.. Два трупа, менты из следственной бригады. Зосиму не могут найти... а у тебя что?
– Заперся, сука, с детьми в часовне. Хочет... – Флинт взглянул на Ваффензее и осекся.
– Порвем скотину, – буднично заметил Мина.
– Это само собой. Выходим в темпе, командир ждет.
– Разделимся?
– Само собой. Пойдешь к боковому ходу, лесом.
– Ясно. Торпеда не объявился?
– Молчит, как партизан, – с наигранной легкостью ответил Флинт. На самом деле ему было не до шуток. Нельсона они потеряли, и это разрушило недавний миф о непобедимости «Сирен». Хотя дело, конечно, было в трагическом стечении обстоятельств. Своими боевыми качествами Ирма Золлингер никак не могла превзойти Нельсона.
...Они вывели Ваффензее из гостиницы во двор, который к тому времени уже опустел, однако никто, понятно, не спал, и освещенные окна были тому подтверждением.
– Посейдон – гад, – сообщил Мина, пока они шли к часовне. – Повесил на меня родителей и всю шоблу. Я же остался один за все про все. Типа представитель власти. А они рвались детей спасать... а на мне эта гнида висит, – он кивнул на Ваффензее, который никак не отреагировал на сказанное.
– И как ты справился?
– Ну, как... сказал, что в таких случаях создается дополнительный риск... что террористы, увидев толпу, сорвутся с катушек, начнут палить... а эти вконец обезумели. Рвутся драть их в клочья, попробуй, убеди... думал, что не сдержу...
– Вся набожность, значит, слетела...
– Да при чем тут набожность? Религия не возбраняет детей защищать.
– А эти... Авраам и Исаак? Помнишь, Зосима нам пел?
Мина отмахнулся:
– Что ты слушаешь? Их, может, и не было никогда. Сказки это все.
Ваффензее чуть заметно усмехнулся. Тупая солдатня, одно слово.
Какое-то время они быстро шагали в молчании, то и дело поглядывая на небо, где уже отчетливо заливался рассвет.
– Плохо, что мы оголили тылы, – пробормотал Флинт.
– Ты про немчуру?
– Ну да. От Магеллана толку мало. Может, еще остались гады.
Мина бросил взгляд на Клауса.
– Ты, герой! Говоришь, спеклась твоя армия?
– Я не понял глагол, – равнодушно отозвался немец.
– Ну, накрылась. Медным тазом. Нет, – Мина ответил за него сам. – Они бы сделали попытку его отбить. Я же один остался, повторяю.
– А черт их знает, что у них на уме. Могли припухнуть.
– Да все могло быть. Чего теперь... Остаться бы мне там...
– Командир иначе решил.
– Ну да. Хорошо бы ему не ошибиться. И без того в дерьме по уши.
Слушая это, Ваффензее думал, что руководство не ошиблось с Гладилиным. Звериная интуиция, иначе не объяснишь. Нельзя предугадать иррациональное поведение и безумство, но в том и заключается талант руководителя, чтобы учуять потенциал, проявить ясновидение. Вернее, смутновидение. Кто мог знать, что капитан спятит и устроит такую заваруху? Никто. Однако он ее устроил, и сделанное можно обернуть к своей выгоде. К тому же Ваффензее теперь намного легче, тайны раскрылись, скрывать ему почти нечего, связь с капитаном обнажилась. Вот только непонятно, зачем он понадобился Гладилину. Не хочет же тот его освободить. Или хочет, нуждается в напарнике? Это нужно обдумать. Можно наломать таких дров, что менять его уже никто не возьмется, а если и попытается, то ничего не сумеет. Выйдет очень нехорошо, если погибнут дети. Такого не прощают нигде. Да, перед Клаусом замаячила возможность ускользнуть, но важно при этом не замараться окончательно.
* * *
Торпеде стало хуже. Голова кружилась, и что самое неприятное – начала неметь левая половина туловища. Это был грозный признак. Похоже, что сотрясением дело не обошлось, с ним что-то посерьезнее. Одновременно его снова тошнило, и намного сильнее, чем когда он только очнулся. Если этот паразит пробил ему черепушку или наградил внутричерепной гематомой, то дело совсем дрянь. Где ребята, черт побери? Пора бы им вернуться. Этот немец не может быть заговоренным; невозможно поверить, что он повторит свой фортель. Флинта он уже околпачил, и тот уже опытный, а Мина... от Мины еще никто и никогда не уходил.
Когда из предрассветных сумерек вынырнул Клаус Ваффензее под бдительным руководством Флинта, Торпеда вздохнул с облегчением. Еще легче ему сделалось, когда рядом с ним нарисовалась бесшумная тень. Она изготовилась ударить на поражение, но в последний миг сдержалась, признав товарища.
Торпеда быстро приложил палец к губам.
– Как обстановка? – одними губами произнес, присаживаясь на корточки, Мина, готовый в любую секунду рвануть на штурм.
– Пока терпимая. Объект хочет ящик.
– С эсминца?
Торпеда кивнул.
– Шеф согласился, но тот хочет знать, что внутри. Пришлось тащить сюда немца.
– Ясно. Сам-то как?
Тот пожал плечами:
– Да хреново. Эта падаль ушибла мне мозги. Блевать тянет, и левая половина как не моя.
– Черт, ты бы хоть перевязал башку. Дай-ка я.
Мина раскрыл аптечку, быстро и ловко перевязал Торпеде голову. Кровь уже не шла, но рана зияла.
– Кольнуть тебя?
– Не надо, потерплю.
– Да ладно тебе, подставляйся.
– Не надо, я сказал. Заторможусь, нельзя. Сейчас тут начнется...
– Так ты уже тормознутый! Много от тебя от такого толку!
Подумав, Торпеда нехотя согласился, и Мина ударил его шприц-тюбиком в бедро. Промедол подействовал быстро, и голову немного отпустило, хотя тошнота не прошла и даже усилилась.
– Держись, парень. Недолго осталось.
– Типун тебе на язык с твоим недолго. Я еще пожить хочу.
Мина ухмыльнулся и приложил ухо к двери. В часовне стояла мертвая тишина, не было слышно даже всхлипов. Гладилину удалось до полусмерти запугать своих узников.
...Тем временем Посейдон, когда Флинт и Ваффензее поравнялись с ним, крикнул:
– Эй, капитан! Давай решать вопрос, дети устали. Вот тебе твой приятель, пообщайся с ним.
Через несколько секунд послышался голос Гладилина:
– Пускай заходит. Здесь и потолкуем.
– Нет уж, сокол. Хрен тебе. Говори так.
Капитан подумал, затем крикнул:
– Ладно, черт с вами. Герр Ваффензее! Объясните мне и моему лучшему другу Сажину, что там у вас такое в ящике? Из-за чего сыр-бор?
– Это не ящик, – презрительно отозвался немец. – Это контейнер. Я не собираюсь кричать, я буду говорить только с глаза на глаз, в часовне.
Нужно вырваться из лап спецназа – это раз. Нужно не дать Гладилину наделать непоправимых глупостей – это два.
– Только не открывайте его, не стоит, – громко добавил Ваффензее.
– Слышали, Сажин? Вам придется подчиниться воле большинства. Демократия.
– Нас тоже двое, – откликнулся Каретников.
– Не смешите меня. Вас хоть целый полк набери – все один человек. Муравейник.
– Шеф, нельзя его отпускать, – сказал Флинт.
Посейдон промолчал.
Гладилин между тем чувствовал себя все увереннее. Рассудок вернулся – если можно его ограничить последовательным мышлением. Нервы у капитана были на пределе, но способность рассуждать восстановилась. Правда, теперь эти рассуждения протекали исключительно в структуре помешательства, однако сами по себе были вполне логичными.
– Сажин! Если через десять секунд Ваффензее не будет в часовне, я начну отстрел!
В ответ на это раздался плач, который вдруг резко оборвался. Пока что Гладилин выигрывал.
– Остановись, идиот! – закричал Посейдон. – Будет тебе Ваффензее! Уже пошел...
– Наручники снимите, – попросил Клаус.
– Перебьешься. Ступай, давай. Спасибо ему скажи, он сильно осложнил тебе жизнь.
На лице Ваффензее читалось торжество. Он и не ждал, что его раскуют, – попросил так, ради издевки.
Он двинулся к часовне, и ему отворил все тот же мальчишка.
В следующую секунду он скрылся внутри.
Посейдон посмотрел на часы: время летело неумолимо. Что теперь? Он колебался. Всякое силовое проникновение в часовню наверняка повлечет за собой жертвы. Значит, снова придется ждать, когда эти мерзавцы договорятся. Любое изменение ситуации может подсказать новый шанс, нужно только уметь его разглядеть.
...Голоса в часовне зазвучали чуть громче, и Мина весь обратился в слух. Торпеде было не до того, силы его покидали. Он привалился к бревенчатой стене, прикрыл глаза, перепоручив анализ обстановки товарищу. Он оставлял за собой лишь действия, берег себя для последнего прыжка.
– Ничего не разобрать, – с досадой пробормотал Мина.
Торпеда не ответил, и Мина посмотрел на него с тревогой. Посейдон через Флинта отдал ему приказ действовать по обстановке. Казалось бы – вот она, дверь, ерундовое препятствие, отделяющее его от врагов. Вообще не препятствие. Ворваться вихрем и положить обоих, все проблемы будут разрешены в секунду. Но Мина понятия не имел, что творится внутри. Эти гады могли сидеть на полу, окружив себя живым щитом. И он не услышит, как они встанут.
Голоса смолкли.
Затем Гладилин подошел к передней двери:
– Слушай меня, Сажин! Сейчас мы выйдем. Не делай глупостей, мы будем не одни. Мы пойдем на катер, и ты лично доставишь нас на берег. Только ты, и больше никого. Тебе понятно?
– Понятно, куда яснее, – незамедлительно ответил Посейдон. – Выходите, вас не тронут.
– Приготовься, – быстро шепнул Торпеде Мина.

Глава двадцать пятая
ДВА КАПИТАНА

Чтобы выйти наружу, Гладилину с Ваффензее волей-неволей пришлось повернуться лицом к двери, и этого оказалось достаточно, чтобы боковой вход на миг приоткрылся, и в часовню скользнули две стремительные тени. Мина и Торпеда ворвались бесшумно и сразу упали ничком, по-прежнему невидимые за фигурами заложников. Дети, слава Богу, встали на ноги. Кое-кто начал испуганно поворачиваться, но спецназовцы успели приложить пальцы к губам. Все висело на волоске: террористам нужно было всего лишь обернуться и присмотреться внимательнее; они, однако, не ждали подвоха со стороны.
Мина коротким жестом дал понять, что берет на себя капитана. Торпеда кивнул.
Гладилин и Клаус толкали перед собой двух ребят. Выбрали специально тех, кто повыше и постарше, чтобы не слишком открываться. Рюкзак с контейнером теперь находился у капитана за плечами.
Спецназовцы уже держали наготове ножи, они не хотели стрелять.
Торпеда успел, а Мина – нет.
Мина метнул нож в ту секунду, когда Гладилин распахнул дверь ногой и переступил порог; капитан отклонился совсем ненамного, и нож просвистел над его правым плечом. Тот даже не понял, что произошло, и рассудил о случившемся по сдавленному крику своего напарника.
Нож Торпеды вошел Клаусу Ваффензее точно между лопаток, пробив позвоночник.
В следующую секунду Гладилин отнял ствол пистолета от виска парнишки и сунул его тому под подбородок. Капитан заорал:
– Сажин, твою мать! Я успею снести ему башку, даже если ты выстрелишь в мою!
Он сместился влево, прижался спиной к стене часовни, и подобраться к нему сзади стало невозможно.
Одновременно в часовне поднялся вой. Нарыв лопнул, и дети уже не видели разницы между своими и чужими. Они бросились к выходу, и Мине пришлось опередить их, встать в дверях.
– Куда? – зарычал он, сдвигая брови. – Оставайтесь, где были. Еще немного, ребята, скоро пойдете домой...
Торпеда же, теряя силы, приблизился к Ваффензее, состояние которого было куда хуже. Немец лежал ничком, полуприкрыв глаза; изо рта слабыми толчками выплескивалась кровь. Торпеда перевернул Клауса на бок:
– Тебе окажут помощь. Но сначала ты скажешь мне, что в ящике.
Торпеду никто не уполномочивал это делать, но он чувствовал, что другой возможности у него может не быть.
Ваффензее молчал, тупо глядя куда-то в сторону.
– Ты сам себе роешь могилу, – настаивал Торпеда, тогда как у него самого все кружилось перед глазами, а тошнота и слабость становились нестерпимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36