После несостоявшегося самоубийства у профессора изменились жизненные приоритеты. Все, что до этого казалось важным и незыблемым, потеряло смысл, а па первый план вышли такие общечеловеческие понятия, как любовь и дружба. Переосмыслил он и саму человеческую жизнь, ее самодостаточность и неповторимость. Теперь профессор хотел только одного — наконец-то исполнить свой истинный долг перед людьми, может быть, свой последний долг.
Богомолов был полностью согласен с профессором и предложил ему выход из сложившейся тупиковой ситуации. Теперь Никифорову необходимо было решить: либо принять предложение друга, либо пойти своим путем. Но, опять-таки, каким путем? В итоге же все возвращалось к одному — к варианту Богомолова.
Еще год назад от одних только мыслей об этом, от одних только намеков со стороны профессор опрометью бросился бы к особисту. Но, как оказалось, все меняется, и взгляды тоже. То, что тогда считалось предательством, теперь было долгом перед людьми, и наоборот…
Затрещал телефон, отрывая Анатолия Сергеевича от мрачных мыслей. Звонил Стас.
— Привет, старик. Как ты? Сегодня не смог тебя увидеть — послали на объект.
— Нормально, спасибо.
— Как насчет завтра, не отменяется?
— Нет, нет, я жду вас.
— Вера не приедет: у нее сменщица заболела и просила подменить. Так что будем только мы вдвоем.
— Понял. Жду тебя.
Никифоров положил трубку. Почему-то он так и думал, что Стае должен приехать один. Значит, он что-то выяснил по поводу их общего вопроса, и завтра предстоит важный разговор.
Уже в семидесятые годы электронная разведка была весьма эффективна. Космические спутники, самолеты-разведчики, станции подслушивания позволяли как советскому, так и американскому правительству в любую минуту получать информацию о малейших передвижениях потенциального противника.
Группа Самойлова входила в эту сложную систему, а точнее, на законных основаниях пользовалась ее благами. Только что радист получил шифровку, в которой сообщалось о высадке в данном квадрате довольно крупного для диверсионной группы контингента.. Кому принадлежало воинское подразделение, пока выяснить не удалось, но, судя по направлению их движения, можно было предположить: эти ребята либо также охотились за «ЭОР-2», либо их послали в помощь морским пехотинцам, которых в данный момент преследовал русский спецназ.
Оперативная обстановка складывалась не лучшим образом. Группа Самойлова оказалась меж двух огней, а потому необходимо было как можно быстрее разделаться с морпехом.
Все та же рация сообщила, что американцев заметили в десяти километрах от спецназа. Они явно торопились, но впереди была черная африканская ночь. Проводник сказал, что морпех, скорее всего, заночует у подножия холмов в заброшенном поселке старателей. Идти ночью через перевал вряд ли кто рискнет.
До начала операции оставалось чуть больше часа. Обсудив план нападения, отряд Самойлова разделился на две группы и вошел в заросли бамбука, окружающего поселок. Второй группе надлежало зайти с тыла, поэтому их повел проводник. В авангарде первой группы шел капитан Елин.
Темнота опустилась быстро и незаметно. Если бы не яркая луна, висевшая почти в зените, не видно было бы и кончика собственного носа. С наступлением темноты на людей обрушились и неприятные, щекочущие нервы ночные звуки. Они заставляли непроизвольно вздрагивать, останавливаться и мучительно прислушиваться к темноте.
Неожиданно впереди раздался легкий щелчок и последовавший за ним глухой стон Едина. Идущий за ним капитан Кириллов увидел, как из шеи товарища, около позвоночника, вышел наружу остро заточенный конец бамбука. Елин на чем-то повис, обмяк, из его горла хлынула кровь, и капитан начал захлебываться. Серебристый свет луны упал на спину капитана, и подоспевшие к нему офицеры увидели торчащие в нескольких местах острые бамбуковые ветки. Ловушка сработала, но ее изготовили не аборигены. Такие «игрушки» делали во Вьетнаме вьетконговцы, а значит, эта ловушка была делом рук спецгруппы морских пехотинцев.
Хантеру не спалось. Натренированное многими войнами чутье предвещало приближение смерти. В такие моменты он чисто физически ощущал легкий холодок на коже и уже заранее был готов вступить в яростную схватку за собственную жизнь.
Сержант тихо встал и осторожно подошел к перекосившимся дверям глиняной хижины. Поселок не был африканским: здесь, у холмов, когда-то жили белые старатели. Что они тут искали, Хантер понятия не имел. Но поселок покинули внезапно и быстро, о чем говорило брошенное оборудование, запасы провизии и медикаменты.
Отбитые у партизан три небольших, размером с дипломат, металлических контейнера, за которые командование обещало заплатить бешеные деньги, находились в соседней хижине. Днем с партизанами особых проблем не возникло: перерезали, словно котят, хотя среди подавляющего большинства худосочных аборигенов попадались и мускулистые ребята. Но еще вчера вечером по спутниковой связи сообщили, что в квадрате «4» на небольшой высоте замечен военно-транспортный самолет без опознавательных знаков. Сделав круг, самолет ушел, что позволяло предположить выброску группы. А сегодня связь прервалась: эфир был просто непробиваемым, что также наводило на определенные мысли.
О том, что контейнерами очень интересуются русские, Хантер узнал от командира. А с русскими ребятами сержант уже сталкивался, и не раз. Эти встречи оставили не очень приятные воспоминания. И большой шрам на груди.
Где-то вдалеке послышалось противное тявканье гиены. Ей отозвалась ночная птица, на другом конце поселка дьявольски захихикала еще одна. Хантер внимательно прислушивался к каждому звуку, к малейшему шороху.
Бамбуковые заросли не нравились сержанту. Они были достаточно разреженными, чтобы не препятствовать продвижению врага, и достаточно густыми, чтобы незаметно подойти к поселку почти вплотную. Правда, ребята Хантера вечером постарались расставить как можно больше сигнальных и боевых ловушек, но пока что-то не слышно, чтобы в них кто-то угодил.
Черной кошкой сержант проскочил к хижине с контейнерами и тут же почувствовал на шее прикосновение ножа.
— Не спится? — послышался возле уха шепот караульного.
— Бдительность проверяю.
— Мне эта ночь тоже не нравится. Что-то подобное я чувствовал под Сайгоном. Чудом тогда жив остался.
— Пойду ребят проверю у холма, — ответил Хантер.
Когда он подошел к колодцу, слева раздался чуть слышный треск: обычно так хрустит сухой тростник под ботинком, если человек ступает не всей ступней, а плавно, как кошка. Хантер спрятался за угол хижины и затаился. С той стороны тоже затаились, видимо, проверяя, вспугнул ли кого-нибудь неосторожный хруст. Все было тихо. Сержант вытащил нож: теперь он точно знал, что это чужаки.
Еще через мгновение из-за угла показалась тень крадущегося человека. По ее размерам Хантер прикинул рост врага и выставил вперед страшный нож. Наконец появились сначала глушитель, а затем и ствол автомата. Сержант не стал ждать, когда неизвестный выставит голову и увидит его. Он ухватился за ПБС и резко дернул на себя, при этом практически насадив противника на нож. Лезвие пришлось точно по середине шеи. Человек всхлипнул, послышалось характерное бульканье в перерезанном горле.
Сержант успел отскочить в сторону. Тут же в стену дома, где он только что стоял, со свистом вонзился нож. Хантер дал короткую очередь из автоматической винтовки и, кувыркаясь по твердой, утоптанной земле, бросился к хижине с контейнерами.
Как по команде, с двух сторон появились характерные светящееся точки: благодаря ПБС выстрелы были не слышны. Дьявольская тишина длилась недолго. Воздух прорезало шипение летящей гранаты, вверх полетели обломки хижин, послышались стоны и ругань пехотинцев. Товарищи Хантера выскакивали из домишек, на ходу поливая во все стороны из автоматов. Но в свете разгоревшегося пожара они были хорошими мишенями для тех, кто прятался в зарослях бамбука. Скошенные прицельными одиночными выстрелами американцы, словно игрушечные солдатики в руках озорного малыша, падали на землю. Стреляли одиночными, потому что на такие операции спецназ ГРУ и ФСБ оснащался бесшумными снайперскими винтовками калибра 9 мм .
Раздались еще два выстрела из гранатомета. Яркая вспышка от разорвавшейся рядом гранаты ослепила Хантера, и, не успев ни о чем подумать, он потерял сознание.
Весь бой занял меньше пяти минут, хотя каждый его участник прожил за это время целую жизнь. Как только заглохли ответные выстрелы, люди Самойлова вошли в поселок. Из семи хижин целой осталась одна, да еще небольшой сарай, стоящий особняком недалеко от колодца. Кругом валялись изуродованные тела убитых наемников, оторванные взрывами конечности и головы. Смерть редко выглядит красиво. На войне — это грязь, кровавое месиво, которое у новичков вызывает тошноту, а у ветеранов — холодное безразличие.
В ходе боя погибли три офицера спецназа: попавший в ловушку капитан Един, зарезанный Хантером лейтенант Осипов и поймавший грудью автоматную очередь старший лейтенант Осокин. Убитых американцев оказалось двадцать три человека.
Была и еще одна потеря — проводник. На него выскочил один из наемников. Узнав эту новость, Самойлов скривился: хоть и будет на совести подполковника одной жертвой меньше, но без проводника можно вляпаться в неприятную историю и потерять не только товарищей, но и собственную голову.
— Если есть живые, одного — ко мне, остальных — в расход! — приказал Самойлов.
Прозвучали еще два выстрела.
— Юрий Палыч, а этого вообще не зацепило, только контузило. Куда его?
— Привяжите к столбу. И найдите мне эти чертовы контейнеры.
Офицеры принялись разгребать руины, оставшиеся от некогда добротных глиняных хижин. Но все было тщетно — контейнеров нигде не было.
Подполковник посмотрел на часы:
— Через полчаса рассвет. Прекратить поиски. Всем привести себя в порядок.
До рассвета решили перекусить и отдохнуть перед долгой дорогой к дому. Если, конечно, при дневном свете они все-таки найдут то, за чем пришли сюда.
Рассвело так же быстро, как накануне стемнело. Невысокие горы на востоке окрасились в нежно-розовые тона и в слегка дрожащем, прозрачном утреннем воздухе стали сказочно красивыми и волнующими. С восходом солнца окрестности постепенно заполнились десятками звуков.
В свете нового дня ночная кровавая бойня казалась ужасным сном, а валяющиеся кругом доказательства ее выглядели издевательством над природой.
После того как перерыли весь поселок, но контейнеров так и не нашли, Самойлов подошел к привязанному к столбу Хантеру. Нужно было спешить: скоро от жары трупы начнут разлагаться и из-за удушливого запаха в поселке невозможно будет находиться.
— Володя, — обратился он к капитану, — приведи его в чувство.
Капитан открыл индивидуальную аптечку и провел перед носом Хантера капсулой с нашатырным спиртом. Сержант дернулся и открыл глаза.
— Ты меня слышишь? — спросил по-английски Самойлов.
Сержант кивнул и скривился отрезкой боли в затылке. К говорившим подошел Кириллов:
— Слушай, командир, а ведь это тот самый гад, который Осипова зарезал. Не успел я его пришить: резвым, сволочь, оказался. И шум пришлось из-за него поднимать, а то бы всех еще спящими перерезали.
— Не оправдывайся, — отрезал Самойлов. — За такую операцию нас всех надо гнать из спецназа к долбанной матери.
Кириллов нахмурился и отошел в сторону. Командир снова обратился к Хантеру:
— Где три металлических контейнера, которые ваша группа отбила вчера у партизан?
Американец поднял на подполковника тяжелый взгляд и спросил:
— Что вы со мной сделаете?
— Если ответишь нам правду, пойдешь на все четыре стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62