И тут ее как ударило – долг! Как она его теперь отдаст? Это невозможно, это просто какое-то наваждение. Не могли ее уволить из-за каких-то негодяев. А этот длинный еще так мило улыбался. Ах, как обманчива внешность, как обманчив этот самый миг между вчера и завтра.
В квартире было тихо, хотя Вера Михайловна еще с порога прислушалась, не пищат ли котята.
Афанасий вышла из темноты походкой постороннего наблюдателя. Стройная, изящная, отчужденная. Посмотрела на хозяйку и сладко потянулась.
Вера Михайловна бросилась ее обнимать, целовать, гладить, поздравлять.
– Ну что, мамаша, как твои детки, чем ты их кормила? Я им тут принесла вкусненького, а тебе свежего молочка. Ну, показывай, сколько их у тебя?
Вера Михайловна наконец разделась, переобулась и готова была принять новорожденных.
Афанасий прошла на кухню. Ну конечно, рожала небось в грязном ведре.
Вера Михайловна заглянула в ведро – увы! По углам никаких котят.
– Неужели ты рожала в комнате? – уважительно произнесла хозяйка, шагая в комнату, но и там никаких котят не было.
Афанасий лениво наблюдала за поисками ее собственных детей, не принимая в этом никакого участия.
Страшное подозрение закралось в голову Веры Михайловны. Ее ведь предупреждали: мамаша может и поесть своих детишек.
Вера Михайловна обшарила все углы, мыслимые и немыслимые закоулки, заглянула даже в духовку, но никаких котят не нашла. Она обессиленно села на стул и с ужасом уставилась на Афанасия.
– Ты что наделала? – спросила она сдавленным голосом.
Афанасий умылась.
Вера Михайловна дрожащей рукой набрала номер жены дипломата и, как только та ответила, зарыдала:
– Она поела своих котят! Ты представляешь, прихожу домой – ни одного котенка!
– Погоди, Верусь, может, она еще не родила? – забеспокоилась и подруга.
– Как же! А куда живот девался?
– Ужас!
– Я ее убью! Она свинья, гадость, каннибалка!
– Каннибалы – это людоеды.
– Так она меня и съела! Я о ней думала, что она… А она…
– Ты хорошо поискала?
– Даже на антресоли заглядывала.
– М-да…
– Никогда не вешала кошек, а эту линчую!
Вера Михайловна снова зарыдала, и подруге оставалось только выслушивать тяжкие всхлипы.
– Ну погоди, может, еще все образуется, – сказала она.
– Что образуется?
– Ну не знаю… Найдутся котята.
– Где?
– Да где-нибудь. У тебя форточка открытой оставалась?
– При чем тут форточка?
– Она вылезла в окно, спустилась на улицу и где-нибудь в подвале родила.
– Ага, а потом бросила детишек и вернулась домой?!
– Действительно, странно. Они ведь от котят не отходят. Погоди минутку, я позвоню своему знакомому, он педиатр.
– Кошачий?
– Какая разница!
Пока телефон молчал, Вера Михайловна еще раз обыскала квартиру и даже с пристрастием допросила Афанасия. Тщетно. Афанасий была сама невозмутимость.
Подруга позвонила не через минуту, а через полчаса.
– Значит, так, педиатр этот ничего не знает. Но у него есть знакомый вирусолог, тот, правда, тоже ни уха ни рыла, но у него есть знакомая ветеринарша. Она, правда, по крупному рогатому скоту, но у нее есть…
– Короче! Кто у нее есть?
– Не кто, а что. У нее есть ветеринарная энциклопедия. Она посмотрела. Ну-ка возьми Афанасия на руки. Вера Михайловна взяла ненавистное животное.
– Теперь посмотри – есть ли у нее набухшие соски? Вера Михайловна перевернула кошку на спину – соски были, но малюсенькие.
– Нет.
– Ну вот, так и есть! Твоя кошка никого не родила! – торжественно провозгласила подруга,
– Как это? А куда девался живот?
– Ветеринарша сказала, что такие случаи часто встречаются у людей. Так называемая истерическая беременность. Ложная то есть.
– А у кошек?
– У кошек – редчайший случай. И еще она сказала, только ты не обижайся, что животные часто подражают своим хозяевам.
– Что ты хочешь этим сказать? Я никогда не симулировала беременность.
– Ну, может быть, ты слегка истерична, климакс, знаешь ли…
– Это тоже она тебе сказала? Я ведь не крупный рогатый скот.
– Это я сама додумала.
– Ну спасибо.
– Не за что. Успокойся, видишь, все объяснилось.
Вера Михайловна бросила трубку.
С Афанасием-то разъяснилось, а с ней самой? Неужели она действительно климактеричная истеричка?
Мужчины у Веры Михайловны не было уже года четыре. Она сама себе не признавалась в этом, но, когда по ночам ей снились бесстыдные сны, просыпалась уставшая и разбитая.
Глупо! Никакой мужик ей не нужен. Не кошка ведь она!
– Мама, как у тебя дела?
– Если ты позвонила только для того, чтобы задать этот дежурный вопрос, то у меня нет времени.
– О господи, мама, я просто волнуюсь.
– А что, есть причина? Я уже не жилец на этом свете? Хотя при нашей жизни отбросить лапти не так уж и сложно.
– Мама, меня уволили.
– Я всегда говорила: американцам верить нельзя. Они все сволочи.
– Мам, а Афанасий симулировала беременность.
– На что ты намекаешь? Что я тоже – симулянтка?
– Мам, ну что ты говоришь?
– А что ты думаешь? Вот главный вопрос.
Вера Михайловна и не заметила, как за разговорами открыла детское питание и съела его.
Когда положила трубку, уставилась на пустую баночку, и ей вдруг стало так тоскливо и одиноко. Хоть в петлю вместо Афанасия.
Вера Михайловна хотела заплакать, но не стала. Все слезы она отрыдала часом раньше.
И тогда она встала, открыла шкаф и достала самое свое нарядное платье.
Надо сказать, что на дорогие наряды у Веры Михайловны денег не было, но одевалась она отменно, даже Чарли иногда поглядывала на нее с завистью.
Секрет был прост: Вера Михайловна прекрасно шила. Журналы «Бурда» огромной стопкой лежали в углу.
И вот она достала свое лучшее платье, которое еще ни разу не надевала, сделала прическу, вечерний макияж, надела это шикарное платье и сказала:
– Имею право!
Швейцар отеля «Мэдиссон-Московская» ее не узнал. Широко распахнул двери и даже слегка поклонился.
Она сняла пальто в гардеробе, и гардеробщица тоже не узнала ее. Правда, там толпился народ, гардеробщица даже головы поднять не могла.
Вот так Вера Михайловна оказалась в баре.
Села за столик, от которого официант предупредительно отодвинул стул, заказала себе белого вина и подняла глаза.
Первый, с кем она столкнулась взглядом, был тот самый длинный негодяй, который устроил весь спектакль в гардеробе. Но теперь он смотрел на Веру Михайловну восхищенными глазами и даже делал какие-то скромные знаки кивками головы.
Вера Михайловна благосклонно склонила голову. Ей вдруг так захотелось отомстить этому паршивому иностранцу, что вся ее самовнушенная за дорогу в отель осторожность вмиг слетела.
Иностранец подался всем телом вперед, словно не веря своему счастью.
«Ну ты у меня попляшешь», – подумала Вера Михайловна и кивнула уже увереннее.
Глава 46
С 5 до 6 часов вечера
Они кричали так, что трудно было разобрать слова. Ругались, спорили между собой, угрожали неизвестно кому, грозились перерезать всех в этом здании, начиная с прислуги и заканчивая постояльцами.
– Эй, да завтра они нас просить будут, чтоб мы тут остались, хочешь?! – кричал Тагир, сжимая волосатые кулаки и потрясая ими в воздухе. – Сегодня уже будут, ты только скажи!
– Эй, тут хозяин вообще кто, а?! – Арслан допил остатки «Оджалеши» прямо из бутылки, отшвырнул ее, и она гулко покатилась по полу. – Да ты только скажи нам, только разреши, и мы тут такое устроим, такое устроим…
Шакир молча смотрел на Арслана тяжелым, задумчивым взглядом, как будто видел его впервые. И от этого взгляда не только Арслану стало не по себе, но и всем остальным. И постепенно крики перешли в разговор, разговор – в шепот, а потом вообще воцарилась тишина.
Шакир тяжело вздохнул, вынул из вазочки конфету и долго шелестел шумным целлофановым фантиком. Словно акробат, выполняющий неимоверно рискованный трюк на глазах у восхищенной публики, он отправил конфетку в рот и огляделся по сторонам, будто желая удостовериться в том эффекте, который произвел на окружающих.
– Ну и что вы делать собираетесь? – наконец тихо изрек он.
И снова комната взорвалась криками эмоциональных жителей гор.
– Зарежем парочку, чтоб остальные боялись! Надо ее наказать, чтоб знала свое место! Его, его наказать надо, он нас продал!
– Ахмата! Ахмата наказать надо! – выкрикнул Тагир. – Мы ему говорили! Он не послушал!
– Правильно, Ахмата! – воскликнул еще кто-то, и все опять дружно уставились на Шакира.
Если бы речь шла о русском, никаких особых вопросов не возникло бы и до утра этот русский не дожил бы. Но здесь речь шла о своем, о единоверце, о брате, а зарезать своего без разрешения на то Шакира не осмелился бы никто.
– Да, Ахмата… – Шакир вздохнул. – Он так поступил, как будто я с ним не говорил сегодня утром, как будто мы для него чужие, как будто не благодаря нам, не благодаря мне он так высоко поднялся.
– Значит, его надо… – вмешался было Тагир, но Арслан оборвал его на полуслове:
– Что?! Убить? Ты хочешь его убить?
В отношении Ахмата это слово было произнесено впервые. И всем стало немного не по себе. Мысль разобраться с зарвавшимся и вышедшим из-под контроля соотечественником не раз приходила в голову каждому из присутствующих, но высказать ее вслух до сих пор не решался никто.
– А почему нет? – пожал плечами вечно невозмутимый Руслан, который до сих пор тихо сидел на диване и ел виноград, аккуратно поглощая ягоду за ягодой. – Убьем его – она сразу встанет на место.
– А на его место кто встанет? – ухмыльнулся Шакир. – Ты?
Руслан проглотил последнюю виноградину и бросил голую кисть в тарелку.
– А почему я?
– А почему нет? А потому, что ты даже не помнишь таблицу умножения до конца, потому что ты своими руками только душить умеешь, а головой – носы ломать. Убить его нетрудно, но кого поставить на его место? Кто хоть половину знает из того, что знает он? Кто из вас приносит в наш котел хоть половину того, что он приносит? Вы тут сидите, пьете, едите, баб трахаете за его счет! За мой и за его!
– Ну и что?! Пусть он теперь на нас вообще плюет, так, что ли?! – воскликнул Арслан.
– Я этого не говорил. – Шакир зло посмотрел на него.
– А что ты говорил?! – вскочил со стула чеченец. – Почему мы должны терпеть, должны ждать, пока он…
Но договорить он не успел, потому что в следующий момент мощный удар кулака отбросил его к стене и повалил на пол.
– Это я буду решать, терпеть тебе или не терпеть! – Шакир подскочил к нему, схватил за края куртки, поднял и с силой шарахнул об стену. – И ты будешь слушать, когда говорят старшие, и говорить, когда тебе разрешат, скотина! Ты понял?! – Он запустил пятерню в волосы Арслана и со всей силы ударил его затылком о стену. – Здесь все будут делать то, что скажу я! Здесь все будут слушаться меня! Здесь все будут бояться меня!
Выкрикивая, Шакир каждый раз методично бил Арслана головой об стену, и гул ударов разносился по всей комнате.
– Я заставлю вас всех подчиняться мне! – Ударив Арслана в последний раз, он отпустил его, и чеченец, как куль, повалился на пол.
– И Ахмата? – раздался чей-то голос, и Шакир резко обернулся.
Руслан сидел на диване и спокойно поглощал виноград. И смотрел на Шакира без тени страха, потому что был раза в полтора больше его.
– Ты бы лучше не Арслана головой об стену, а Ахмата пару раз, – сказал он, выплюнув косточку в кулак. – Нехорошо вымещать злость на невиновном. Ты поступаешь неправильно.
Все аж вздрогнули, услышав слова Руслана. И оцепенели в ожидании. Потому что сейчас Шакир вынет из кармана пистолет и голова Руслана разлетится в куски – нельзя делать замечания Шакиру и остаться безнаказанным.
Но ничего не произошло. Шакир не вынул пистолет, не схватил со стола нож и не вогнал его в грудь Руслана по самую рукоятку, не размозжил ему череп тяжелой чугунной пепельницей, стоявшей на столике прямо у него под рукой, – он не сделал ровным счетом ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47