
вынула очки, футляр положила в сумку, прочитала нечто. И тут почему-то
выронила очки. А футляр исчез вместе с сумкой. Что в ней было еще, мы не
знаем. Но это не похоже на ограбление: часы "Сейко" с нее не сняли. Итак,
ей пришлось что-то срочно прочесть. Если бы это было у нее с собой, она
могла прочитать и раньше - в Богдановске, в машине, по дороге к обрыву, а
не ждала бы пока окажется именно там.
- А может быть ей в том месте как раз и дали это чтиво, - сказал
Агрба.
- К этому я и веду, - подтвердил Щерба.
- Она не пришла туда пешком, ее привезли, - Агрба посмотрел на
Войцеховского.
- Замеры колеи, которые ты сделал, укладываются только в одно - это
"Жигули", - сказал Войцеховский.
- С шоссе к обрыву водитель съехал там, где стоит знак "правый
поворот запрещен", - напомнил Агрба.
- Ну, в пустынном месте кто не нарушит, - заметил Скорик.
- И все же рисковал. Гаишники там бывают. Недалеко поворот в
заказник, куда въезжать вообще нельзя, но любителей жарить шашлыки и
возить баб хватает. ГАИ любит там за ними охотиться, - сказал Агрба.
- Водитель мог не знать, - сказал Щерба.
- Не думаю, - сморщился Агрба. - Если он знал это пустынное место и
обрыв, значит бывал в этих краях.
- Рисковал, но нарушил, потому что уж нужно было к обрыву? - Щерба
обвел взглядом всех. - Согласимся. Поехали дальше, Виктор Борисович, -
обратился Щерба к Скорику.
- Кубракова была очень хорошей пловчихой, так что, если бы она упала
в реку или ее столкнули... - начал Скорик.
- Понятно, - оборвал Щерба. - Ее столкнули, когда она была в
бессознательном состоянии? Но ведь случаев насилия, предшествовавших этому
нет, - резюмировал Щерба. - Что скажете?
- Никаких бумажек, писем, записок, что говорило бы о самоубийстве, я
не нашел. Она была одержима работой. Особенно последнее время, после
возвращения из Германии. Какой-то контракт с немцами. Была увлечена этим,
- продолжал Скорик. - Чего вдруг самоубийство? Человек прагматичный, с
очень устойчивой психикой... Кстати, возник новый персонаж.
- Кто такой? - спросил Щерба.
Скорик рассказал о надписях на листках календарей и прочее, что узнал
о Вячине.
- Да, вспомнил он, - знаете, кто работает ночным вахтером в
институте? Человек, который в 1945-ом был осужден за пособничество немцам
в Богдановске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33