– он всегда отвечал: на всякий случай.
И вот, случай приспел, – такой, о каком Иван никогда и не думал, какого он даже и вообразить-то не мог…
Все дальнейшее произошло быстро.
Ивана крепко связали, прислонили спиной к стене. Затем Портвейн извлек из ящичка круглую – в два пальца толщиной – динамитную шашку. И затолкал ее парню в рот.
Шашка вошла почти до половины… Другой ее конец торчал изо рта – на вершок. И к этому концу Портвейн прикрепил запальный шнур. Поджег его. А затем произнес, кривясь и мелко хихикая:
– Шнур будет гореть минуты полторы-две. И тут – вся твоя жизнь! Не расколешься – взлетишь к небесам. Захочешь признаться – постучи о пол ногой… Мы заметим. Мы подождем.
– Ты бы уж лучше признался, – попросил добродушно Малыш, – а то чего ж так-то пропадать? Скажи, пока не поздно.
Но что же мог теперь сказать бедный Иван? Судьба не оставила ему ни малейшего шанса. А шнур уже тлел, трещал, дымясь…
Глаза Ивана побелели от ужаса. Расширились, вышли из орбит. И застыли, остекленели.
25. Облава. Взрыв. Бегство Малыша. Подслушанный разговор… Пора, когда выходят на поверхность болотные духи.
Все-таки Заячья Губа не зря родился и вырос в Сибири, – в стране охотников и авантюристов! У него было обостренное чувство опасности, он не упускал из виду ни одной подозрительной детали. И то, что он заметил на дороге (вернее, то, что ему там почудилось), мгновенно насторожило его и встревожило. Он понял: уходить отсюда нельзя! Надо подождать, полежать, посмотреть…
И он опустился на сырую стылую землю и прижался к ней, стараясь стать неприметным, невидимым.
И вот, едва лишь он лег, – совсем близко, метрах в двух от его лица, – прошуршали по кустам тяжелые солдатские сапоги.
Облава началась!
Мимо Николая прошло, прошуршало много сапог… Судя по всему, здесь собралась вся местная милиция. Облава шла широким фронтом и устремлялась к шахте, к жилому бараку.
«Теперь Ивану – хана, – мелькнула у Николая мысль, – этот глупец спит себе и ничего не ведает… И как же удачно получилось, что я проснулся и вовремя ушел! Ведь это даже представить страшно: что было бы, если б я оказался в бараке… Мне, конечно, везет. Ужасно везет. Да и когда мне, в сущности, не везло!» А в бараке, между тем, происходил такой разговор:
– Что это с ним, а? Портвейн? Он опять не дышит.
– Темнит, сука, притворяется.
– Не похоже. Ты на глаза его взгляни. На глаза! Такие – только у мертвых…
– Значит, не выдержал. Ай-яй… Обидно.
– А все – из-за чего? Из-за динамита. Кто ж это сможет выдержать? И ты понимаешь, лысый черт, что ты натворил?
– А что – я? Я ничего. Хотел, как лучше. Думал, так он быстрей расколется. Кто же мог бы подумать, что он такой подлец; взял вот, да и загнулся…
Иван по-прежнему сидел на лавке, прислонясь спиною к дощатой стене. Только теперь в его позе угадывалась какая-то каменная оцепенелость.
Он сидел, чуть сгорбившись, опустив голову. Широко раскрытые неподвижные его глаза исподлобья смотрели на блатных – и был этот взгляд странно пристален, упорен и как бы даже насмешлив.
А ниже – у его подбородка – дымился запальный шнур.
Шнур почти уже весь прогорел. И ползущий по нему огонек отделяло теперь от динамита расстояние совсем пустяковое, – не более сантиметра.
Малыш протянул было руку, – сорвать этот шнур, погасить огонь… Но внезапно рука дрогнула. Сзади, за его спиною, послышался шум. Хлопнула распахнутая дверь. И чей-то голос прокричал – свирепо и властно:
– Ни с места! Руки вверх!
* * *
Несмотря на то, что Малыш выглядел на редкость громоздким и неповоротливым, реакция у него была быстрая; тут сказывалась старая блатная выучка. Да и вообще руки его работали быстрее, чем голова.
И когда раздался за его спиною голос Самсонова, он выхватил кольт. Обернулся и выстрелил из-под локтя. И мгновенно отпрыгнул в сторону, к окну.
Выстрел получился удачным. Малыш с удовольствием отметил, как пожилой, седоусый человек в капитанских погонах вдруг схватился обеими руками за живот. И согнулся – словно бы переломился пополам.
И в этот миг Малыш начисто забыл о тлеющем шнуре.
А шнур догорел уже до конца. И в следующую секунду ударил гулкий взрыв.
И с грохотом взрыва слились звуки частых выстрелов; это палили оперативники, ворвавшиеся в барак вслед за своим капитаном.
Помещение заволокло густым едким дымом. И в дыму – мельком – увидел Малыш фигуру падающего Портвейна…
И еще он заметил, что та стена, к которой раньше было прислонено тело Ивана, – покосилась, покорежилась. А на полу, среди обломков досок, что-то чернело неясно. Что это было? Может быть, – останки Ивана? Останки человека, убитого за эту ночь дважды?
И больше он ничего уже не мог здесь разглядеть, – ибо ему надо было спасаться, уходить от вражьих пуль… Он вышиб плечом оконную раму. Прыгнул в ночь. Разрядил свой кольт в чьи-то вопящие лица. И побежал, кренясь и прихрамывая.
Малыш хромал оттого, что одна пуля все же успела кусануть его за левое бедро, а другая– обожгла бок…
Раны эти были, вроде бы, не шибко опасны, хотя и болезненны! Пули только задели его, поцарапали, и хоть он и хромал, но бежал весьма резво. Силенка еще жила в нем покуда!
И когда наперерез ему, из кустов, метнулся кто-то, – то он расправился с нападавшим легко, на бегу.
Это все случилось в нескольких шагах от того места, где лежал Николай Заячья Губа.
* * *
Николай умел быть, – когда надо, – таким же терпеливым, какими бывают прячущиеся звери.
Он лежал, не шевелясь, почти не дыша. И только чутко вслушивался в ночь. И ему довелось услышать многое… Когда вдали грохнул взрыв, он подивился: гранаты бросают там, что ли? Потом раздалась трескотня перестрелки. Очевидно, около жилого барака произошло серьезное столкновение… Столкновение – с кем? Николай терялся в догадках. Он же ведь даже и не подозревал о существовании Малыша и Портвейна! Ну, а мысль о том, что перестрелку мог затеять Иван, была им решительно отвергнута.
Николай давно был знаком с Иваном. И знал, что тот – несмотря на всю свою любовь к приключениям – является, в сущности, парнем тихим, не злым и не очень решительным.
Вскоре послышался громкий треск сучьев; кто-то бежал, направляясь к дороге. И затем, в кустах, – почти над самой головой у Николая, – произошла короткая яростная схватка.
Послышался хрясткий звук удара. Кто-то застонал протяжно… И один из дерущихся с шумом упал, а другой – пошагал, тяжело топоча, по бревенчатому настилу.
«Кто бы это мог быть? – удивился Николай. – У Ивана походка совсем не такая. Ах, черт, странные вещи творятся на нашей шахте! Что ж, надо будет еще полежать.»
И он осторожно шевельнулся, меняя позу, выпрямляя затекшую ногу.
«Все-таки, здесь я в укрытии, в безопасности, – подумал он с удовлетворением. – И слава Богу, что мусора на болотах не держат собак.»
* * *
Малое время спустя, Заячья Губа услышал возбужденные голоса, шум шагов; мимо него прошла большая толпа. Это возвращались на прииск участники облавы.
И они несли с собой раненых и убитых.
Из обрывков тех разговоров, которые Николай сумел уловить, ему стало ясно, что среди раненых находится сам Самсонов… А по поводу убитых, один из оперативников сказал:
– Получилось поровну! Как говорят блатные: «баш на баш». Два трупа наших и два – чужих… Я бы не сказал, что размен удачный.
– Да и кто они – эти «чужие»? – произнес другой голос. – Вот в чем вопрос! Вот главная загадка!
Разговаривающие остановились, прикуривая. И это дало Николаю возможность услышать дальнейшее.
– При них не найдено никаких документов, ничего! И, мало того, один из них вообще оказался без головы… Башка куда-то исчезла, – ну, прямо, как в страшных романах!
– М-да, случай редкий. Этот бродяга законспирировался, можно сказать, гениально. Полностью скрыл свое истинное лицо… Пожалуй, мы теперь никогда уже не сможем установить его личность.
– Ну, почему это – никогда? Ведь существует же, всетаки, дактилоскопия!
– Да, разумеется, – пальцы… Это годится – если он в прошлом судился. А если нет?
– Здесь мы столкнулись с профессионалами. Это наверняка! Капитан Самсонов, между прочим, был в этом твердо убежден.
– Кстати, как он – в сознании? Я же ведь не знаю всех подробностей. Все время находился в стороне… В дальнем дозоре…
– Пока в сознании, но – плох. Ранение в живот. Сам понимаешь.
– Кто ж теперь принял командование?
– Кравцов.
– Но ведь он же дурак!
– Зато у него школа хорошая. Самсоновская! И он уже отдал кое-какие распоряжения – по-моему, толковые.
– Какие же?
– Ну, например, он хочет завтра придти сюда снова – и все хорошенько обследовать, осмотреть. Особенно интересует его шахта! И Самсонов тоже о шахте говорил…
– Что ж там, в шахте-то, может быть интересного?
– Не знаю. Но проверить – надо.
– А здесь сейчас он никакого охранения не выставляет?
– Нет. Да и зачем? С рассветом будет блокирован весь оленекский район. Начнут задерживать всех подозрительных.
– Значит и тот, – сбежавший?…
– Далеко не убежит! Кравцов велел разослать радиограммы не только по окрестным селам, но также и во все оленеводческие стойбища.
– Приметы этого человека известны?
– Конечно. Я, например, видел его в бараке – вот так, как тебя.
* * *
В подслушанном разговоре далеко не все было ясно для Николая. Он так и не понял, – что же это за «трупы чужих»? И какая такая «исчезнувшая голова»? Голова – чья? И как и почему она исчезла? И, наконец, – кто же он, этот «сбежавший»?
Но более всего интересовали его, конечно, алмазы.
Милиция, вроде бы, еще не добралась до тайника. Но, судя по всему, добраться могла скоро. Шахта чем-то сильно заинтересовала мусоров… Ну, а коли так, то следовало немедленно заглянуть туда и проверить: все ли там в порядке? И, может быть, – постараться получше, понадежнее замаскировать мешки.
Подождав, покуда смолкнут вдали голоса, Заячья Губа поднялся. И осмотрелся настороженно. Вокруг клубилась непроглядная мгла. Туман затопил, казалось, весь мир; не было видно ни земли, ни неба…
Вслепую – кончиками пальцев – ощупал он стрелки ручных часов. (Как и многие таежники, он носил часы без предохранительного стеклышка.) И понял: время приближается уже к пяти.
Это была самая мрачная пора на северо-востоке Азии. Предрассветная пора, когда туман сгущается, а темнота становится особенно грозной.
В такие часы – по туземным поверьям – на поверхность выходят болотные духи Абаасы. И обретают особую силу все демоны мрака.
26. Мечты параноика. Сторожевая застава. Застревать здесь нельзя! Игорь и Малыш.
Послонявшись бесцельно по тихим пустынным улицам, Игорь вдруг принял решение.
Он вернулся в гараж. Разогрел мотор грузовика. И выведя машину наружу, включил полный газ.
Решение было такое: добраться со всей возможной скоростью до старой шахты и предупредить ребят!
«Они же, наверняка, ничего еще не знают, – думал Интеллигент, – им и невдомек, что Федька Козел уже спекся, вышел из игры. И неизвестно еще, о чем он там, в комендатуре, успел наболтать…
Вообще, события стали принимать какие-то угрожающие формы… Все как-то сразу спуталось, затуманилось. И сейчас необходимо срочно собраться и обсудить все подробности!»
Игорь думал так – и все увеличивал скорость, доводил ее до предела. И огромная многотонная его машина с тягучим ревом неслась по ночной дороге.
Она, как бризантный снаряд, пронизывала и разрывала в клочья густую туманную пелену.
* * *
Малыш наткнулся на дорогу – на бревенчатую гать – совершенно случайно. Бежал он, в сущности, наугад… Но ступив на скользкие бревна настила, он сразу же понял, что этот путь ведет к большой «строительной трассе», соединяющей поселок с каменоломней. (Они успели с Портвейном неплохо изучить план окрестностей прииска!)
И он торопливо пошагал по шаткому этому настилу, стремясь уйти как можно дальше от шахты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
И вот, случай приспел, – такой, о каком Иван никогда и не думал, какого он даже и вообразить-то не мог…
Все дальнейшее произошло быстро.
Ивана крепко связали, прислонили спиной к стене. Затем Портвейн извлек из ящичка круглую – в два пальца толщиной – динамитную шашку. И затолкал ее парню в рот.
Шашка вошла почти до половины… Другой ее конец торчал изо рта – на вершок. И к этому концу Портвейн прикрепил запальный шнур. Поджег его. А затем произнес, кривясь и мелко хихикая:
– Шнур будет гореть минуты полторы-две. И тут – вся твоя жизнь! Не расколешься – взлетишь к небесам. Захочешь признаться – постучи о пол ногой… Мы заметим. Мы подождем.
– Ты бы уж лучше признался, – попросил добродушно Малыш, – а то чего ж так-то пропадать? Скажи, пока не поздно.
Но что же мог теперь сказать бедный Иван? Судьба не оставила ему ни малейшего шанса. А шнур уже тлел, трещал, дымясь…
Глаза Ивана побелели от ужаса. Расширились, вышли из орбит. И застыли, остекленели.
25. Облава. Взрыв. Бегство Малыша. Подслушанный разговор… Пора, когда выходят на поверхность болотные духи.
Все-таки Заячья Губа не зря родился и вырос в Сибири, – в стране охотников и авантюристов! У него было обостренное чувство опасности, он не упускал из виду ни одной подозрительной детали. И то, что он заметил на дороге (вернее, то, что ему там почудилось), мгновенно насторожило его и встревожило. Он понял: уходить отсюда нельзя! Надо подождать, полежать, посмотреть…
И он опустился на сырую стылую землю и прижался к ней, стараясь стать неприметным, невидимым.
И вот, едва лишь он лег, – совсем близко, метрах в двух от его лица, – прошуршали по кустам тяжелые солдатские сапоги.
Облава началась!
Мимо Николая прошло, прошуршало много сапог… Судя по всему, здесь собралась вся местная милиция. Облава шла широким фронтом и устремлялась к шахте, к жилому бараку.
«Теперь Ивану – хана, – мелькнула у Николая мысль, – этот глупец спит себе и ничего не ведает… И как же удачно получилось, что я проснулся и вовремя ушел! Ведь это даже представить страшно: что было бы, если б я оказался в бараке… Мне, конечно, везет. Ужасно везет. Да и когда мне, в сущности, не везло!» А в бараке, между тем, происходил такой разговор:
– Что это с ним, а? Портвейн? Он опять не дышит.
– Темнит, сука, притворяется.
– Не похоже. Ты на глаза его взгляни. На глаза! Такие – только у мертвых…
– Значит, не выдержал. Ай-яй… Обидно.
– А все – из-за чего? Из-за динамита. Кто ж это сможет выдержать? И ты понимаешь, лысый черт, что ты натворил?
– А что – я? Я ничего. Хотел, как лучше. Думал, так он быстрей расколется. Кто же мог бы подумать, что он такой подлец; взял вот, да и загнулся…
Иван по-прежнему сидел на лавке, прислонясь спиною к дощатой стене. Только теперь в его позе угадывалась какая-то каменная оцепенелость.
Он сидел, чуть сгорбившись, опустив голову. Широко раскрытые неподвижные его глаза исподлобья смотрели на блатных – и был этот взгляд странно пристален, упорен и как бы даже насмешлив.
А ниже – у его подбородка – дымился запальный шнур.
Шнур почти уже весь прогорел. И ползущий по нему огонек отделяло теперь от динамита расстояние совсем пустяковое, – не более сантиметра.
Малыш протянул было руку, – сорвать этот шнур, погасить огонь… Но внезапно рука дрогнула. Сзади, за его спиною, послышался шум. Хлопнула распахнутая дверь. И чей-то голос прокричал – свирепо и властно:
– Ни с места! Руки вверх!
* * *
Несмотря на то, что Малыш выглядел на редкость громоздким и неповоротливым, реакция у него была быстрая; тут сказывалась старая блатная выучка. Да и вообще руки его работали быстрее, чем голова.
И когда раздался за его спиною голос Самсонова, он выхватил кольт. Обернулся и выстрелил из-под локтя. И мгновенно отпрыгнул в сторону, к окну.
Выстрел получился удачным. Малыш с удовольствием отметил, как пожилой, седоусый человек в капитанских погонах вдруг схватился обеими руками за живот. И согнулся – словно бы переломился пополам.
И в этот миг Малыш начисто забыл о тлеющем шнуре.
А шнур догорел уже до конца. И в следующую секунду ударил гулкий взрыв.
И с грохотом взрыва слились звуки частых выстрелов; это палили оперативники, ворвавшиеся в барак вслед за своим капитаном.
Помещение заволокло густым едким дымом. И в дыму – мельком – увидел Малыш фигуру падающего Портвейна…
И еще он заметил, что та стена, к которой раньше было прислонено тело Ивана, – покосилась, покорежилась. А на полу, среди обломков досок, что-то чернело неясно. Что это было? Может быть, – останки Ивана? Останки человека, убитого за эту ночь дважды?
И больше он ничего уже не мог здесь разглядеть, – ибо ему надо было спасаться, уходить от вражьих пуль… Он вышиб плечом оконную раму. Прыгнул в ночь. Разрядил свой кольт в чьи-то вопящие лица. И побежал, кренясь и прихрамывая.
Малыш хромал оттого, что одна пуля все же успела кусануть его за левое бедро, а другая– обожгла бок…
Раны эти были, вроде бы, не шибко опасны, хотя и болезненны! Пули только задели его, поцарапали, и хоть он и хромал, но бежал весьма резво. Силенка еще жила в нем покуда!
И когда наперерез ему, из кустов, метнулся кто-то, – то он расправился с нападавшим легко, на бегу.
Это все случилось в нескольких шагах от того места, где лежал Николай Заячья Губа.
* * *
Николай умел быть, – когда надо, – таким же терпеливым, какими бывают прячущиеся звери.
Он лежал, не шевелясь, почти не дыша. И только чутко вслушивался в ночь. И ему довелось услышать многое… Когда вдали грохнул взрыв, он подивился: гранаты бросают там, что ли? Потом раздалась трескотня перестрелки. Очевидно, около жилого барака произошло серьезное столкновение… Столкновение – с кем? Николай терялся в догадках. Он же ведь даже и не подозревал о существовании Малыша и Портвейна! Ну, а мысль о том, что перестрелку мог затеять Иван, была им решительно отвергнута.
Николай давно был знаком с Иваном. И знал, что тот – несмотря на всю свою любовь к приключениям – является, в сущности, парнем тихим, не злым и не очень решительным.
Вскоре послышался громкий треск сучьев; кто-то бежал, направляясь к дороге. И затем, в кустах, – почти над самой головой у Николая, – произошла короткая яростная схватка.
Послышался хрясткий звук удара. Кто-то застонал протяжно… И один из дерущихся с шумом упал, а другой – пошагал, тяжело топоча, по бревенчатому настилу.
«Кто бы это мог быть? – удивился Николай. – У Ивана походка совсем не такая. Ах, черт, странные вещи творятся на нашей шахте! Что ж, надо будет еще полежать.»
И он осторожно шевельнулся, меняя позу, выпрямляя затекшую ногу.
«Все-таки, здесь я в укрытии, в безопасности, – подумал он с удовлетворением. – И слава Богу, что мусора на болотах не держат собак.»
* * *
Малое время спустя, Заячья Губа услышал возбужденные голоса, шум шагов; мимо него прошла большая толпа. Это возвращались на прииск участники облавы.
И они несли с собой раненых и убитых.
Из обрывков тех разговоров, которые Николай сумел уловить, ему стало ясно, что среди раненых находится сам Самсонов… А по поводу убитых, один из оперативников сказал:
– Получилось поровну! Как говорят блатные: «баш на баш». Два трупа наших и два – чужих… Я бы не сказал, что размен удачный.
– Да и кто они – эти «чужие»? – произнес другой голос. – Вот в чем вопрос! Вот главная загадка!
Разговаривающие остановились, прикуривая. И это дало Николаю возможность услышать дальнейшее.
– При них не найдено никаких документов, ничего! И, мало того, один из них вообще оказался без головы… Башка куда-то исчезла, – ну, прямо, как в страшных романах!
– М-да, случай редкий. Этот бродяга законспирировался, можно сказать, гениально. Полностью скрыл свое истинное лицо… Пожалуй, мы теперь никогда уже не сможем установить его личность.
– Ну, почему это – никогда? Ведь существует же, всетаки, дактилоскопия!
– Да, разумеется, – пальцы… Это годится – если он в прошлом судился. А если нет?
– Здесь мы столкнулись с профессионалами. Это наверняка! Капитан Самсонов, между прочим, был в этом твердо убежден.
– Кстати, как он – в сознании? Я же ведь не знаю всех подробностей. Все время находился в стороне… В дальнем дозоре…
– Пока в сознании, но – плох. Ранение в живот. Сам понимаешь.
– Кто ж теперь принял командование?
– Кравцов.
– Но ведь он же дурак!
– Зато у него школа хорошая. Самсоновская! И он уже отдал кое-какие распоряжения – по-моему, толковые.
– Какие же?
– Ну, например, он хочет завтра придти сюда снова – и все хорошенько обследовать, осмотреть. Особенно интересует его шахта! И Самсонов тоже о шахте говорил…
– Что ж там, в шахте-то, может быть интересного?
– Не знаю. Но проверить – надо.
– А здесь сейчас он никакого охранения не выставляет?
– Нет. Да и зачем? С рассветом будет блокирован весь оленекский район. Начнут задерживать всех подозрительных.
– Значит и тот, – сбежавший?…
– Далеко не убежит! Кравцов велел разослать радиограммы не только по окрестным селам, но также и во все оленеводческие стойбища.
– Приметы этого человека известны?
– Конечно. Я, например, видел его в бараке – вот так, как тебя.
* * *
В подслушанном разговоре далеко не все было ясно для Николая. Он так и не понял, – что же это за «трупы чужих»? И какая такая «исчезнувшая голова»? Голова – чья? И как и почему она исчезла? И, наконец, – кто же он, этот «сбежавший»?
Но более всего интересовали его, конечно, алмазы.
Милиция, вроде бы, еще не добралась до тайника. Но, судя по всему, добраться могла скоро. Шахта чем-то сильно заинтересовала мусоров… Ну, а коли так, то следовало немедленно заглянуть туда и проверить: все ли там в порядке? И, может быть, – постараться получше, понадежнее замаскировать мешки.
Подождав, покуда смолкнут вдали голоса, Заячья Губа поднялся. И осмотрелся настороженно. Вокруг клубилась непроглядная мгла. Туман затопил, казалось, весь мир; не было видно ни земли, ни неба…
Вслепую – кончиками пальцев – ощупал он стрелки ручных часов. (Как и многие таежники, он носил часы без предохранительного стеклышка.) И понял: время приближается уже к пяти.
Это была самая мрачная пора на северо-востоке Азии. Предрассветная пора, когда туман сгущается, а темнота становится особенно грозной.
В такие часы – по туземным поверьям – на поверхность выходят болотные духи Абаасы. И обретают особую силу все демоны мрака.
26. Мечты параноика. Сторожевая застава. Застревать здесь нельзя! Игорь и Малыш.
Послонявшись бесцельно по тихим пустынным улицам, Игорь вдруг принял решение.
Он вернулся в гараж. Разогрел мотор грузовика. И выведя машину наружу, включил полный газ.
Решение было такое: добраться со всей возможной скоростью до старой шахты и предупредить ребят!
«Они же, наверняка, ничего еще не знают, – думал Интеллигент, – им и невдомек, что Федька Козел уже спекся, вышел из игры. И неизвестно еще, о чем он там, в комендатуре, успел наболтать…
Вообще, события стали принимать какие-то угрожающие формы… Все как-то сразу спуталось, затуманилось. И сейчас необходимо срочно собраться и обсудить все подробности!»
Игорь думал так – и все увеличивал скорость, доводил ее до предела. И огромная многотонная его машина с тягучим ревом неслась по ночной дороге.
Она, как бризантный снаряд, пронизывала и разрывала в клочья густую туманную пелену.
* * *
Малыш наткнулся на дорогу – на бревенчатую гать – совершенно случайно. Бежал он, в сущности, наугад… Но ступив на скользкие бревна настила, он сразу же понял, что этот путь ведет к большой «строительной трассе», соединяющей поселок с каменоломней. (Они успели с Портвейном неплохо изучить план окрестностей прииска!)
И он торопливо пошагал по шаткому этому настилу, стремясь уйти как можно дальше от шахты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29