- Я подобрала его осенью, он бежал из лагеря и неудачно спрыгнул с поезда, сломал ногу. А я как раз пошла по грибы и наткнулась на него. Он тогда уже доходил, две недели полз по тайге... Привела к себе, выходила, выкормила. Он такие песни мне пел душевные. Стихи читал часами... Есенина.
Я пытался представить себе дергающегося психопата Витьку в роли тонкого лирика, и у меня ничего не получалось. Мы словно говорили про разных людей.
- Потом он уехал, а вскоре его опять посадили. И потом только письма и письма. Такие душевные, добрые. Я надеялась, что Витя как освободится, ко мне приедет, а он только письмо прислал, обещал в сентябре приехать. Да что-то нету...
Андрей опустил голову. Каким бы извергом ни был покойный Витька, но погиб он как раз от руки Лейтенанта. Наконец Андрей решился сказать ей правду.
- Варя, ты прости, но я вынужден тебя огорчить.
Я невольно отвел взгляд от широко открытых в предчувствии беды глаз женщины.
- Что? Что-нибудь с Витей? - тихо спросила она.
- Да. Они с братом пытались захватить вертолет с золотом и при этом оба погибли.
У Вари задрожали губы, блеснули слезы. Но она все-таки смогла взять себя в руки, только руки судорожно скрутили платок.
- Давно? - одними губами спросила она.
- Восемнадцатого августа. Перед смертью он убил очень много людей. Он ведь был бандит, Варя! У него руки по локоть в крови, да что руки!.. Выше головы, утонуть можно. Не стоит по такому убиваться.
- Может быть, и так, - чуть помолчав, ответила Варя. - Но в душе он был очень хороший. Просто его никто не понял. А потом уже судьба его так закрутила...
Слезы текли по ее лицу, она их не вытирала, только покачивалась из стороны в сторону, сдерживая рыдания.
- Варя, не надо так убиваться! - Андрей не выдержал, встал, нервно прошелся по комнате, подошел было к женщине, мне показалось, что он хотел погладить ее по голове, но не решился, а снова начал уговаривать. - Ну не надо, ей- Богу, он ведь не стоил вас. Я уж жалею, что сказал про это. Варя, мы только эту ночь переждем, а утром уйдем. Нам надо добраться до Баланино. Как это сделать?
- С утра пойдете на тракт да на попутках доедете, - равнодушным голосом ответила хозяйка. Потом она кивнула в угол, на пузатый шкаф с зеркалом. Там одежда, Витя просил приготовить на четверых. Можете ее взять, чего уж теперь...
Варя поднялась из-за стола и, уже не сдерживая рыданий, прошла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. А мы еще долго сидели за столом. Нас обоих мучил один и тот же вопрос.
- Что же она в нем нашла? - тихо высказал его Андрей, косясь на дверь спальни. Я только пожал плечами. Никаких особых достоинств за покойным Витьком я не находил. Худой, страшный, дерганый неврастеник, к тому же уголовник со стажем и убийца.
- Запудрил мозги бабе, - продолжил свои рассуждения Андрей, когда мы ушли в соседнюю комнату спать. - Кроме этих задворок, она ничего не видела, а он сыграл благородного разбойника, Робин Гуда Сибирского. Изобразил влюбленность,
чтобы в милицию не сдала. Представляю, какие он ей песни пел, поди "Мурку". Куда он от нее со сломанной ногой. А чуть оклемался, и уже не нужна. И письма для полного счастья хватит, чтобы не забывала. Зла не хватает!
Он долго не мог успокоиться, все ворочался на небольшом диванчике у окна. А я по привычке облюбовал для себя лежанку на печи. И хотя устал за день, но тоже долго не спал. Что-то муторно было на душе.
Всю ночь мне снилась какая-то дрянь, но грохот железной заслонки, разбудивший меня, унес сновидения прочь, оставив только плохое настроение да больную голову. Как оказалось, гремел Андрей, нечаянно уронивший печную заслонку, стоящую около стены.
- Ты чего гремишь? - шепотом спросил я, поглядывая на дверь спальни.
- Да не шепчи ты, нет ее, - ответил Лейтенант, поднимая заслонку и водружая ее на место. - Ушла, да, видно, давно.
- Чего это ты так рано поднялся? - спросил я уже в полный голос.
- Да тревожно что-то. Все какая-то ересь снилась.
- Мне тоже, - признался я. - Скорей бы уйти отсюда. Может, сейчас и смоемся?
Андрей заколебался, но потом отрицательно мотнул головой.
- Да нет, неудобно. Надо хоть попрощаться с хозяйкой, поблагодарить ее.
Я зябко передернул плечами.
- Холодает, - кивнул Андрей. - Может, пока подтопим печь? Сходи поищи дрова, а я посмотрю, что там за одежду она приготовила.
Я накинул свою дошку и вышел во двор. Там по-прежнему мело, но, похоже, ветер уже утихал. Сначала я набрел на курятник, переполошив кур. Потом мне попалась кладовка со всякой рухлядью. Следующую дверь я открывать не стал, за ней истошным визгом выказывали свое неудовольствие два поросячьих голоса.
Я поглядывал уже на поленницу в противоположном углу двора, но затем рассмотрел рядом с ней собачью конуру. И хотя собака не показывалась из нее, а лишь слабо взлаивала да подвывала, все-таки не решился беспокоить пса. Дровяник оказался в самом углу, рядом с внушительным двухэтажным сеновалом. Я шагнул под навес, не торопясь, набрал дров и уже собирался уходить, когда, случайно повернув голову, увидел в открытой двери пустого сеновала мерно покачивающиеся под порывами ветра человеческие ноги. Хотя головы мне не было видно, но белая холщовая сорочка точно указывала, кому принадлежат эти ноги. Секунды две я стоял, абсолютно остолбенев, затем руки мои разжались, я с грохотом выронив поленья и бегом кинулся в дом.
Андрей разбирал на полу груду вываленных вещей, подняв голову он с удивлением посмотрел на меня.
- Ты что, Юр?
- Она повесилась, - хрипло каркнул я мотнув головой назад. - Там, в сарае.
Андрей переменился в лице и выскочил на улицу. Он первым переступил порог сеновала, глянул наверх и торопливо перекрестился. Я тоже глянул туда же и до сих пор жалею об этом. С моей дурацкой памятью я никак не могу избавиться от этого искаженного предсмертной мукой лица.
- Надо обрезать, - пробормотал Андрей, я было повернулся, чтобы сходить за ножом, но тут Лейтенант поднял руку, прикоснулся к побелевшей ступне самоубийцы и отрицательно покачал головой. - Хотя не надо. Она уже застыла, давно висит.
Он вышел на двор, я поспешил за ним.
- Мы что, так ее и оставим? - спросил я, шагая вслед за Андреем.
- А что, ты пойдешь вызывать милицию? - спросил он, оборачиваясь. - Они же первым делом спросят, откуда вы свалились на нашу голову, да еще с золотишком?
- Но надо хотя бы снять ее да перенести в дом, - продолжал настаивать я.
- Ага, чтобы потом нас искали по всей Сибири по подозрению в убийстве. Пошли, уходить надо.
Войдя в дом, мы машинально уселись по разные стороны стола. На нем все так же стояла недопитая вчера бутылка водки, а приподняв льняное полотенце, я обнаружил нарезанный хлеб, четыре вареных яичка, баночку с грибами. И это поразило меня больше всего. Встать очень рано, аккуратно застелить кровать, перемыть посуду, приготовить завтрак для гостей и спокойно идти вешаться?! Не понимаю!
На еду мы смотреть не могли, поэтому Андрей сунул все в рюкзак.
Еще полчаса у нас ушло на подгонку одежды, найденной Андреем в шкафу. Там действительно оказался полный набор амуниции для четверых мужиков. Мне жалко было расставаться со сверхтеплой одеждой староверов, но в ней мы бы слишком бросались в глаза. Переодевшись, мы стали выглядеть почти одинаковыми: новенькие черные куртки на меху с молнией и широким воротником, унты с собачьим мехом и нутриевые шапки. Правда, с шапкой мне не повезло, в который раз не нашлось моего несерьезного пятьдесят четвертого размера, и я, подумав, остался в росомаховой шапке староверов. К ней я хотя бы привык.
Гостеприимный дом, хозяйке которого мы принесли несчастье, пришлось покидать через забор. Поземка еще мела, и я с облегчением заметил, что снег заметает наши следы. Мне очень не хотелось, чтобы смерть Вари приписали на наш счет. Хотя виноваты мы были на все сто процентов.
Андрей шел впереди меня, потом неожиданно развернулся и схватив меня за воротник спросил:
- Ты хоть что нибудь в них понимаешь?
- Ты про что? - не понял я.
- Про этих баб. У них голова зачем? Они вообще думать могут? Одно только сердце.
Ответа от меня он ждать не стал, просто развернулся и ссутулившись побрел вперед. Мы пробирались по глубокому снегу и уже слышали отдаленный гул машин, явно указывающий, что рядом тракт. Андрей по-прежнему был мрачен и молчалив, лишь когда мы выбрались из тайги на насыпь, он спросил:
- Ты не помнишь, какой сегодня день недели?
Я чуть напрягся и уверенно ответил:
- Среда. А что?
- Да вот думаю, почта сегодня работает или нет. Может, хватятся, если не придет газеты разносить.
"ИНГУШ-ЗОЛОТО".
Битый час мы топали по шоссе своим обычным двуногим способом. Машины хоть и сновали довольно часто, но все были заняты, а трястись в кузове самосвала двести километров было бы чистым самоубийством. Наконец на наш призыв
остановился "МАЗ", груженный белым силикатным кирпичом.
- Куда вам? - спросил шофер, мощного сложения краснолицый мужик лет сорока.
- В Баланино, - ответил Андрей.
- Айда, я как раз туда и еду.
Проехав метров сто, он спросил:
- Ну, а как насчет свежих анекдотов? А?
- Откуда! - засмеялся Андрей. - Старые-то все забыли. Вчера только из тайги вышли.
- Геологи, что ли?
- Ну да. Как в августе рация скисла, так и не знаем даже, что в мире происходит.
- Да ну?! - восхитился водитель. - Вы что же, и про путч ничего не слыхали?
- Какой путч? - хором спросили мы.
- Во дают! - заржал во всю глотку водила. - Тут весь мир три дня на ушах стоял, а они ни хрена не слышали!
Шофер оказался родственником покойного Рыжего по разговорной части, больше любил говорить сам, чем слушать других. Так что всю дорогу, несколько часов, мы, разинув рот слушали подробнейшую информацию об августовском путче с живописными трехэтажными комментариями. Шоферюга буквально наслаждался удивительной возможностью просветить двух чудоковатых лохов, порой даже в лицах показывая главных действующих лиц.
- ... А Ельцин тут говорит: "Дорогие россияне, умрем, но не пропустим этих козлов в Белый дом, понимаешь..."
Кончилась вся эта говорильня плохо. Шофер, увлекшись, прозевал небольшой поворот, и мы влетели в громадный сугроб, увязнув в нем прочно, как муха в патоке.
Выругав нас как главных виновников несчастья, краснолицый попробовал сдать назад, но убедившись, что это бесполезно, с грандиознейшим по виртуозности матом полез за тросом. Выдернули нас только через час. Так что в Баланино мы въезжали уже в сумерках. Но перед расставанием шофер-говорун преподнес нам сюрприз, ошеломивший нас гораздо больше всех политических землетрясений.
- Вы там в тайге вертолет-то случайно на находили? - спросил он, вглядываясь в огни приближающегося поселка.
- Какой вертолет? - насторожился Андрей.
Упоминания об это средстве передвижения вызывали у нас обоих не слишком
радостные воспоминания.
- По осени как-то передавали. Вертолет в тайге исчез. С ним человек шесть, а самое главное - золото. Они вывозили его с прииска и пропали.
- И много золота? - спросил я, готовясь услышать знакомую цифру. Но ответ краснолицего ошеломил меня.
- До фига. Почти триста килограммов.
Я почувствовал, как Андрей буквально захлебнулся воздухом, услышав эту страшную цифру.
- Вот теперь все и гадают, в самом деле они где-нибудь разбились или прихватили золотишко да слиняли куда-нибудь за границу.
Мы помолчали.
- Куда вас подбросить? - спросил водитель, въезжая на главную площадь поселка.
- Останови здесь, - велел Андрей.
Распрощавшись наконец с нашим заменителем радио и телевидения, мы посмотрели друг на друга.
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросил Андрей. Я в ответ только отчаянно помотал головой.
- Хреновина какая-то. Откуда взялись эти три центнера золота...- начал было Андрей и вдруг запнулся. Чуть подумав, он присвистнул и продолжил умирающим голосом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72