Мелина ушла, и Ричард, чтобы порадовать Сару, тут же его примерил.
— Милый, ты в нем просто красавец. Я знаю — ты не слишком заботишься о платье, но мой отец благоволит хорошо одетым людям. Наверное, армия повлияла. А теперь снимай костюм и я уложу его по-настоящему, а не по-твоему, то есть как попало.
— Я спокон веку так вещи складывал.
— Теперь это делать буду я. — Она подошла и поцеловала его. А он вспомнил, что в детстве учебники в ранец ему всегда укладывала мать, и как она недовольно щелкала языком, глядя на ранец вечером. Эта же картина всплывала у него в памяти и на вилле, перед самым отъездом, и он вынул дневник из чемодана, завернул в газету и спрятал в машине, под задним сиденьем.
Из Эсториля они поехали в Биарриц, потом в Бордо и в глубь материка в Периге, где три дня прожили в маленькой гостинице, изучали полученный от агента по недвижимости список усадеб на продажу. Три или четыре их заинтересовали, они решили заехать туда на обратном пути, прицениться.
В ночь перед отъездом из Дордони Сара сказала: «Мне очень нравится путешествовать так, как мы. С матерью ездить было просто наказанье — сплошные тюки и чемоданы, да жалобы, если ей не угодили в гостинице или ресторане».
— И никаких пикников с бутылкой вина, хлебом и паштетом?
— Нечто подобное случалось, но посмотрел бы ты на это! — рассмеялась Сара. — Складные стулья и столики, камчатые скатерти и серебряные вилки. Высший класс, как говорят французы. Охлажденное вино, и Джорджио в роли официанта. Учитывалась каждая мелочь, особенно если с нами был лорд Беллмастер. Впрочем, отца эта напыщенность никогда не прельщала.
Ричард обнял Сару и, радуясь, что в темноте ей не разглядеть его лица, спросил: «Какой он был, этот Беллмастер?»
— Не знаю, — вздохнула Сара. — Мне вроде бы следовало сторониться его — хотя бы в те годы, когда я понимала уже, кем он был маме. А он мне нравился. Он очень хорошо ко мне относился. Даже лучше папы. Впрочем, порою отец менялся — и тогда он был заботливей, гораздо заботливей Беллмастера. Знаешь, что удивительно? Мне, прожившей вдали от мира столько лет… сейчас понять его гораздо проще, чем раньше. А мама, по-моему, в глубине души была очень несчастна… на людях она просто притворялась.
— Ты хочешь сказать — несчастна, потому что Беллмастер на ней не женился?
— Возможно. Хотя, знаешь, она, быть может, и мечтала стать леди Беллмастер, но по-настоящему его не любила. Мелина рассказала мне много неожиданного, и теперь я считаю, мама любила папу, несмотря ни на что.
— Тут сам черт ногу сломит. А как уживались твой отец и Беллмастер?
— Я редко видела их вместе. Они любезничали друг с другом, и только.
— Не пойму, отчего отец его не вышвырнул.
— Может, мама не позволяла, а он так ее любил, что мирился со всем. От Мелины я впервые услышала, почему уволился Джорджио. Когда он ушел, я уже была в монастыре. Дело в том, что «Роллс-Ройс», на котором ездила мама, принадлежал Беллмастеру. И однажды его светлость сказал Джорджио, что машина износилась и надо купить новую, другой марки. Не помню, то ли «Даймлер», то ли какую-нибудь роскошную американскую. И тут Джорджио взорвался. Он как раз мыл машину, а гараж у нас был рядом с комнатами для прислуги, так что Мелина и Карло все слышали. Джорджио заявил Беллмастеру, что никогда не сядет ни в какую другую машину и, если его светлость купит не «Роллс-Ройс», он сразу же уйдет. — Сара даже затряслась от смеха. — Мелина говорит, они прямо-таки орали друг на друга. Наконец Беллмастер отрезал: «Не хватало только, чтобы я покупал „Роллс-Ройс“ в угоду какому-то шоферишке!» Джорджио нас бросил, — это было плохо само по себе, — но перед уходом он еще пошел к Беллмастеру и выложил все, что думал о нем. Тут вмешалась мама, попыталась умиротворить их обоих, но только подлила масла в огонь — Джорджио вышел из себя, высказал и ей все, что на душе накипело. — Сара вновь рассмеялась. — Мелина говорит, ей едва удалось удержать Карло — он хотел вступиться за маму, потому что не жаловал ни Беллмастера, ни Джорджио. Какие они все глупые, правда? Воевать из-за какой-то старой дурацкой машины!
— Так чем дело кончилось?
— Джорджио уехал в тот же день. Шофером сделали Карло, купили новую машину. Но и это не все. О Боже! — Она замолкла, переборола смех и продолжила: — Через две недели Карло — он ведь водил неважно — врезался в трамвай, кажется, в Лиссабоне, и разбил автомобиль вдребезги. А потом… потом… — Сара повернулась к Ричарду, захохотала ему в плечо — говорить она уже не могла, — и в те минуты Ричарда затопила волна беспредельного, неописуемого счастья.
— Так что же потом? — спросил он.
Она отодвинулась и, успокоившись, закончила: «Никогда не догадаешься! Беллмастер заменил ее „Роллс-Ройсом“. Глупо, правда? Столько шума из ничего. Но и смешно. Надо будет посмотреть, описала ли мама этот случай в дневнике. А может, и картинку к нему подрисовала. Как вернемся на виллу, возьмусь за ее дневник».
Вскоре Сара уснула, а Ричард лежал во тьме, размышлял. Он знал — мать ничего об этом происшествии в дневнике не написала, знал, что не позволит Саре его читать, и думал — а не сжечь ли его? Наверно, так и нужно сделать. Сара просыпается поздно и завтракает в постели. Надо бы завтра встать пораньше, найти уединенное местечко и… Тут Ричард посуровел и отказался от этой мысли. «Беллмастер, — подумал он, — а не пришло ли время расплатиться за все? Но один Бог знает, как отомстить тебе. Надо посоветоваться с кем-то… кто не выдаст, все поймет, кто наставит на верный путь. Но только не с полковником Брантоном. Он — человек заинтересованный, да и от Сары слишком долго открещивался. На восемь лет засадил ее в темницу. Отчасти в этом, впрочем, и Беллмастер виноват. Потом, когда Сара вышла на свободу, оказалось, Беллмастер еще и мелкий мошенник — подсунул матери дешевую фальшивку. Может быть, Кэслейк? Да, пожалуй, он. Он — стряпчий и глупостей не допустит. Как приедем в Англию, загляну к нему в контору».
… Из Периге они через Лимож и Орлеан приехали в Париж, где три дня развлекались.
Стояла чудесная майская погода. Близился полдень, длинные кисти ракит казались в голубом небе золотыми, сирень у дороги покрылась крошечными звездочками лиловых цветов, вернулись ласточки — они гнездились над застрехами, соседская кобыла на пастбище через дорогу лоснилась, как полированный каштан. А на столе в кабинете полковника Брантона нераспечатанными лежали утренние письма. Они давным-давно перестали приносить радость. Ведь это были, черт побери, в основном неоплаченные счета.
Брантон сел за стол и быстро просмотрел пять конвертов. Сам не понимая отчего — весна, что ли? — он пребывал в отличном настроении. Собирался ехать на реку Уэй, полдня порыбачить в одиночестве, а полдня — в обществе провинциальной знати, людей богатых и честолюбивых, которые вдыхали жизнь в здешние предприятия и банки, но не гнушались мухлевать с налогами, оставаясь, впрочем, людьми приятными… не все, но большинство.
Пять писем. Два — явно счета. Он разорвал их, не вскрывая, и бросил в мусорную корзину. Третье, в неофициальном конверте, распечатал, а там оказались — ну и хитры же эти кредиторы — давно просроченный счет и записка с вежливой, но твердой просьбой о немедленной оплате. Полковник повесил счет на стоявшую у лампы наколку. Четвертое письмо с заграничным штемпелем он озадаченно повертел и так и сяк, тщетно пытаясь угадать, от кого оно. Наконец вскрыл. Письмо, как оказалось, от Сары, из Парижа. От короткого, но нежного послания полковник еще более воспрянул духом. Сара сообщала, что приедет в Англию через несколько дней вместе с Ричардом Фарли и сразу позвонит. Что ж, ради Бога. Она — его дочь, теперь он ни за что не назовет ее чужой — так пусть поживет у него. Правда, придется раскошелиться. Ну и что? Покутим малость, а потом потуже затянем пояс. Не впервой.
Последнее письмо лежало в дорогом конверте без рисунка, адрес был написан смутно знакомым почерком. Не прояснил дела и штемпель — он был, как обычно, смазан, словно машина или человек, его ставивший, страдали трясучкой. Чего Англии до зарезу не хватает, так это… но стоит ли распинаться?
Он вскрыл конверт, бросил взгляд на листок с фигурным краем и выдавленным адресом и от сердца отлегло. Письмо написал старый обманщик Беллмастер. Полковник отложил его и закурил сигарету. "Прекрасная погода, — подумал он. — В начале недели прошел дождь, так что рыбачить сегодня — одно удовольствие. Взять бы с собой Беллмастера да и скинуть в реку с камнем на шее. Интересно, рыбачит ли этот Фарли? Наверное, да. Как-нибудь съездим на реку вместе. Там и познаются люди. Когда клюет крупная рыба, да если еще волна сильная, посмотришь, как человек управляется с удочкой — и узнаешь о нем больше, чем после тысячи ответов на вопросы. Так же и на охоте… " Он затушил окурок и, весело насвистывая, взялся за письмо. Однако вскоре смолк.
"Дорогой Брантон, — писал Беллмастер. — Недавно я с радостью узнал от Гедди, что наша милая Сара выходит замуж за Ричарда Фарли — того самого, кто спас ей жизнь в Португалии. Гедди считает его честным малым — он выходец из добропорядочной семьи и прочее, хотя в жизни пока добился немногого. Впрочем, это легко исправить, замолвив, где нужно, за него словечко. Как крестный отец Сары, я, конечно, рад за нее не меньше, чем Вы. Будь жива наша дорогая леди Джин, она, возможно, желала бы дочери мужа познатней, но в наши дни титулы и почести раздают направо и налево всяким проходимцам, которые только и умеют что бренчать на гитарах (Беллмастер, очевидно, имеет в виду награждение высшими орденами Великобритании участников группы «Битлз» в 1965 году, столь возмутившее английскую знать. — Прим. перев.), словом, первым встречным, если это выгодно правительству.
Короче говоря, если будете в Лондоне в ближайшее время, загляните ко мне — поговорим, как лучше устроить свадьбу, кто возьмет на себя расходы.
Искренне Ваш Беллмастер".
Хорошее настроение от прекрасной погоды и в предвкушении рыбалки с Брантона как ветром сдуло. Он выругался и отбросил письмо. Вот мерзавец! Полковник отлично знал все уловки Беллмастера, а потому раскусил его замысел мгновенно. Нечто подобное затеяла бы и леди Джин. Развела бы вокруг свадьбы такую суету! Устроила бы венчание в Вестминстерском аббатстве, а обед — в самом дорогом ресторане… А его отодвинула бы на задний план. И даже не поинтересовалась бы мнением Сары. Беллмастера тоже занимает лишь собственное "я". «Но черта с два я поддамся ему, — решил полковник. — Пусть Сара решает сама».
Одна строчка из письма обожгла его особенно сильно: «Гедди считает его честным малым — он выходец из добропорядочной семьи и прочее, хотя в жизни пока добился немногого». Это было сказано о Фарли, но с таким же успехом могло относиться и к самому Брантону. Именно поэтому Беллмастер так и выразился. «Словом, против воли Сары Беллмастер пойдет только через мой труп, — сказал себе Брантон. — Видит Бог, я был ей плохим отцом. Но исправиться никогда не поздно. Как она захочет, так и будет. И точка».
Тут в кабинет заглянула жена, скачала: «А ты, оказывается, еще здесь. То-то я не слышала шума твоей машины. Милый, по пути в Челтнем сделай для меня кое-что, а?»
Затаенный гнев выплеснулся наружу, и полковник прокричал: "По дороге в Челтнем я ни для кого ничего делать не буду — разве что задавлю какого-нибудь оболтуса, если он сдуру выскочит на дорогу! А если на реке какой-нибудь козел из Бирмингема начнет мне рассказывать о своем новом «Ягуаре», а за поплавком смотреть не станет, я его утоплю. А если… "
Жена внезапно расхохоталась: «О милый, как я люблю тебя таким! Последние дни ты был вялым. И очень приятно видеть тебя прежним… боевым. Сохрани этот пыл до ночи, пожалуйста».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Милый, ты в нем просто красавец. Я знаю — ты не слишком заботишься о платье, но мой отец благоволит хорошо одетым людям. Наверное, армия повлияла. А теперь снимай костюм и я уложу его по-настоящему, а не по-твоему, то есть как попало.
— Я спокон веку так вещи складывал.
— Теперь это делать буду я. — Она подошла и поцеловала его. А он вспомнил, что в детстве учебники в ранец ему всегда укладывала мать, и как она недовольно щелкала языком, глядя на ранец вечером. Эта же картина всплывала у него в памяти и на вилле, перед самым отъездом, и он вынул дневник из чемодана, завернул в газету и спрятал в машине, под задним сиденьем.
Из Эсториля они поехали в Биарриц, потом в Бордо и в глубь материка в Периге, где три дня прожили в маленькой гостинице, изучали полученный от агента по недвижимости список усадеб на продажу. Три или четыре их заинтересовали, они решили заехать туда на обратном пути, прицениться.
В ночь перед отъездом из Дордони Сара сказала: «Мне очень нравится путешествовать так, как мы. С матерью ездить было просто наказанье — сплошные тюки и чемоданы, да жалобы, если ей не угодили в гостинице или ресторане».
— И никаких пикников с бутылкой вина, хлебом и паштетом?
— Нечто подобное случалось, но посмотрел бы ты на это! — рассмеялась Сара. — Складные стулья и столики, камчатые скатерти и серебряные вилки. Высший класс, как говорят французы. Охлажденное вино, и Джорджио в роли официанта. Учитывалась каждая мелочь, особенно если с нами был лорд Беллмастер. Впрочем, отца эта напыщенность никогда не прельщала.
Ричард обнял Сару и, радуясь, что в темноте ей не разглядеть его лица, спросил: «Какой он был, этот Беллмастер?»
— Не знаю, — вздохнула Сара. — Мне вроде бы следовало сторониться его — хотя бы в те годы, когда я понимала уже, кем он был маме. А он мне нравился. Он очень хорошо ко мне относился. Даже лучше папы. Впрочем, порою отец менялся — и тогда он был заботливей, гораздо заботливей Беллмастера. Знаешь, что удивительно? Мне, прожившей вдали от мира столько лет… сейчас понять его гораздо проще, чем раньше. А мама, по-моему, в глубине души была очень несчастна… на людях она просто притворялась.
— Ты хочешь сказать — несчастна, потому что Беллмастер на ней не женился?
— Возможно. Хотя, знаешь, она, быть может, и мечтала стать леди Беллмастер, но по-настоящему его не любила. Мелина рассказала мне много неожиданного, и теперь я считаю, мама любила папу, несмотря ни на что.
— Тут сам черт ногу сломит. А как уживались твой отец и Беллмастер?
— Я редко видела их вместе. Они любезничали друг с другом, и только.
— Не пойму, отчего отец его не вышвырнул.
— Может, мама не позволяла, а он так ее любил, что мирился со всем. От Мелины я впервые услышала, почему уволился Джорджио. Когда он ушел, я уже была в монастыре. Дело в том, что «Роллс-Ройс», на котором ездила мама, принадлежал Беллмастеру. И однажды его светлость сказал Джорджио, что машина износилась и надо купить новую, другой марки. Не помню, то ли «Даймлер», то ли какую-нибудь роскошную американскую. И тут Джорджио взорвался. Он как раз мыл машину, а гараж у нас был рядом с комнатами для прислуги, так что Мелина и Карло все слышали. Джорджио заявил Беллмастеру, что никогда не сядет ни в какую другую машину и, если его светлость купит не «Роллс-Ройс», он сразу же уйдет. — Сара даже затряслась от смеха. — Мелина говорит, они прямо-таки орали друг на друга. Наконец Беллмастер отрезал: «Не хватало только, чтобы я покупал „Роллс-Ройс“ в угоду какому-то шоферишке!» Джорджио нас бросил, — это было плохо само по себе, — но перед уходом он еще пошел к Беллмастеру и выложил все, что думал о нем. Тут вмешалась мама, попыталась умиротворить их обоих, но только подлила масла в огонь — Джорджио вышел из себя, высказал и ей все, что на душе накипело. — Сара вновь рассмеялась. — Мелина говорит, ей едва удалось удержать Карло — он хотел вступиться за маму, потому что не жаловал ни Беллмастера, ни Джорджио. Какие они все глупые, правда? Воевать из-за какой-то старой дурацкой машины!
— Так чем дело кончилось?
— Джорджио уехал в тот же день. Шофером сделали Карло, купили новую машину. Но и это не все. О Боже! — Она замолкла, переборола смех и продолжила: — Через две недели Карло — он ведь водил неважно — врезался в трамвай, кажется, в Лиссабоне, и разбил автомобиль вдребезги. А потом… потом… — Сара повернулась к Ричарду, захохотала ему в плечо — говорить она уже не могла, — и в те минуты Ричарда затопила волна беспредельного, неописуемого счастья.
— Так что же потом? — спросил он.
Она отодвинулась и, успокоившись, закончила: «Никогда не догадаешься! Беллмастер заменил ее „Роллс-Ройсом“. Глупо, правда? Столько шума из ничего. Но и смешно. Надо будет посмотреть, описала ли мама этот случай в дневнике. А может, и картинку к нему подрисовала. Как вернемся на виллу, возьмусь за ее дневник».
Вскоре Сара уснула, а Ричард лежал во тьме, размышлял. Он знал — мать ничего об этом происшествии в дневнике не написала, знал, что не позволит Саре его читать, и думал — а не сжечь ли его? Наверно, так и нужно сделать. Сара просыпается поздно и завтракает в постели. Надо бы завтра встать пораньше, найти уединенное местечко и… Тут Ричард посуровел и отказался от этой мысли. «Беллмастер, — подумал он, — а не пришло ли время расплатиться за все? Но один Бог знает, как отомстить тебе. Надо посоветоваться с кем-то… кто не выдаст, все поймет, кто наставит на верный путь. Но только не с полковником Брантоном. Он — человек заинтересованный, да и от Сары слишком долго открещивался. На восемь лет засадил ее в темницу. Отчасти в этом, впрочем, и Беллмастер виноват. Потом, когда Сара вышла на свободу, оказалось, Беллмастер еще и мелкий мошенник — подсунул матери дешевую фальшивку. Может быть, Кэслейк? Да, пожалуй, он. Он — стряпчий и глупостей не допустит. Как приедем в Англию, загляну к нему в контору».
… Из Периге они через Лимож и Орлеан приехали в Париж, где три дня развлекались.
Стояла чудесная майская погода. Близился полдень, длинные кисти ракит казались в голубом небе золотыми, сирень у дороги покрылась крошечными звездочками лиловых цветов, вернулись ласточки — они гнездились над застрехами, соседская кобыла на пастбище через дорогу лоснилась, как полированный каштан. А на столе в кабинете полковника Брантона нераспечатанными лежали утренние письма. Они давным-давно перестали приносить радость. Ведь это были, черт побери, в основном неоплаченные счета.
Брантон сел за стол и быстро просмотрел пять конвертов. Сам не понимая отчего — весна, что ли? — он пребывал в отличном настроении. Собирался ехать на реку Уэй, полдня порыбачить в одиночестве, а полдня — в обществе провинциальной знати, людей богатых и честолюбивых, которые вдыхали жизнь в здешние предприятия и банки, но не гнушались мухлевать с налогами, оставаясь, впрочем, людьми приятными… не все, но большинство.
Пять писем. Два — явно счета. Он разорвал их, не вскрывая, и бросил в мусорную корзину. Третье, в неофициальном конверте, распечатал, а там оказались — ну и хитры же эти кредиторы — давно просроченный счет и записка с вежливой, но твердой просьбой о немедленной оплате. Полковник повесил счет на стоявшую у лампы наколку. Четвертое письмо с заграничным штемпелем он озадаченно повертел и так и сяк, тщетно пытаясь угадать, от кого оно. Наконец вскрыл. Письмо, как оказалось, от Сары, из Парижа. От короткого, но нежного послания полковник еще более воспрянул духом. Сара сообщала, что приедет в Англию через несколько дней вместе с Ричардом Фарли и сразу позвонит. Что ж, ради Бога. Она — его дочь, теперь он ни за что не назовет ее чужой — так пусть поживет у него. Правда, придется раскошелиться. Ну и что? Покутим малость, а потом потуже затянем пояс. Не впервой.
Последнее письмо лежало в дорогом конверте без рисунка, адрес был написан смутно знакомым почерком. Не прояснил дела и штемпель — он был, как обычно, смазан, словно машина или человек, его ставивший, страдали трясучкой. Чего Англии до зарезу не хватает, так это… но стоит ли распинаться?
Он вскрыл конверт, бросил взгляд на листок с фигурным краем и выдавленным адресом и от сердца отлегло. Письмо написал старый обманщик Беллмастер. Полковник отложил его и закурил сигарету. "Прекрасная погода, — подумал он. — В начале недели прошел дождь, так что рыбачить сегодня — одно удовольствие. Взять бы с собой Беллмастера да и скинуть в реку с камнем на шее. Интересно, рыбачит ли этот Фарли? Наверное, да. Как-нибудь съездим на реку вместе. Там и познаются люди. Когда клюет крупная рыба, да если еще волна сильная, посмотришь, как человек управляется с удочкой — и узнаешь о нем больше, чем после тысячи ответов на вопросы. Так же и на охоте… " Он затушил окурок и, весело насвистывая, взялся за письмо. Однако вскоре смолк.
"Дорогой Брантон, — писал Беллмастер. — Недавно я с радостью узнал от Гедди, что наша милая Сара выходит замуж за Ричарда Фарли — того самого, кто спас ей жизнь в Португалии. Гедди считает его честным малым — он выходец из добропорядочной семьи и прочее, хотя в жизни пока добился немногого. Впрочем, это легко исправить, замолвив, где нужно, за него словечко. Как крестный отец Сары, я, конечно, рад за нее не меньше, чем Вы. Будь жива наша дорогая леди Джин, она, возможно, желала бы дочери мужа познатней, но в наши дни титулы и почести раздают направо и налево всяким проходимцам, которые только и умеют что бренчать на гитарах (Беллмастер, очевидно, имеет в виду награждение высшими орденами Великобритании участников группы «Битлз» в 1965 году, столь возмутившее английскую знать. — Прим. перев.), словом, первым встречным, если это выгодно правительству.
Короче говоря, если будете в Лондоне в ближайшее время, загляните ко мне — поговорим, как лучше устроить свадьбу, кто возьмет на себя расходы.
Искренне Ваш Беллмастер".
Хорошее настроение от прекрасной погоды и в предвкушении рыбалки с Брантона как ветром сдуло. Он выругался и отбросил письмо. Вот мерзавец! Полковник отлично знал все уловки Беллмастера, а потому раскусил его замысел мгновенно. Нечто подобное затеяла бы и леди Джин. Развела бы вокруг свадьбы такую суету! Устроила бы венчание в Вестминстерском аббатстве, а обед — в самом дорогом ресторане… А его отодвинула бы на задний план. И даже не поинтересовалась бы мнением Сары. Беллмастера тоже занимает лишь собственное "я". «Но черта с два я поддамся ему, — решил полковник. — Пусть Сара решает сама».
Одна строчка из письма обожгла его особенно сильно: «Гедди считает его честным малым — он выходец из добропорядочной семьи и прочее, хотя в жизни пока добился немногого». Это было сказано о Фарли, но с таким же успехом могло относиться и к самому Брантону. Именно поэтому Беллмастер так и выразился. «Словом, против воли Сары Беллмастер пойдет только через мой труп, — сказал себе Брантон. — Видит Бог, я был ей плохим отцом. Но исправиться никогда не поздно. Как она захочет, так и будет. И точка».
Тут в кабинет заглянула жена, скачала: «А ты, оказывается, еще здесь. То-то я не слышала шума твоей машины. Милый, по пути в Челтнем сделай для меня кое-что, а?»
Затаенный гнев выплеснулся наружу, и полковник прокричал: "По дороге в Челтнем я ни для кого ничего делать не буду — разве что задавлю какого-нибудь оболтуса, если он сдуру выскочит на дорогу! А если на реке какой-нибудь козел из Бирмингема начнет мне рассказывать о своем новом «Ягуаре», а за поплавком смотреть не станет, я его утоплю. А если… "
Жена внезапно расхохоталась: «О милый, как я люблю тебя таким! Последние дни ты был вялым. И очень приятно видеть тебя прежним… боевым. Сохрани этот пыл до ночи, пожалуйста».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33