А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Возьми или убей прямо сейчас.
Я хмыкнул.
– Встань, Рами-И. Я беру тебя.
Она поднялась и улыбнулась так, словно я пообещал ей невесть что, а не место в строю войска, из которого немногие уцелеют. Я присмотрелся к ней. Пожалуй, мое первое впечатление было обманчивым, передо мной стояла не девочка, а девушка, – меня ввела в заблуждение ее хрупкая фигурка, совершенно нетипичная для местных женщин.
– Сколько тебе лет? – спросил я.
– Шестнадцать, – ответила она с отчаянной болью в голосе, – и меня еще не любил ни один мужчина!
Я отвел взгляд. М-да. Размышляя отвлеченно, ее вполне можно понять – местные девушки начинают выходить замуж лет в тринадцать и выглядят в этом возрасте совершенными орясинами. А к шестнадцати за ними уже бегает пара детишек. «Выходить замуж» – это я так, для ясности называю, на самом деле никаких таких особых отношений у моих селян нет, я особо не разбирался, но, по-моему, они занимаются любовью, кто с кем хочет и когда хочет. Неудивительно, что в девках здешние девушки не задерживаются – у большинства еще мочки ушей не заживут, которые им подрезают, когда у них начинаются женские циклы, а они уже с животом ходят. Так что в шестнадцать лет Рами-И имела все основания считать себя старой девой, но я-то был воспитан на иных устоях.
– По-моему, ты красивая, – сказал я серьезно, и, в общем-то, честно сказал. Конечно, она не вызвала бы фурор своим появлением на каком-нибудь званом обеде, но если ее хорошенько отмыть, причесать, одеть в красивое платье и вывести в свет, то, думаю, женихи не заставили бы долго ждать. Годика через три-четыре… А здесь… я ничего плохого не скажу про женщин моего рода, я их очень уважаю, они хорошие люди и, как выяснилось, неплохие бойцы, но местный стандарт красоты, признаться, не в моем вкусе. Но Рами-И отмахнулась:
– У меня есть глаза, я видела себя и знаю, что некрасива. Я смирилась с этим, поэтому не надо утешать меня, Великий. Просто дай мне копье, и я обещаю, что самое меньшее один хара-нги отправится в Небесные Холмы вместе со мной.
– Так не пойдет. Ты обращаешься с ножом куда лучше любого из моего рода, смелости тебе тоже не занимать. Я думаю поставить тебя во главе десятка.
– Не надо десятка, Великий. Они не будут меня слушать.
Я нахмурился.
– Я им прикажу.
– Тогда они будут слушаться, но без желания. Не надо, Великий, – это будет плохой десяток, много хуже, чем без меня.
Я задумался. Ее рассуждения были не лишены логики. Но отправлять ее рядовым бойцом было бы совершенным расточительством, тем более сейчас, когда она продемонстрировала неплохой образчик командного мышления. Да еще и ножи кидает не хуже меня самого. Не то чтобы я был очень хорош в метании, но Урсай меня и в этом поднатаскал – с десяти шагов я попадал в яблоко пять раз из пяти. Будь она мужчиной, я бы тут же сделал ее главным генералом и своим заместителем.
– Хватит называть меня Великим, я – Хуту-Лин. Наедине можешь звать меня Аль-Хуту, но только наедине. В свой род я тебя беру, но точно не простым… (черт, как сказать «боец», если самое близкое по смыслу слово в местном языке – синоним «мужчины»?) родственником, шрат. Вот что. Мне нужен… адъютант. Ты готовить-то хоть умеешь?
Обычная женщина моего племени наверняка бы оскорбилась, с тем же успехом я мог спросить: «А ты ходить умеешь?» Но вдруг ее изоляция была такой, что ее и готовить не научили, – лучше заранее узнать.
– Да, Великий… Аль-Хуту, – Рами-И кивнула, – когда умерла моя мать, я готовила для женского очага, тем и кормилась. Ела, что оставалось. Мужчины мне еду не носили, а мать рода запасы без большой нужды никогда не тратила.
– Хорошо. Оставайся пока здесь, будешь мне еду готовить и мелкие поручения выполнять. Эх, поздновато ты ко мне пришла, тебя бы потренировать немного – через пару седмиц ты бы из любого голыми руками икру выбивала.
– Благодарю, Аль-Хуту. – Рами-И коротко поклонилась, но, на мой взгляд, она была немного разочарована. Ничего, потерпит. И селяне мои потерпят. Особенно селянки, вот уж кто будет действительно разочарован.
И в самом деле – не успело солнце достигнуть зенита, весть уже распространилась по всему весьма выросшему в последнее время селению. Я неоднократно ловил на себе косые взгляды и отмечал шушуканье за спиной. А к полудню мое жилище, впервые за все время моего здесь пребывания, почтила своим визитом мать рода. Надо сказать, что ее авторитет в последнее время тоже немало подрос – ведь все прибывающие воительницы вступали в нашрод и соответственно Хави-Сна становилась их матерью. Если считать меня полководцем, то она оказывалась на должности начальника штаба, то есть всего на ступень ниже меня. А во многом – в частности, в большинстве житейских вопросов – ее авторитет был даже выше моего, я это хорошо понимал и не вмешивался. Но разговор с ней я предвидел и был к нему готов, хотя и не думал, что она сама ко мне заявится. Для объяснения своей позиции у меня имелся универсальный непробиваемый аргумент.
– Великий, – заявила мне Хави-Сна с порога, – род волнуется. Ты знаешь, любая женщина рода была бы счастлива принять твое семя и родить от тебя детей, но ты выбрал эту… – Следующее слово мне было незнакомо, видимо, оно означало что-то вроде «ублюдок».
Я наклонил голову, надев на лицо маску доброго отца, который смотрит на провинившегося любимого сына.
– Она умна и сильна, – попытался я для начала воззвать к логике.
– Сильна – ха! Если дать ей корзину, которую я несу одной рукой, она переломится, как тростник под ударом весла. И в роду много женщин, которые не глупее ее.
– Я говорю не про эту силу, и ты меня понимаешь, Хави-Сна. – Я решил больше не дискутировать на эту тему. – Но ты права. В роду много женщин сильнее ее, и немало – умнее ее. Дело в другом. – Я взглянул на нее взглядом, преисполненным умудренной грусти (во всяком случае, именно этот смысл я вкладывал, а уж что она там видела – ее дело). – Мне было видение.
Я замолчал. Хави-Сна молчала тоже, на лице ее застыло озадаченное выражение, как у простачка из деревни, которого на глазах всего честного народа ловко обдуривал городской проходимец.
– Мне явилась моя мать, Великая Орлица. Она сказала, что вууль-ду в своем стремлении уподобиться Великой Рыбе слишком глубоко зашли в воду, и в этом – исток всех проблем племени. Поклонение Великой Рыбе – это хорошо, она наш покровитель и защитник. Но вууль-ду забыли, что люди были созданы богами, чтобы владеть как водой, гак и землей, и даже небом. Вууль-ду не просто забыли об этом, – я повысил голос, – они в гордыне своей уверились, что их путь – единственно верный. Поэтому Великая Орлица сказала мне, чтобы я приблизил к себе эту женщину, и поставил ее подле себя, и дал ей право повелевать всеми вами. Потому что она – дочь Земли и Воды, я – Сын Неба, и теперь благословение всех богов пребудет над нашим родом. Еще Великая Орлица пожелала, чтобы ее воля стала известна всем женщинам рода, и я поручаю тебе, Хави-Сна, сделать это, потому что – кто сможет лучше? Объясни им, что многие из них достойны быть со мной, но дети богов не свободны в своем выборе и не могут идти на поводу своих чувств. – Теперь на моем лице были мудрость и смирение.
Хави-Сна глядела на меня с обожанием, сверкая глазами. Потом склонилась в глубоком поклоне:
– Прости меня, Великий, что посмела в тебе усомниться. Прости меня, мне не хватило мудрости, чтобы сразу понять волю Великой Орлицы, но теперь, после твоих слов, ночь в моей душе сменилась днем. Я все поняла, я вижу твою правоту и мудрость твоей божественной матери. Позволь мне идти, Великий, и я разъясню волю богов своему роду.
– Я прощаю тебя. Иди, – величественно кивнул я. – Только у меня к тебе одна просьба, мудрая мать.
Хави-Сна вскинулась, всем видом показывая готовность беспрекословно выполнить любое, даже самое идиотское мое желание.
– Прошу тебя, будь к ней добра. Хотя боги и отметили ее, она всего лишь уставшая женщина, видевшая мало хорошего в этой жизни. Не ее вина, что она родилась такой.
Хави-Сна коротко поклонилась:
– Я представляю, Великий, каково тебе было выполнять этуволю богов. Представляю и преклоняюсь перед твоим человеколюбием. Надеюсь, она хоть способна доставить мужчине удовольствие. Я выполню твою просьбу.
Хави-Сна выскользнула за дверь. Я перевел дух. Дети, просто большие дети.
Следующим визитером оказался Рим-Са, и с ним было посложнее. Он с первых дней нашего знакомства порывался женить меня на ком-нибудь из многочисленных своих потомков женского рода. Версию про видение я ему даже предлагать не стал – не тот случай. Рассказ про устроенное для Рами-И испытание произвел на него некоторое впечатление, но не более того. Дедуля в упор не желал признавать, что ум и смелость могут быть поставлены выше красоты, особенно когда дело касается интересов рода. И как вообще Великий собирается восстанавливать порядком подорванный авторитет? Я объяснил как. Старикан задумался. По его лицу было видно, что он уже смирился со случившимся, но все равно не понимает. В конце концов, мне его стало жалко, и я попытался объяснить ему, что мне Рами-И вовсе не кажется некрасивой, и даже наоборот. На середине моих объяснений дедуля посветлел лицом и перебил меня:
– Я понял. Прости, Великий, я слишком давно живу в племени, и мне всегда нравились его женщины, поэтому я не сразу тебя понял. Ты просто мало жил среди нас, и ты еще молод. Пусть будет так.
Рим-Са поднялся, чтобы выйти, но я его остановил:
– Ты сказал, что слишком давно живешь в племени? А раньше ты где жил?
– В другом племени, – Рим-Са пожал плечами, – мне надо идти, Великий.
Я посмотрел на него с прищуром, потом покачал головой:
– Иди.
Ох, темнит старикан. Но все же проговорился. Теперь понятно – он не из вууль-ду. В самом деле мне следовало бы самому давно догадаться. Но откуда же он? Уж не из Сухих ли Людей мой первый советник?
Рами-И изменение своего статуса воспринимала потрясенио. До полудня она держалась тихо и незаметно, но по степени распространения среди жителей деревни «воли богов» менялось и отношение к ней. Поначалу девушка даже шарахалась, когда кто-то приветливо к ней обращался, но потихоньку привыкла. К вечеру она уже сияла так, что, казалось, ее лицо светится в темноте.
Но следующим утром она опять выглядела расстроенной. Я поначалу не обратил на это внимания, занятый навалившимися с утра делами, – я проверил полосу ловушек на дальних подступах к селению, послал два отряда сеять отравленные шипы и еще четыре отправил ко рву – заметать следы наших ежедневных тренировок. К полудню стало полегче, и я собрался провести некоторое время, обучая свою новую помощницу бою на мечах. К моему удивлению, поблизости ее не оказалось. Я начал ее искать и нашел за деревней, под обрывистым берегом, сидящую на кромке у самой воды.
– Рами-И, – сказал я с укоризной, – я же просил тебя быть подле меня.
Она обернула ко мне заплаканное лицо.
– Прости, Хуту-Лин, – сказала она, вскакивая и натужно улыбаясь, – я иду.
Я раздраженно вздохнул. В современном ли городе, в диком ли племени – везде одно и то же.
– Что случилось, Рами-И? – спросил я, спускаясь к ней.
– Ничего, – девушка мотнула головой, – я просто горевала о погибшей матери.
Я прищурился:
– Не ври мне, Рами-И. Разве ты не знаешь, что боги наделили меня умением видеть ложь? Скажи, что тебя огорчило?
Рами-И промолчала. Я вздохнул.
– Я приказываю тебе: говори.
– Ничего. Прости, Хуту-Лин, я постараюсь впредь не смущать тебя.
Я начал сердиться, но тут заметил, как дрожат ее плотно сжатые губы. Повинуясь внезапному душевному порыву, я подошел и обнял ее. Рами-И уткнулась лицом мне в плечо, ее волосы защекотали мне нос. Словно какая-то плотина прорвалась в ней, и она разрыдалась. Я стоял и ждал, легонько поглаживая ее по волосам и плечам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70