– Ты вовремя, – произнесла Золлингер по-немецки.
– Прости, меня задержали дела... Дитер погиб, но Кирстов отправился следом...
– Хельга будет рада с ним встретиться.
Ваффензее осклабился в улыбке.
– Видите, коллега, – обратился он к Посейдону, – как легко ошибиться в темноте. Но вообще-то говоря, русские крайне доверчивы, что бы о них ни говорили. Я всегда считал сказками эти домыслы о вашей врожденной паранойе.
– Сука, – сказал Мина.
– От суки слышу – Клаус отвесил ему поклон. – Это не оскорбление. Это констатация факта – ведь вы приняли меня за своего. За коллегу. Ну, немного ошиблись – вашим коллегой был герр фон Кирстов. Но не горюйте, он мало чем отличался от меня... и от вас. А вот его помощница госпожа Лагенербе значительно уступала госпоже Золлингер. Но не будем отвлекаться. Давайте сюда ваш ящик.
– Что с моими людьми? – спросил Каретников.
– Они были искренне удивлены. Они хорошие бойцы. Не надо только было расковывать меня, чтобы заново пристегнуть к сосновому стволу... мне вовсе не хотелось простоять с ним в обнимку всю ночь. Я искренний сторонник Гринписа, но не настолько влюблен в растительность...
– Что с ними? – настойчиво повторил Посейдон.
– За бритого дебила не поручусь, а второй погнался за мной, но заблудился, я думаю... Хватит болтать языком. – Ваффензее шагнул вперед и требовательно протянул руку – Давайте сюда контейнер.
Каретников взялся за лямки плотно набитого рюкзака.
– Медленно и спокойно, – напомнила Ирма Золлингер. – Снимите рюкзак и подтолкните к нам.
– Как вам будет угодно.
Посейдон неторопливо освободился от поклажи, подтолкнул ногой. Прикрываемый Ирмой, Клаус Ваффензее нагнулся, быстро ознакомился с содержимым. Увиденное привело его в хорошее расположение духа.
– Полагаю, наши дела закончены, и нам нет смысла задерживаться. Как поживает наш господин криминалист?
– На дне, – лаконично ответила Ирма.
В ее репликах было нечто машинное – до откровенной тупости. Она напоминала безмозглый механизм, умеющий лишь убивать, без разбора.
Ситуация близилась к развязке. Мина и Посейдон в сотый раз прикидывали расстояние, которое оставалось слишком большим. Если прыгать, то сразу вдвоем; кто-то примет на себя выстрел, но другой разберется с этими уродами. Уроды же тем временем позволили себе слегка расслабиться, отдавшись ликованию. Поэтому они не услышали Флинта, который аккуратно взобрался на катер, перевалился на палубу и черной тенью подкрадывался к рубке.
Глава двадцать первая
ЧЕРНЫЕ БАБОЧКИ
Покинув здание, Гладилин остановился в замешательстве. До сих пор он действовал больше по наитию, а наитие его не отличалось изобретательностью и разнообразием. Сам того не зная, он действовал вполне в духе Ирмы Золлингер: намеревался мочить и гасить всех, кто подвернется под руку и окажется лишним. Потому что у капитана, что называется, потекли мозги. И он в известном смысле сделался невменяемым.
Такое случается с людьми, которым приходится подолгу что-то сдерживать или скрывать. Гладилин рос и воспитывался в строгости, был сызмалу приучен к дисциплине; в школе был тихим хорошистом. Его усиленно муштровали в смысле физической подготовки – и дома, и в армии, и в школе милиции. Он превратился в сравнительно благополучного карьериста и не утратил амбиций, будучи направлен служить в дыру, он только озлился, хотя и не показывал этого. Временами его посещали дикие, причудливые сны, в которых он давал волю буйству и, как заведенный, расстреливал толпы людей, одного за другим. Перегородка, отделявшая грезы от яви, постепенно истончалась. Предательство способствовало этому, ибо было, как-никак, злодейством, а он давно подсознательно располагался к злодейству.
Теперь, когда разоблачение этого предательства стало делом времени, перегородка рухнула. Даже если измена каким-то чудом не вскроется, его конфликт со спецслужбами положит конец его карьере – да и свободе наверняка, а там и жизни. Но измена вскроется обязательно; те же спецслужбы наверняка заинтересуются его странными оперативными действиями на острове.
Стоя истуканом, капитан затравленно озирался по сторонам. Спецназ ушел в бой, и работодателям Гладилина теперь не до него. Чутье подсказывало капитану, что немцам несдобровать. Но даже если они одержат верх, ему придется бежать. Он не справился с заданием, все запорол; его сотрут в порошок. Отныне он сам за себя. Сейчас для него главное – выбраться с острова, но никаких средств помимо катера, на котором он прибыл, у него не было. А катер непременно захватит либо та, либо другая сторона. Средства же, имевшиеся в распоряжении монахов, не шли с катером ни в какое сравнение. Лодку догонят, даже моторную...
Он выругался: о чем вообще разговор? На катере он тоже не уйдет. Все будет оцеплено, по нему могут открыть огонь... Лучше всего в такой ситуации захватить самолет и угнать к каким-нибудь ваххабитам... но самолетов на острове не было.
Перегоревший мозг лихорадочно трудился в поисках выхода. Безумные идеи одна за другой овладевали фантазией Гладилина; они поочередно завораживали его и быстро отбрасывались, чтобы смениться не менее сумасбродными. Стоять без дела было невыносимо, прятаться – бессмысленно и в перспективе опасно.
Вскоре он утвердился в мысли сунуться к пеклу поближе. Не стоит прятать голову в песок. Лучше быть, как говорится, «в теме» и попытаться извлечь из ситуации выгоду. Незнание обстановки лишь осложнит его положение.
Крадучись, как кошка, Гладилин двинулся в направлении пирса. По пути ему пришел на ум совершенно невозможный план. Настолько ужасный, что затея могла выгореть.
* * *
Клаус Ваффензее стоял и взвешивал ящичек на ладони. Немца было хорошо видно с берега в освещенном окне рубки, и с берега за ним внимательно наблюдали.
– Убей их, – сказал он Ирме, повернулся и занес ногу, чтобы шагнуть на палубу.
В следующее мгновение сильнейший удар в лицо опрокинул его на спину, ящик вывалился из рук. Ваффензее удержался бы на ногах, но споткнулся о труп Нельсона и упал. Мокрый Флинт, поблескивая гидрокостюмом, рванулся в рубку, и пистолет Ирмы Золлингер мгновенно уставился на него.
Пауза заняла не больше секунды, но для Мины этого было достаточно.
Обманчиво грузное тело взмыло в воздух и нанесло удар обеими ногами. Мина никогда не был джентльменом, и женщины не имели к нему претензий: он вполне устраивал их в своем самобытном качестве. Впоследствии он оправдывался и утверждал, что хотел как лучше, он вовсе не собирался ломать даме шею.
Но шея у дамы оказалась хрупкой. Впечатление о стальном стержне, сидевшем внутри Золлингер, было обманчивым. Там был не стержень – тростинка, которая слабо хрустнула, и голова Ирмы запрокинулась назад, расположившись к туловищу под углом в девяносто градусов. Брюки ее мгновенно намокли. Посейдон метнулся к ящику, схватил его и выпрямился, напряженно оглядываясь вокруг.
Его фигуру отметили на берегу. И ящик отметили, равно как и то, что сей предмет явно представлял для «Сажина» большую ценность.
Ваффензее лежал, изрыгая довольно бесхитростную немецкую брань. Флинт, не спрашивая дозволения, ударил его вторично – хорошо бы ногой, но мешали ласты, и пришлось наклониться. Изо рта Ваффензее хлынула кровь, и он заругался еще исступленнее.
– Добавь, разрешаю, – буркнул Каретников, и Флинт с удовольствием воспользовался этим бонусом.
– За меня тоже, – попросил Магеллан. – А лучше подтащи меня к нему...
Посейдон демонстративно отвернулся, чтобы не участвовать в экзекуции. Ребятам надо выпустить пар. Они потеряли товарища – возможно, двоих, считая Торпеду, а то и троих, считая Чайку. Каретников сильно сомневался в возможности оказать ей квалифицированную помощь в здешних условиях. Хотя в обители имелось все, что требовалось для помощи неотложной.
– Зосима, – вдруг произнес Магеллан.
– Что – Зосима? – Посейдон непонимающе повернулся к нему.
– Он больше не появлялся. Ведь мы поручили ему следить... и он уже нам помог, сообщил про Маркса...
«Четыре», – автоматически подумал Каретников.
Он не ошибся и ошибся одновременно. К тому моменту Зосимы уже не было в живых, но немцы не имели отношения к его смерти.
* * *
Зосиму убил... Гладилин.
Очередное убийство далось ему еще легче предыдущих. Если так пойдет дело, он будет щелкать неугодных, как семечки.
Монах, единожды пообещавший сотрудничать, уже не смог пойти на попятную. Он долго молился в своей келье, вопрошая Спасителя о правильности своего решения – очевидно, ему был послан некий знак. Во всяком случае, Зосима покинул келью в большей уверенности и крепче духом, чем когда входил в нее.
Он приступил к слежке поздним вечером, когда освободился от прочих дел, в том числе скорбных, сопряженных с гибелью Артемия. Следить оказалось не за кем: немцы не появлялись. В гостиницу Зосима не пошел.
Он не отступился от задуманного и принялся бездумно обследовать остров, не исключая возможности стать свидетелем чего-либо нежелательного. Такая возможность ему вскоре представилась, хотя сам инок не успел понять, что видит нежелательное. Он и увидеть тоже не успел: тень метнулась к нему, полагая себя обнаруженной, и все дальнейшее было делом нескольких секунд. Зосима не только не обладал навыками рукопашного боя, он был не в состоянии оказать и простейшего сопротивления; он умер сразу.
Гладилин сделал это еще по пути к причалу. Капитан шел лесом, и туда же на беду занесло монаха-следопыта. Убивать его, невзирая на эти подозрительные обстоятельства, не было никакого смысла, но здравый смысл давно изменил Гладилину. На то, чтобы оправиться от содеянного, у него ушло совсем немного времени, и вскоре он продолжил свой путь.
Выйдя к берегу, капитан залег в укрытии и принялся наблюдать за катером. Там явно что-то происходило. В освещенной рубке виднелся силуэт немецкого туриста – Гладилин не знал его фамилии, но именно этот фриц давал ему непосредственные инструкции. Фриц стоял и о чем-то разглагольствовал, его собеседников не было видно. Капитан терпеливо ждал. Потом он заметил движение на корме: появился какой-то вооруженный хрен в гидрокостюме.
«Хорошо бы они перебили друг дружку», – подумал Гладилин.
Его желание было услышано – возможно, самим Преподобным Арсением. Высшие силы нередко выполняют просьбы разных мерзавцев, впоследствии оборачивая дело ко всеобщему благу – к несчастью, многие заслуживающие этого блага не успевают до него дожить и так и остаются в неведении, что все было к лучшему. На катере началась потасовка. Человек-лягушка ударил фрица, а еще один тип, до сих пор остававшийся вне поля зрения, выпрыгнул и, похоже, сбил с ног кого-то еще. После этого появился проклятый Сажин.
Гладилин стиснул зубы: спецназ одерживал верх, а значит – плохи его личные дела. Очень плохи. Сажин вертел в руках какой-то предмет, подобранный с пола, и обращался с ним как с великой драгоценностью. Капитан мгновенно пересмотрел уже сложившийся план: неизвестная штуковина могла быть использована для торга. Она куда компактнее того, из-за чего он собирался торговаться первоначально. Однако не исключает этого первого, просто в определенный момент произойдет замена. Ему же нужны какие-то гарантии.
Конечно, могло оказаться, что предмет не имеет предполагаемого большого значения, но капитан чувствовал, что это не так. Его хозяев интересовал эсминец – из их скупых слов он заключил, что там находится нечто, подлежащее умыканию. Он особо интересовался вероятностью взрывов и прочих диверсий, и ему клятвенно обещали, что никаких разрушений не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36