– Отведи ее в камеру. В одну из особых, – обратился Мирна к вошедшему, – и установи за ней постоянный надзор. В принципе, никаких неприятностей с ней я не предвижу, но возможны сюрпризы, причем связанные с запретной магией.
– Вот как. – Светляк подобрался, окинул меня оценивающим взглядом. – Пошли.
Я выскочила так быстро, насколько мне позволял мочевой пузырь, сопровождавший каждый шаг вспышкой острой боли. Прихрамывая на обе ноги и скрючившись, я последовала по коридору в указанную сторону, кое-как, под непрерывные тычки в спину, поднялась по лестнице на второй этаж и прошла широким коридором до перегородившей его решетки. Мой конвоир прошел вперед, достал связку ключей и открыл дверцу. Я, не дожидаясь приглашения, пролезла внутрь. По левую руку в стене находилось несколько забранных решеткой ниш, а справа стоял круглый столик, за которым сидели еще два типа в серых робах. Заканчивался коридор глухой стеной. И где, интересно, моя камера?
Камерой оказалась одна из ниш в стене. Мой конвоир открыл решетку и втолкнул меня внутрь. Я огляделась. Из мебели наличествовали только грубый деревянный топчан и деревянное ведро. Последнее, видимо, предлагалось использовать в качестве туалета. Я глянула за решетку. Мой конвоир что-то негромко втолковывал сидящим за столом светлякам, те слушали с подобострастными лицами и кивали.
– И чтобы никакого вина! – закончил светляк погромче, дождался радостных кивков и удалился. Двое оставшихся синхронно повернули головы в мою сторону. М-да, похоже, побыть наедине с собой мне тут не светит. Ну и демон с ними, пусть смотрят…
Я ожидала ехидных комментариев и сальных шуточек, но охранники молчали. Встала, застегнула штаны, с наслаждением потянулась и хлопнулась на топчан. Что бы там ни творилось с этим миром, немного поспать мне не повредит.
Сколько я проспала – неизвестно. Окон поблизости не было, освещение в коридоре было искусственным, охранники на мои многочисленные попытки выяснить, сколько времени, среагировали лишь однажды.
– Заткнись, – безразличным голосом отозвался один из них на мое очередное: «Ну, вам жалко, что ли, сказать, который час?» – а не то без еды останешься.
И я заткнулась. Не то чтобы испугалась угрозы, просто не было смысла. Видно же, что их я так не разговорю. И принялась маяться бездельем. Ненавижу это занятие.
Не знаю, сколько прошло времени, я один раз поела, два раза подремала и уже с нетерпением ждала чего угодно. Обычно откровенного безделья меня хватало максимум на полдня, после чего я бросалась искать себе дело и обычно находила. Но чем заняться здесь? Я пробовала заняться физкультурой, математикой в уме, сочинением стихов, подсчетом всякой ерунды – камней в стене, годовых линий на топчане, царапин на решетке… но все мне быстро надоедало, я вскакивала и принималась в нетерпении ходить по камере. Светляки сидели преимущественно молча, изредка перебрасываясь короткими негромкими фразами. В какой-то момент в коридоре послышалось звяканье и шаги, я вскинулась, но это оказалась всего лишь смена охраны. Еще два типа в серых робах, меня скоро от них тошнить начнет. Один из новоприбывших держал в руке связку ключей. Светляки негромко пообщались, бросая на меня короткие взгляды, я прислушалась, но доносились только обрывки фраз: «…Мирна сказал… черная магия… прорыв Тьмы…» и «ведьма…». Последнее прозвучало несколько раз, при этом все четверо постреливали в мою сторону косыми взглядами. Потом ключи перекочевали к старой смене, новоприбывшие разместились за столом, а их предшественники удалились в сторону выхода. Звяканье, удаляющиеся шаги, и опять все стихло.
– Может, хоть вы мне скажете, сколько сейчас времени? – спросила я безнадежным тоном. Тишина. – Ну и черт с вами!
Я легла на топчан и прикрыла глаза. Поерзала, пытаясь устроиться поудобнее – после предыдущих лежаний на голом дереве у меня уже порядком ныли бока. Проклятие!
В коридоре вновь послышались шаги и отголоски негромкого разговора. Я встрепенулась – вряд ли местная стража менялась так часто. Да и один из голосов показался мне знакомым. Я с нетерпением принялась вглядываться в полумрак коридора. Один из вошедших остался возле входа, я видела только его темный силуэт, а второй прошел к моей камере. Так и есть! Я не сразу узнала ректора – на нем был плащ с капюшоном. Причем плащ изрядно промок, видимо, на улице шел дождь.
– Милорд Тавин, – позвала я громко, словно опасаясь, что он меня не заметит. Кроме шуток, никогда еще я так не радовалась виду ректора. Тавин молча подошел к решетке, расстегнул плащ, со вздохом присел на корточки и посмотрел мне в глаза. Улыбка сама собой сползла с моего лица.
– Зачем? – спросил он голосом, преисполненным отчаянного непонимания. – Зачем ты утаила эту книгу?
И он туда же! Далась им эта книга, Шихар пожри их всех, вместе взятых!
– Мирна уверен, что ты сговорилась с Урсом Ахмой и несла книгу ему, но я так не думаю, – продолжал ректор. – Может, ты все же просветишь меня?
Я пожала плечами:
– Сдуру, выходит.
– Сдуру? – Ректор встал, заложив руки за спину, сделал три шага в сторону. – Сдуру?! Эта книга несет в себе опасность большую, чем весь список, который ты подписывала при поступлении в академию. И только посмей сказать, что ты этого не понимала. Нет, ты понимала! Ты сознательно пошла на преступление, и я хочу знать – зачем?
Милорд Тавин два раза прошелся перед решеткой, потом остановился и посмотрел на меня:
– Кому другому я бы еще мог поверить, но тебе – нет. Ты отлично осознавала, что делаешь. Осознаешь ли ты сейчас, что фактически находишься под обвинением в Темном Замысле? Что самое меньшее, что вынесет тебе трибунал в самом благоприятном случае и с учетом всего моего влияния, – это Обет Забвения?
Я подозревала нечто подобное, но слышать подтверждение из уст ректора было по меньшей мере неприятно. В ушах зашумело.
– Хорошо, я скажу. Вы лучше меня знаете, что за последние столетия мы многое утеряли из доступного ранее. И, продолжаем терять с каждым годом, потому что с каждым годом все большая и большая часть магии становится «запретной». Да я знаю, чем оправдываются светляки, – дескать, следует ограничить силу, которая может оказаться в руках одного мага, поскольку всякий маг всего лишь человек и подвержен всем человеческим слабостям. Хотя при этом ни для кого не секрет, что сами они запретной магией вовсю пользуются, видимо считая себя непогрешимыми. Хорошо, обеспечить безопасность мирного населения – цель благородная, но почему такими методами? Где та граница, до которой следует ограничивать ту самую силу? Эдак скоро запретят любое оружие, потому что его владелец может взбеситься и наброситься на людей. Запретят острые предметы – по той же причине. И еще запретят открывать рты, потому что произносимые слова могут смутить чьи-то некрепкие умы и привести к смуте. Пожалуй, тогда они и в самом деле добьются того, что жить в этом мире будет совершенно безопасно. Вот только не имея стрел, чтобы подстрелить себе дичь, не имея ножей, чтобы резать хлеб и мясо, мы поневоле начнем питаться ягодами и одеваться в плетенные из травы одежды, потому что игл у нас тоже не будет. А не смея разговаривать, мы скоро разучимся это делать вообще и окончательно одичаем!
Горло у меня пересохло, я замолчала, сглотнула слюну и продолжила:
– Это первое. А второе: да они запарятся запрещать! Потому что люди изобретательны и всегда придумают что-нибудь разрешенное в ответ на запрещенное. Запретители это снова запретят, а люди придумают еще что-нибудь. Чтобы охранять все растущее количество запретов, число светляков будет расти, расти, пока все жители Таора не станут ими. Видимо, тогда и наступит эра всеобщей благодати.
Ректор слушал меня с видом совершеннейшего изумления.
– Да, я понимала, что эта книга черна как ночь и все, что в ней написано, – крайне опасно. Но я оставила ее у себя, потому что понимала свою ответственность. Не делайте такое удивленное лицо, именно ответственность! Это слово, между прочим, подразумевает, что человек сам отвечает за себя и за свои поступки, а не бежит в ужасе к добрым светлякам, как только столкнется с чем-нибудь эдаким.Я приняла ответственность за те полезные знания, которых в этой книге содержится ничуть не меньше, чем опасных. Отдай я инкунабулу светлякам, она бы сгинула в бездонных архивах ордена, где, я уверена, пылятся без дела тысячи книг и предметов, могущих сделать нашу жизнь богаче, ярче и разнообразнее. Почему орден уверен, что знания можно применять только во вред? Вот я знаю Восход Антагора, я же им не пользуюсь. – Ну, это я для красного словца ввернула; все, что я запомнила из описания этого заклинания, – только название да производимый эффект. Но ректора проняло, он аж вздрогнул.
– Восход Антагора ты сколдовать просто не сможешь, и слава небесам за это. А вот потерянную душу сестры Шебы все еще не нашли и, пожалуй, уже не найдут, – сообщил мне ректор мрачно. Я смешалась.
– Ну, так получилось… как-то само собой, – пробормотала я. Милорд Тавин глянул на меня с сожалением.
– А вы, оказывается, революционерка, – произнес он медленно, с непонятной интонацией, – вот уж никогда бы не заподозрил в вас идеалиста.
Я отметила, что ректор снова начал называть меня на «вы». Что бы это значило, интересно?
– Я не идеалистка и никогда ей не была. Просто мне не нравится, что меня ограничивают в моем ремесле.
Ректор покачал головой, запахнул плащ.
– Мы живем в обществе, и оно диктует нам свои законы, которым мы обязаны подчиняться, если хотим пользоваться благами, которые это общество предоставляет. Вы могли уехать куда-нибудь в Хатлендалову пустынь и заниматься там темными изысканиями, сколько душа возжелает. Но вместо этого вы поступили в академию, чтобы пользоваться ее библиотекой, слушать лекции и постигать азы магии под руководством опытных учителей. Если вас не устраивали правила, обязательные для каждого студента, вы вполне могли отказаться от поступления. Но вы сами согласились с ними и понесете наказание за их нарушение. – С этими словами он отвернулся от решетки и двинулся в сторону входа.
– Милорд Тавин! – крикнула я, внезапно осознав, что только что отвратила от себя единственного человека, кто был настроен мне помочь и мог это сделать. – Не уходите! Я не понимала серьезности того, что делаю! Это было для нас как игра!
Тщетно. Прозвенели ключи, лязгнула решетка, и шаги, удаляясь, стихли. Я села на топчан. Молодец, Волчья Ягода. Просто молодец, очень дальновидная и продуманная речь, ничего не скажешь. И что это на меня нашло такое? В досаде я хлопнула рукой по топчану и посадила в палец занозу. Посасывая ранку, легла и принялась размышлять. Похоже, на этот раз выкрутиться мне не удастся, как ни печально. Я принялась мысленно готовить оправдательную речь, потом вспомнила, что произнести ее мне вряд ли доведется, поскольку приговор будет выносить трибунал ОСС, а у них всякая говорильня не в почете. Вот уроды, даже выговориться человеку перед смертью не дадут. В досаде я накрылась курткой и задремала.
И снилось мне, будто я иду в задумчивости по торговым рядам в привратных кварталах и размышляю о своей горькой судьбе. Накрапывает мелкий дождик, я кутаюсь в свою любимую синюю накидку, которую потеряла еще в позапрошлом году. Под накидкой на мне только рубашка, поэтому мне холодно и мокро. Народу в рядах почти нет, большинство лавок закрыты. Немногочисленные покупатели провожают меня удивленными взглядами, но мне нет до них никакого дела. Пошли они к Шихару, не видят, что ли, что у человека проблема.
Холодный ветер с моря доносил запахи соли, рыбы и смоленой пеньки, в лужах под ногами отражались тяжелые темные облака, ползущие по небу сплошным покрывалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70