- Да... то есть нет.
- Так да или нет?
- Нет.
А вот Огановский уверяет, что если бы вы там были, не увидеть друг
друга вы не могли.
- Почему? - лицо и шея Жадана покрылась красными пятнами.
- Экспозиция развернута так, что знакомые люди обязательно увиделись
бы. И народу в тот день было мало - десять-пятнадцать человек. Но и это
еще не все. Чаусов изменил свои показания: он заявил, что не был там с
вами в тот день. Хотите очную ставку с ними - Огановским и Чаусовым?
- Как не был?! Мы же... Что же теперь?! - он растерянно заерзал на
стуле. - Что же он!..
- Вы хотите сказать, что вы с ним договорились, а теперь он умыл
руки.
- Этого не может быть! - взвизгнул Жадан.
- Всякое может быть, Святослав Юрьевич.
- Сволочь он! Что же я теперь... В какое положение...
- В плохое. Так были вы на выставке мебели в тот день или не были?
- Ну не был, не был!
- Зачем же врали?
- Так получилось, случайно... шутя получилось...
- А где вы были?
- Дома сидел! Весь вечер!
- Это плохое алиби. Кто может подтвердить, что вы сидели дома?
- Никто.
- Это совсем плохое алиби.
- Так что же мне делать?
- Говорить правду.
- Да правду я говорю, поверьте!
- Трудно мне вам теперь верить.
- И что же будет? - тихо спросил Жадан.
- То, что и должно быть...

"Что-то проклюнулось или я увязаю? - подумала Кира после ухода
Жадана. - Их новые версии алиби придется проверять, с Чаусовым проще, с
Жаданом сложнее..." И еще она вспомнила намек Долматовой на хромого
Пестерева. Его алиби вообще очень трудно проверить. Ехать в Белоруссию
искать его напарников по байдарочному путешествию по Днепру? Как
зацепиться за Пестерева, Кира понятия не имела. Никаких зацепок!

Жадан понесся к Огановскому в мастерскую. Тот стоял у раскрытой
фигуры всадника. Руки Огановского были в глине. На звук открывшихся ворот
он оглянулся.
- Ты чего прискакал? Я работаю. У меня неприемное время, - сказал
Огановский, продолжая шлепать по мокрой глине.
- Ты подумай, какая сволочь! - крикнул Жадан. - И захлебываясь,
рассказал, что произошло. - Мы же с ним шутя, как в игре, придумали себе
алиби! Я ей соответственно и наврал!
- Врать нельзя, мужик. Этому в детсадике еще учили, - равнодушно
сказал Огановский. - Теперь она не будет верить ни одному твоему слову. Не
с той ноги, брат, плясать пошел.
- Конечно не будет верить! И я бы не поверил!
- А может и вправду вдвоем вы и пристукнули Гилевского?
- Пошел ты! А может это ты! Говоришь, был на выставке мебели? А кто
тебя там видел? То-то! Если она начнет тебя потрошить, как ты докажешь,
что ты там был?!
- Слушай, Славка, я занят, ты мне мешаешь. Заходи вечером на чашку
чая, большего ты не заслуживаешь сегодня, поговорим, - он повернулся
спиной к Жадану, вытирая тряпкой руки.

12
Паскалова, Джума Агрба и Войцеховский сидели в кабинете Щербы.
Кира закончила свое сообщение о последних событиях.
- Почему Чаусов так заинтересован в содержимом пакета Диомиди? -
спросил Щерба.
- Он говорит, что, возможно, кроме переписки, существует дневник, в
нем могут быть указания, кому Диомиди когда-либо продал не
каталогизированные свои изделия, кому подарил, их названия, что в частных
коллекциях. Было бы хорошо, дескать, известить мир, что существуют еще
работы Диомиди, которые надо внести в каталог.
- Понятно. Теперь с новым алиби Чаусова и Жадана. С Чаусовым проще.
Отправляйтесь к этой даме - Непомнящей. Он, по его словам, провел у нее
почти четыре часа. Брал несколько раз в руки бутылку коньяка "Десна",
аудиокассету с пением Иглесиаса, видеокассету "Путь Карлито". И все в этот
день. Не раньше, не позже. Где-то же он "пальцы" оставил!
- С тех мест, где он точно мог оставить "пальцы", будучи у женщины,
мы их снять не сможем, - засмеялся Войцеховский.
- Увы! - хмыкнул Щерба. - Джума, пойди, пожалуйста, к Непомнящей
вместе с Кирой Федоровной, подсоби ей.
- Произвести выемку кассет и бутылки? - спросила Кира.
- Непременно. Но с чем мы сравним - вот вопрос.
- У меня есть стакан, из которого Чаусов пил воду, - ответила Кира.
- Умница! Идите, и без "пальцев" Чаусова не возвращайтесь. За Жадана
возьметесь потом.
- Вам так хочется подтвердить алиби Чаусова? - усмехнулся
Войцеховский.
- Мне хочется знать, кто убил Гилевского... Да, Кира Федоровна,
проверьте, был ли в тот день муж Непомнящей в командировке. Ты, Джума,
попробуй зацепиться за Пестерева. По сюжету тоже не последняя фигура.
В это время зазвонил телефон. Щерба снял трубку.
- Слушаю. Щерба. Кто, кто? Следователь Паскалова у меня. Передаю ей
трубку. - И обращаясь к Кире, сказал: - Директор музея по вашу душу.
Кира поняла, что-то стряслось, не стал бы Ласкин, деликатный человек,
обзванивать прокуратуру, чтобы разыскать Киру.
- Это Паскалова, Матвей Данилович, - сказала она.
- Произошло нечто невероятное, - взволнованно произнес Ласкин. - Я
очень бы хотел, чтобы вы приехали, если можно.
- Хорошо, минут через сорок. Терпит?
- Да. Жду вас.
- Что-то там стряслось, - сказала Кира Щербе. - Просит приехать.
- Поезжайте. Составь компанию Кире Федоровне, Джума, - попросил
Щерба, - на всякий случай.
- Я тоже поеду, - произнес Войцеховский.
- Буду очень рада, - сказала благодарно Кира.

Ласкин ждал их у себя в кабинете. Он, правда, не ожидал, что вместо
одной Киры заявятся трое и несколько растерялся.
- Что случилось, Матвей Данилович? - спросила Кира.
- Когда я куда-нибудь уезжаю, моя секретарша сохраняет мне все
газеты: "Литературку", "Известия" и нашу местную "Городские новости", -
начал он несколько торжественно. - Сегодня я выбрал время, чтобы
просмотреть всю пачку, что-то оставить для прочтения, остальные выбросить.
И вот номер наших "Городских новостей", - воздел он руку с газетой, - где
опубликована фотография покойного Модеста Станиславовича и небольшое
интервью с ним с связи с его намечавшейся и такой престижной для нас
поездкой в США. Когда я увидел фотографию, я пришел в ужас. Полюбуйтесь, -
протянул он Кире газету.
Она развернула ее во всю полосу. В левом верхнем углу фотоснимок:
высокий лысый человек стоит на пороге кабинета.
- Что же вы увидели здесь необычного? Это, что не Гилевский? -
спросила Кира.
- Нет, это именно он! Но что за ним, вглядитесь?!
- Комната. Слева сейф.
- Какая вы невнимательная, - огорчился Ласкин. - Сейф, сейф-то
приоткрыт. Щель почти с ладонь! Каким образом, как, кто?! Ведь второй ключ
у меня!
Только теперь Кира поняла, что так взволновало Ласкина:
действительно, дверь сейфа была приоткрыта сантиметров на шесть-семь. Кира
передала газету Войцеховскому.
- Давайте пройдем в кабинет к Гилевскому, - предложил Войцеховский. -
Возьмите двух сотрудников. Матвей Данилович, нужны понятые...
- Он был заперт и тогда, когда мы осматривали кабинет в день
убийства, я даже подергала ручки - заперт, - сказала Кира.
- Вы знаете, что там должно быть? - спросил Войцеховский у Ласкина.
- Разумеется! На память помню.
- Кира Федоровна, второй ключ у вас? - спросил Войцеховский.
- У меня.
- Тогда давайте откроем сейф.
С помощью двух ключей отперли дверь, открыли ее, тяжелую, массивную.
Ласкин заглянул. Начал перечислять:
- Это скифские ушные подвески из золота с камнями. Ценность их в
камнях. Нигде, никому, никогда они не попадались больше, словно природа
один раз продемонстрировала их мастеру полторы тысячи лет назад и затем
упрятала навсегда. Дальше. Это - декоративная булава - серебро, золото,
драгоценные камни, подарок Сигизмунда одному из гетьманов. Пояс, IX век,
выполнен из золотых пластин, покрывающих кожу, на бирюзовых камнях золотом
арабские письмена. Два серебряных женских браслета, XI век, с черным
жемчугом. И, наконец, константинопольская панагия VIII век, уникальная
эмаль, по периметру бриллианты, по три карата каждый. Все на месте, -
закончил Ласкин.
- Вы уверены? - спросила Кира.
- Все, что в описи, а эту опись я знаю на память.
- Вы часто заглядывали в сейф? - спросила Кира.
- Почти никогда. Раз-два в год. В этом не было нужды. Часто лезть в
него значило бы выразить недоверие Гилевскому, обидеть его.
- А сюда, в кабинет, часто заходили?
- При необходимости. Два-три раза в месяц... Что же преступник искал
здесь? Странно, ничего не похищено!
- Этого мы еще не знаем, - ответила Кира.
Между тем Войцеховский думал: "Когда Паскалова осматривала тогда
кабинет, с нею не было никого, кто бы часто имел возможность входить к
Гилевскому и помнить, что, где лежит". Войцеховский обратился к Ласкину:
- Матвей Данилович, внимательнейшим образом осмотрите все вокруг, что
сдвинуто, перемещено, переставлено местами, чего не хватает на письменном
столе, на этажерке, где пишущая машинка, в общем все.
Ласкин осматривал кабинет, двигаясь от предмета к предмету. Постоял у
письменного стола, словно обшаривал его глазами: перекидной календарь,
стопка чистой бумаги, высокий пластмассовый стакан с карандашами и
шариковыми ручками, настольные часы в махоневой оправе, телефон, рядом
телефонный справочник.
- Не хватает пустяка, топора, - вдруг сказал он.
- Какого топора? - удивленно спросила Кира.
- Сейчас, одну минуточку, - он быстро вышел из кабинета, они слышали
его шаги, торопливо удалявшиеся вниз по лестнице. Вскоре он вернулся,
разжал кулак. На ладони лежал клинообразный четырехгранный
плохошлифованный камень. - Это топор далеких наших предков, - сказал
Ласкин. - Каменный век. Он привязывался к палке-рукоятке и им орудовали.
Нам после раскопок на Селикатовском городище досталось шесть штук таких.
Пять пошло в экспозицию. Один взял себе Гилевский. Видите зарешеченное
окно? Летом из-за духоты Гилевский держал окно распахнутым, а чтоб ветер
не сдувал бумаги, клал сверху такой топор. Вот его-то и нет на столе.
Кира и Войцеховский поочередно разглядывали древнее орудие быта и
охоты.
- Я могу взять это, не оформляя выемку? - спросила Кира у Ласкина. -
Как вещественное доказательство именно этот топор мне не нужен, я не буду
приобщать его к делу, а через какое-то время я вам его возвращу.
- Пожалуйста, конечно, - кивнул Ласкин...

Пока Кира, Войцеховский и Ласкин беседовали, Джума из кабинета
углубился в полумрак хранилища фондов. Стеллажи, стеллажи с тысячами папок
до самого потолка, наклонные столы, где под стеклом какие-то предметы. В
одном месте, между стеллажами было расстояние метра в полтора, прикрытое
старым зеленым бархатом, свисавшим с карниза, висевшего под потолком.
Джума отодвинул бархатное полотнище и увидел... дверь, обитую белой
жестью. К ней почти вплотную, но под углом стоял один из стеллажей. На
дверном косяке висел снятый со скобы в двери огромный крюк шириной в три
пальца, сделанный из пятимиллиметровой стальной полосы. Джума примерил
крюк, он точно заходил в скобу на двери. Расстояние между стеллажами,
стоявшими по обе стороны двери под углом, было сантиметров тридцать пять,
как прикинул Джума. Открывалась дверь внутрь, и приоткрыть ее можно было
не более, чем на те же тридцать пять сантиметров - мешал стеллаж, сплошь
забитый папками. О том, чтобы сдвинуть стеллаж с места не могло быть и
речи еще и потому, что он был привинчен к полу для устойчивости скобами.
Дверь была заперта на английский замок. Человек комплекции Джумы
протиснуться между стеллажами и дверным косяком, если приоткрыть дверь, не
смог бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23