Настроение у всех повышенное, должно быть, достали овса.
— А теперь, — обращается Шишмарев к мальчику, — придется тебе…
Славушка понимает. Но уходит он в соседнюю комнату.
Через стенку многое слышно.
— Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие… — Так или почти так. — Указание из штаба дивизии. Если командование примет решение отойти, двигаться на Малоархангельск, и дальше полевыми дорогами…
Слышно не очень ясно.
— Простите, — перебивает кто-то из офицеров. — Я не понимаю: мы наступаем или отступаем?
— Пока наступаем, но… есть опасение, наступление может захлебнуться. Вряд ли имеется в виду общее отступление. Тактический маневр, с глубоким отходом от Орла, Курска…
— И даже Курска?!
— Попрошу к карте. Пока что мы идем вперед. Но если не удастся взять или обойти Тулу…
Славушка не очень-то хорошо разбирается, о чем идет разговор, деникинцы наступают, о каком движении на Малоархангельск речь, непонятно.
Еще рано, рано за реку, но Славушка уже собирается…
Вот дом Заузольниковых, у них квартирует Шишмарев, вот исполком, вот огород, почтмейстерская капуста, зеленые шары благоденствия, почта и аллея любви. Сколько пар бродило по этой аллее!
Куда Кудашкин приведет Гарбузу, известно, но вот откуда придет Быстров?…
Как быть? Не пойти — заберут Быстрова. Пойти в условленное время — заберут обоих…
А что, если… разжечь костер, и такой, чтоб не погас…
Времени в обрез!
Вот когда пригодился Майн Рид!
Прежде всего Петя. Петя никогда не предаст. И Колька. Колька дружит с Петей. И еще Андрей! Андрей Терешкин. Андрей хитрый…
Сложно все придумано, а иначе нельзя.
Сперва Федосей.
Федосей чистит коровник. Лопатой шлепает навоз на телегу, поедет на хутор и повезет навоз.
— Федос Федосыч…
Уж если не просто Федос, а Федосыч, значит, Славушке что-то нужно.
— Чаво тебе?
— Табак весь скурил?
Федосей опирается на лопату.
— Выкладай, выкладай, тебе чаво?
— Ключ от мазута у тебя? Набери два ведра, Федосыч, а я тебе, честное слово, связку табаку украду.
— Мазут-то на чо?
— Обещал отцу Валерию, он мне книги, а я ему — мазут.
— Отцу Валерию? — Федосей воплощение сарказма. — Девкам обещал, а не отцу. Девок мажешь, чтоб ласковей были…
— Ну, Федосыч…
Уломать Федосея не такой уж большой труд. Федосей набирает два ведра, ставит позади пасеки.
— Не видал и не слыхал. Попадешься Павел Федрычу, отопрусь…
— Табак за мной…
Петю и Колю уговорить сложнее.
— Петь, а Петь? Отнесите ведра с мазутом. Чтоб никто не видал. Будто Павел Федорович послал. Сперва огородами до Тарховых, оттуда через парк к запруде. Через речку, и оставить в кустах.
— Зачем?
— Так нужно…
— Зачем?
Приходится намекнуть, что работники исполкома, те, что скрываются по деревням, сегодня ночью, возможно, вывезут из Народного дома все имущество…
Сомнительно, но мальчишки принимают объяснение.
Отнести мазут за речку не так-то уж легко и приятно, но Петя человек положительный, если возьмется, выполнит.
Теперь самое трудное. Андрей старше Славушки и держится с ним свысока, у него уже роман с Сонечкой Тарховой.
Андрей сидит дома и читает, он неохотно помогает отцу по хозяйству, делает вид, что изучает науки, а на самом деле читает исторические романы.
Славушка оглядывается по сторонам и вполголоса многозначительно говорит:
— Андрей! Задание… Тебе и мне. От Еремеева. — Быстрова Славушка не называет, Андрею хватит и Еремеева. — Надо разжечь костер. В лесу. Над Озерной.
— Зачем костер?
— Сигнал.
— Какой сигнал?
— Не сказал. Зажечь и сматываться.
— А как разжечь?
— Из отряда доставили ведра с мазутом.
— Не пойду.
— А я не прошу. Еремеев сказал, в порядке комсомольской дисциплины.
— А если попадемся? — Андрей отрывается от книги. — А спичек-то нет?
— Есть. Еремеев дал. Целый коробок.
Никто не давал Славушке спичек, спички он таскает из лавки, где они припрятаны Павлом Федоровичем.
— Возьми веревку.
— Веревку еще зачем? — пугается Терешкин.
У Андрея тоже начинает работать фантазия. Костер еще куда ни шло! Но ведь революционеры казнят иногда изменников! Он не хочет убивать…
— Нету у нас веревки.
— По воду ходите?
— Мать голову оторвет.
— Обратно принесешь.
Славушка велит Андрею намотать веревку под пиджак.
— Я выйду, ты следом. Встречаемся в парке, у скамейки, где ты вечно торчишь с Сонькой. Еремеев сказал, будет поблизости…
— Знаешь в Семичастной Кудашкина?
— Их там несколько.
— Захара. Противный такой мужичонка. Тлю-лю-лю, тлю-лю-лю…
— Это который удавиться грозился?
— Чего?
— Мужики продали попу покос за ведро водки, Захар выпил, а сказал, что его обнесли, отдайте, говорит, мою порцию, а то пойду и удавлюсь.
— Знаешь его избу? Придется тебе к нему сходить.
— Зачем?
— После, после.
Запруду разворотило, — когда девки купаются, всегда все разворотят. Перебрались по камням и сразу к кустам… Молодец Петя: сказано — сделано.
— Скорее! Еремеев сказал, взять ведра и наверх…
Березка на лужку — загляденье.
— Лезь на березу.
— Зачем?
— Еремеев сказал.
Андрей лезет.
— Спускай веревку.
Славушка подвязывает ведро.
— Тяни!
— Я перемажусь…
— Отмоешься. Мне нельзя.
Обмазали стволы мазутом.
— Видишь? Все портки измазал, пиджак…
— Отмоешь, я тебе потом скипидару дам. Тяни веревку обратно. Теперь забирай ведра и в Семичастную. Брось во двор Кудашкину, и домой. И на всякий случай переоденься.
— А ты?
— У меня еще здесь дела. Беги, а то поймают!
Уговаривать Андрея не приходится.
Вот-вот сумерки и придет Гарбуза. Скорей бы разжечь костер, костры разжигать Славушка умеет, научился в ночном, тем более что спичек можно не жалеть. Ползут язычки пламени по стволам…
А теперь ходу, ходу!
— Стой!
Сумерки уже обволакивают парк, и Гарбуза на повороте, как черт из-под земли, и с ним с десяток солдат.
— А это что?
Славушка оборачивается… Матушки! Вот это факелы! Такие факелы слепого остановят…
— Вот я тебя и спрашиваю!
Но это уже не Гарбуза. Ротмистр Кияшко, вот кто его спрашивает. Вот кто, оказывается, шел с Гарбузой брать Быстрова!
— Что это там за пожар?
— Я и не видел…
Кияшко заторопился. Славушку тоже поволокли. Перемахнули через реку. Березки горят, как свечки.
Кияшко оглядывает лужайку.
— Гарбуза, здесь?
— Так точно.
— Мазут! Кто поджег?
— Сюда я не ходил, а в аллее видел… — Славушка запнулся.
— Кого? Кого?
Кияшко наклоняется к мальчику, стеклянные глаза контрразведчика выкатились.
— Быстро!
— Кудашкин пробежал с ведрами.
— Какой Кудашкин?
— Тот самый, что указал место, — поторопился Гарбуза.
— Трех человек, быстро, — распоряжается Кияшко. — Обыскать дом, надворные постройки, самого задержать… — Но мальчика Кияшко не собирался отпускать. — Твои прогулки тоже подозрительны. Придем в штаб, я тебе карманы повыверну…
Если Кияшко вздумает обыскать, Славушка пропал, у него на груди копии приказов, тут даже Шишмарев не пожалеет.
— На речку зачем ходил?
— Я не ходил.
— А штаны где намочил?
— Лягушек ловил.
— Каких лягушек?
— Обыкновенных.
— Вивисектор нашелся! Ты из себя идиота не строй!
Солдаты вернулись из Семичастной: Кудашкина дома не оказалось, но во дворе у него обнаружили ведра из-под мазута.
— Найти самого, — приказал Кияшко, держа мальчика за руку, и опять пригрозил: — Я тебя при подполковнике…
Совсем стемнело. Черные тени слетаются по земле. Какая-то парочка шарахнулась в кусты, парочки бродят здесь даже в самое тревожное время.
— Я вам поамурничаю! — пугнул их Кияшко.
Шли в темноте среди зарослей давно отцветшей сирени.
— Стой! — вдруг взвизгивает Кияшко. — Что это?
Он даже выпустил Славушку и ухватился за что-то в воздухе.
— Огня!
Гарбуза засветил спичку.
До чего ж они кстати, милые лягушки!
Ребята наловят, свяжут гирляндой и протянут поперек аллеи. Приятная неожиданность для гуляющих парочек!
Об этой шутке знали все, и все равно всякий раз лобызались с лягушками.
Кияшко лицом коснулся скользкой гирлянды. Оказывается, мальчишка не соврал. Мерзость! Схватил за плечо и закатил такого шлепка, что тот полетел в куст.
— Похулигань у меня еще!
И вдруг Славушка чувствует, как чья-то сильная рука поднимает его, а другая слегка прикрывает ему рот.
— Тихо, тихо, — слышит он шепот…
— Степан Кузьмич?!
— Тише!
Ушли солдаты. Хрустнули сучья под ногами спугнутой парочки. Залаяли вдалеке собаки.
— Теперь пойдем.
Сквозь заросли сирени услышали чьи-то голоса… Подошли к дому Введенского.
Андрей Модестович не пользуется большим доверием Славушки, хотя мальчик и подобрел к нему после того, как тот приютил Бобку.
Сын местного благочинного, он еще до войны кончил в Киеве Коммерческий институт, где-то скитался, служил и вдруг, после смерти отца, неожиданно вернулся в родные места.
Жил он в Успенском анахоретом, у него лишь одна страсть — охота, однако, Ивану Фомичу удалось сманить его преподавать географию.
Но и в школе держится особняком, покончит с уроками — и тут же в степь стрелять дроф…
Быстров поднялся на крыльцо так, точно бывал здесь не один раз.
— Куда вы?
Весь дом во тьме, лишь на одном окне светится лампа.
Кто-то опасливо приотворил оконную раму.
— Вы-с, Степан Кузьмич?
Андрей Модестович! Оказывается, этот нелюдим как-то связан с Быстровым!
В столовой у него беспорядок, на столе немытая посуда, все в пыли.
Быстров обращается к Славушке, точно ничего не случилось:
— Докладывай.
— Вот приказы. Вчерашние…
Славушка с облегчением вытаскивает из-за пазухи бумаги.
— С чего это они устроили засаду?
— Кудашкин донес.
— Какой? Захар?
Славушка рассказывает о ведрах.
— Могут расстрелять, — мельком замечает Быстров. — Все?
— Нет.
Славушка рассказывает о депеше, о совещании, о том, что удалось услышать…
— Погоди, погоди… Трудно тебя понять…
Быстров задумывается. Мальчик плохо разбирается в военной обстановке. Орел. Курск… При последней встрече с Шабуниным в обветшалой щелястой риге в Дроскове Афанасий Петрович обмолвился между прочим и о том, что дальновидные деникинские генералы поговаривают об организованном отступлении. Ходит, мол, такой слух…
— Что ж, ждем-пождем, парень, — напутствовал Быстров мальчика. — Сиди покудова дома. Начнут белые выступать из Успенского, я буду поблизости. Может, даже у Волковых. Узнаешь что, постарайся вовремя передать. Действуй…
25
Славушка явился домой как ни в чем не бывало. Все шло заведенным порядком. Только что поужинали. Вера Васильевна ушла к себе. В переднем углу под образами сидела Марья Софроновна, Павел Федорович стоял у притолоки, курил и рассказывал Пете, почему он не стал учиться: «Деньги считать можно и без образования». Надежда толкла в чугунке картошку, свиньям на утро. Федосей в закутке плел чуни.
— Пришел? — иронически спросил Павел Федорович. — Надежда, дай ему поужинать.
— Я ужинал, — отказался Славушка. Он не ел с обеда, но есть не хотелось, аппетит пропал. — В штабе что?
— Тебя только не хватает, — отозвался Павел Федорович. — Поди, поди, может, зачислят в ротмистры.
Идти не хотелось, не хотелось встречаться с Кияшко, но нужно.
В штабе тоже ужинали, бумаги на большом столе сдвинуты, Ряжский и еще два офицера ели поджаренную с картошкой свинину, перед ними бутылка самогону, пили из рюмок, одолженных у хозяев, Шишмарев требовал соблюдения приличий, он сам и Кияшко сидели тут же.
Разговор вел Кияшко, все прикидывал — что правда и что неправда, донос Кудашкина вызывал сомнения, поджог в лесу странен…
Славушка тихо стал у порога, но только Кияшко сразу его заприметил.
— Поди, поди, расскажи, как ты лягушек ловишь…
Подполковник брезгливо пожал плечами:
— Каких лягушек?
Ряжский услужливо рассмеялся:
— Парочка идет, а их по губам лягушками!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— А теперь, — обращается Шишмарев к мальчику, — придется тебе…
Славушка понимает. Но уходит он в соседнюю комнату.
Через стенку многое слышно.
— Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие… — Так или почти так. — Указание из штаба дивизии. Если командование примет решение отойти, двигаться на Малоархангельск, и дальше полевыми дорогами…
Слышно не очень ясно.
— Простите, — перебивает кто-то из офицеров. — Я не понимаю: мы наступаем или отступаем?
— Пока наступаем, но… есть опасение, наступление может захлебнуться. Вряд ли имеется в виду общее отступление. Тактический маневр, с глубоким отходом от Орла, Курска…
— И даже Курска?!
— Попрошу к карте. Пока что мы идем вперед. Но если не удастся взять или обойти Тулу…
Славушка не очень-то хорошо разбирается, о чем идет разговор, деникинцы наступают, о каком движении на Малоархангельск речь, непонятно.
Еще рано, рано за реку, но Славушка уже собирается…
Вот дом Заузольниковых, у них квартирует Шишмарев, вот исполком, вот огород, почтмейстерская капуста, зеленые шары благоденствия, почта и аллея любви. Сколько пар бродило по этой аллее!
Куда Кудашкин приведет Гарбузу, известно, но вот откуда придет Быстров?…
Как быть? Не пойти — заберут Быстрова. Пойти в условленное время — заберут обоих…
А что, если… разжечь костер, и такой, чтоб не погас…
Времени в обрез!
Вот когда пригодился Майн Рид!
Прежде всего Петя. Петя никогда не предаст. И Колька. Колька дружит с Петей. И еще Андрей! Андрей Терешкин. Андрей хитрый…
Сложно все придумано, а иначе нельзя.
Сперва Федосей.
Федосей чистит коровник. Лопатой шлепает навоз на телегу, поедет на хутор и повезет навоз.
— Федос Федосыч…
Уж если не просто Федос, а Федосыч, значит, Славушке что-то нужно.
— Чаво тебе?
— Табак весь скурил?
Федосей опирается на лопату.
— Выкладай, выкладай, тебе чаво?
— Ключ от мазута у тебя? Набери два ведра, Федосыч, а я тебе, честное слово, связку табаку украду.
— Мазут-то на чо?
— Обещал отцу Валерию, он мне книги, а я ему — мазут.
— Отцу Валерию? — Федосей воплощение сарказма. — Девкам обещал, а не отцу. Девок мажешь, чтоб ласковей были…
— Ну, Федосыч…
Уломать Федосея не такой уж большой труд. Федосей набирает два ведра, ставит позади пасеки.
— Не видал и не слыхал. Попадешься Павел Федрычу, отопрусь…
— Табак за мной…
Петю и Колю уговорить сложнее.
— Петь, а Петь? Отнесите ведра с мазутом. Чтоб никто не видал. Будто Павел Федорович послал. Сперва огородами до Тарховых, оттуда через парк к запруде. Через речку, и оставить в кустах.
— Зачем?
— Так нужно…
— Зачем?
Приходится намекнуть, что работники исполкома, те, что скрываются по деревням, сегодня ночью, возможно, вывезут из Народного дома все имущество…
Сомнительно, но мальчишки принимают объяснение.
Отнести мазут за речку не так-то уж легко и приятно, но Петя человек положительный, если возьмется, выполнит.
Теперь самое трудное. Андрей старше Славушки и держится с ним свысока, у него уже роман с Сонечкой Тарховой.
Андрей сидит дома и читает, он неохотно помогает отцу по хозяйству, делает вид, что изучает науки, а на самом деле читает исторические романы.
Славушка оглядывается по сторонам и вполголоса многозначительно говорит:
— Андрей! Задание… Тебе и мне. От Еремеева. — Быстрова Славушка не называет, Андрею хватит и Еремеева. — Надо разжечь костер. В лесу. Над Озерной.
— Зачем костер?
— Сигнал.
— Какой сигнал?
— Не сказал. Зажечь и сматываться.
— А как разжечь?
— Из отряда доставили ведра с мазутом.
— Не пойду.
— А я не прошу. Еремеев сказал, в порядке комсомольской дисциплины.
— А если попадемся? — Андрей отрывается от книги. — А спичек-то нет?
— Есть. Еремеев дал. Целый коробок.
Никто не давал Славушке спичек, спички он таскает из лавки, где они припрятаны Павлом Федоровичем.
— Возьми веревку.
— Веревку еще зачем? — пугается Терешкин.
У Андрея тоже начинает работать фантазия. Костер еще куда ни шло! Но ведь революционеры казнят иногда изменников! Он не хочет убивать…
— Нету у нас веревки.
— По воду ходите?
— Мать голову оторвет.
— Обратно принесешь.
Славушка велит Андрею намотать веревку под пиджак.
— Я выйду, ты следом. Встречаемся в парке, у скамейки, где ты вечно торчишь с Сонькой. Еремеев сказал, будет поблизости…
— Знаешь в Семичастной Кудашкина?
— Их там несколько.
— Захара. Противный такой мужичонка. Тлю-лю-лю, тлю-лю-лю…
— Это который удавиться грозился?
— Чего?
— Мужики продали попу покос за ведро водки, Захар выпил, а сказал, что его обнесли, отдайте, говорит, мою порцию, а то пойду и удавлюсь.
— Знаешь его избу? Придется тебе к нему сходить.
— Зачем?
— После, после.
Запруду разворотило, — когда девки купаются, всегда все разворотят. Перебрались по камням и сразу к кустам… Молодец Петя: сказано — сделано.
— Скорее! Еремеев сказал, взять ведра и наверх…
Березка на лужку — загляденье.
— Лезь на березу.
— Зачем?
— Еремеев сказал.
Андрей лезет.
— Спускай веревку.
Славушка подвязывает ведро.
— Тяни!
— Я перемажусь…
— Отмоешься. Мне нельзя.
Обмазали стволы мазутом.
— Видишь? Все портки измазал, пиджак…
— Отмоешь, я тебе потом скипидару дам. Тяни веревку обратно. Теперь забирай ведра и в Семичастную. Брось во двор Кудашкину, и домой. И на всякий случай переоденься.
— А ты?
— У меня еще здесь дела. Беги, а то поймают!
Уговаривать Андрея не приходится.
Вот-вот сумерки и придет Гарбуза. Скорей бы разжечь костер, костры разжигать Славушка умеет, научился в ночном, тем более что спичек можно не жалеть. Ползут язычки пламени по стволам…
А теперь ходу, ходу!
— Стой!
Сумерки уже обволакивают парк, и Гарбуза на повороте, как черт из-под земли, и с ним с десяток солдат.
— А это что?
Славушка оборачивается… Матушки! Вот это факелы! Такие факелы слепого остановят…
— Вот я тебя и спрашиваю!
Но это уже не Гарбуза. Ротмистр Кияшко, вот кто его спрашивает. Вот кто, оказывается, шел с Гарбузой брать Быстрова!
— Что это там за пожар?
— Я и не видел…
Кияшко заторопился. Славушку тоже поволокли. Перемахнули через реку. Березки горят, как свечки.
Кияшко оглядывает лужайку.
— Гарбуза, здесь?
— Так точно.
— Мазут! Кто поджег?
— Сюда я не ходил, а в аллее видел… — Славушка запнулся.
— Кого? Кого?
Кияшко наклоняется к мальчику, стеклянные глаза контрразведчика выкатились.
— Быстро!
— Кудашкин пробежал с ведрами.
— Какой Кудашкин?
— Тот самый, что указал место, — поторопился Гарбуза.
— Трех человек, быстро, — распоряжается Кияшко. — Обыскать дом, надворные постройки, самого задержать… — Но мальчика Кияшко не собирался отпускать. — Твои прогулки тоже подозрительны. Придем в штаб, я тебе карманы повыверну…
Если Кияшко вздумает обыскать, Славушка пропал, у него на груди копии приказов, тут даже Шишмарев не пожалеет.
— На речку зачем ходил?
— Я не ходил.
— А штаны где намочил?
— Лягушек ловил.
— Каких лягушек?
— Обыкновенных.
— Вивисектор нашелся! Ты из себя идиота не строй!
Солдаты вернулись из Семичастной: Кудашкина дома не оказалось, но во дворе у него обнаружили ведра из-под мазута.
— Найти самого, — приказал Кияшко, держа мальчика за руку, и опять пригрозил: — Я тебя при подполковнике…
Совсем стемнело. Черные тени слетаются по земле. Какая-то парочка шарахнулась в кусты, парочки бродят здесь даже в самое тревожное время.
— Я вам поамурничаю! — пугнул их Кияшко.
Шли в темноте среди зарослей давно отцветшей сирени.
— Стой! — вдруг взвизгивает Кияшко. — Что это?
Он даже выпустил Славушку и ухватился за что-то в воздухе.
— Огня!
Гарбуза засветил спичку.
До чего ж они кстати, милые лягушки!
Ребята наловят, свяжут гирляндой и протянут поперек аллеи. Приятная неожиданность для гуляющих парочек!
Об этой шутке знали все, и все равно всякий раз лобызались с лягушками.
Кияшко лицом коснулся скользкой гирлянды. Оказывается, мальчишка не соврал. Мерзость! Схватил за плечо и закатил такого шлепка, что тот полетел в куст.
— Похулигань у меня еще!
И вдруг Славушка чувствует, как чья-то сильная рука поднимает его, а другая слегка прикрывает ему рот.
— Тихо, тихо, — слышит он шепот…
— Степан Кузьмич?!
— Тише!
Ушли солдаты. Хрустнули сучья под ногами спугнутой парочки. Залаяли вдалеке собаки.
— Теперь пойдем.
Сквозь заросли сирени услышали чьи-то голоса… Подошли к дому Введенского.
Андрей Модестович не пользуется большим доверием Славушки, хотя мальчик и подобрел к нему после того, как тот приютил Бобку.
Сын местного благочинного, он еще до войны кончил в Киеве Коммерческий институт, где-то скитался, служил и вдруг, после смерти отца, неожиданно вернулся в родные места.
Жил он в Успенском анахоретом, у него лишь одна страсть — охота, однако, Ивану Фомичу удалось сманить его преподавать географию.
Но и в школе держится особняком, покончит с уроками — и тут же в степь стрелять дроф…
Быстров поднялся на крыльцо так, точно бывал здесь не один раз.
— Куда вы?
Весь дом во тьме, лишь на одном окне светится лампа.
Кто-то опасливо приотворил оконную раму.
— Вы-с, Степан Кузьмич?
Андрей Модестович! Оказывается, этот нелюдим как-то связан с Быстровым!
В столовой у него беспорядок, на столе немытая посуда, все в пыли.
Быстров обращается к Славушке, точно ничего не случилось:
— Докладывай.
— Вот приказы. Вчерашние…
Славушка с облегчением вытаскивает из-за пазухи бумаги.
— С чего это они устроили засаду?
— Кудашкин донес.
— Какой? Захар?
Славушка рассказывает о ведрах.
— Могут расстрелять, — мельком замечает Быстров. — Все?
— Нет.
Славушка рассказывает о депеше, о совещании, о том, что удалось услышать…
— Погоди, погоди… Трудно тебя понять…
Быстров задумывается. Мальчик плохо разбирается в военной обстановке. Орел. Курск… При последней встрече с Шабуниным в обветшалой щелястой риге в Дроскове Афанасий Петрович обмолвился между прочим и о том, что дальновидные деникинские генералы поговаривают об организованном отступлении. Ходит, мол, такой слух…
— Что ж, ждем-пождем, парень, — напутствовал Быстров мальчика. — Сиди покудова дома. Начнут белые выступать из Успенского, я буду поблизости. Может, даже у Волковых. Узнаешь что, постарайся вовремя передать. Действуй…
25
Славушка явился домой как ни в чем не бывало. Все шло заведенным порядком. Только что поужинали. Вера Васильевна ушла к себе. В переднем углу под образами сидела Марья Софроновна, Павел Федорович стоял у притолоки, курил и рассказывал Пете, почему он не стал учиться: «Деньги считать можно и без образования». Надежда толкла в чугунке картошку, свиньям на утро. Федосей в закутке плел чуни.
— Пришел? — иронически спросил Павел Федорович. — Надежда, дай ему поужинать.
— Я ужинал, — отказался Славушка. Он не ел с обеда, но есть не хотелось, аппетит пропал. — В штабе что?
— Тебя только не хватает, — отозвался Павел Федорович. — Поди, поди, может, зачислят в ротмистры.
Идти не хотелось, не хотелось встречаться с Кияшко, но нужно.
В штабе тоже ужинали, бумаги на большом столе сдвинуты, Ряжский и еще два офицера ели поджаренную с картошкой свинину, перед ними бутылка самогону, пили из рюмок, одолженных у хозяев, Шишмарев требовал соблюдения приличий, он сам и Кияшко сидели тут же.
Разговор вел Кияшко, все прикидывал — что правда и что неправда, донос Кудашкина вызывал сомнения, поджог в лесу странен…
Славушка тихо стал у порога, но только Кияшко сразу его заприметил.
— Поди, поди, расскажи, как ты лягушек ловишь…
Подполковник брезгливо пожал плечами:
— Каких лягушек?
Ряжский услужливо рассмеялся:
— Парочка идет, а их по губам лягушками!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117