— Мурата можно? Заур Бубуев говорит.
— Подожди… — ответили из трубки. Потрескало, затем тихий голос спросил:
— Заур? Чего хочешь, а?
— Муратик, дорогой, я в милиции, платить надо, иначе все, хана…
— Какой ты нехороший, Заур! Дай трубочку лейтенанту, пожалуйста.
У Заура на какое-то время отлегло от сердца. Он передал трубку милиционеру. Тот сказал:
— Слушаю. Так, понял. Так… Ага… Угу… Будет. Все, бывай здоров!
— Ну? — Заур с надеждой всматривался в улыбчивое лицо лейтенанта.
— Да как тебе сказать… — вздохнул лейтенант. — Не хочет он за тебя платить. Придется оформить по сто семнадцатой.
— Какой сто семнадцатый! — взвыл Бубуев, теряя самообладание. Он вскочил, но в это время сзади оказались два сержанта с красивыми, большими резиновыми дубинками. Били они не очень сильно, но очень больно, тем более что многие удары приходились по тем местам, которые уже пострадали от рэкетиров.
— В общем, так, — подытожил лейтенант, — ты, Заурчик, сядешь в КПЗ и подумаешь на досуге, как и каким способом отмазываться будешь. Если думать отчего-то разучился или борзота напала, это нестрашно. В КПЗ тебя думать научат. Ну а если случайно забыл, куда деньги положил, тебе помогут вспомнить, будь уверен. Конечно, если и впрямь обеднел, то придется тебя все-таки по этапу. Тогда признавайся поскорее, не мучай себя и других.
… Когда Заур, прихрамывая, вошел в двери КПЗ и сержант с лязгом закрыл за ним дверь, из провонявшей полутьмы донеслось:
— Привет, корешок, это не ты Заур Бубуев будешь?
— Я! — обрадованно воскликнул несчастный, надеясь, что тут окажется кто-то знакомый.
Тут же со всех сторон с нар, из темных углов повыползли обитатели этой страшной норы, по сравнению с которыми горьковские ночлежники из «На дне» смотрелись вполне интеллигентно.
— Староват, — прогнусавил кто-то разочарованно.
— Ничего, сойдет, — успокоил другой, и не меньше десятка рук вцепились в Бубуева. Он отбивался, брыкался, царапался, его били очень сильно и очень больно. Потом кто-то объявил:
— Приступим, господа!
И бедного Бубуева растянули на полу со спущенными штанами…
СТАРОСТЬ — НЕ РАДОСТЬ
Валя Бубуева, после того как ее искорябанного бабьими когтями мужа увезли в милицию, а подруги-защитницы, порассуждав насчет бесчинства «чурок», разошлись, наконец-то смогла выпустить из туалета обладателя брюк, висевших на спинке стула. Надо сказать, что он был совсем не посторонним человеком в доме отдыха, но, к сожалению, предпочел не появляться ни перед Зауром Бубуевым, ни перед заступницами Вали, ни перед вызванной ими милицией. Во-первых, официально он находился в Новокрасноармейском (Старопоповском) райисполкоме или, как теперь чаще говорили, в «администрации района». Во-вторых, он был директором дома отдыха С.Т. Забулдыгиным, а в-третьих, он приходил к Вале Бубуевой вовсе не с целью контроля за жилищными условиями сотрудников. Светозар Трудомирович был женат, числился — согласно всем характеристикам прошлых лет — прекрасным семьянином и не хотел, чтобы в характеристику с этого места работы были внесены какие-либо уточнения.
— Светик, — выпуская «узника совести» из сортира, попеняла Валя, — что ж ты, миленький, штанишки забыл, а?
Всовывая ногу в штанину, Забулдыгин внес предложение:
— Мне кажется, что нам пора немного изменить наши отношения. По-моему, мы ведем себя слишком вызывающе. Знаешь ли, этот твой бывший муженек может там наговорить лишнего…
— Это как «изменить»? — подбоченясь, потребовала уточнений Валя. — Завязать, что ли?
— Ну… — замялся Светозар Трудомирович, — можно перенести наши встречи в другое место…
— К тебе в кабинет, например? Или домой, к супруге? А может, в комнату дежурной по корпусу? Ловкий ты как сто китайцев!
— Ну ладно, ладно… — попытался погасить назревающий конфликт директор, окончательно застегнувшись. — Не сердись!
— Посмотрю еще, как оклад подымешь, — угрюмо проворчала Валя. — В том году пообещал сколько? А поднял только тогда, когда на эти деньги шиш чего купишь!
— Ну, Валечка, это же инфляция, сама знать должна, я тут ни при чем…
— Был бы при чем, так вообще б убила, — буркнула Валя, вяло целуя директора на прощание.
Светозар Трудомирович погляделся в зеркало, причесался и, осторожно выглянув в пустой коридор, выскользнул за дверь. В руках у него был портфель, выглядел он очень по-деловому. Впрочем, он и сам ощущал, что ему надо спешить. Довольно быстро он добрался до административного корпуса, прошел в свой кабинет и набрал номер президента совета директоров «Интерперестрой лимитед».
— Запузырин у аппарата! — отозвалась трубка.
— У меня вот какое дело, Август Октябревич. Тут у нас один хулиган с Кавказа появился, наши девушки его в милицию сдали…
— Как фамилия? — строго спросил Запузырин.
— Бубуев…
— Ты, Светозар, перезвони через пять минуток, я уточню и разберемся…
Надо сказать, что эти пять минут Забулдыгин провел отнюдь не спокойно. Очень даже могло оказаться, что Заур Бубуев человек уважаемый и известный. Хотя о нем и его социальном положении Светозар Трудомирович был несколько осведомлен, но все же человек, который мог в одночасье купить «Волгу», по его мнению, был личностью не простой, а очень даже серьезной. Забулдыгин в свое время с трудом накопил денег на «Жигули». С трепетом он вновь набрал телефон Запузырина и с облегчением услышал:
— Ерунда. Все нормально. Его оформляют по сто семнадцатой плюс сопротивление сотрудникам милиции. Он ничей, так просто, дурачишка. В общем, когда следователь будет, оказывай содействие, смотри, чтоб свидетелей липовых не было. Уловил? Этой самой, потерпевшей, тоже поясни обстановку. Ну и вообще, не тушуйся. Будь здоров!
Успокоенный Забулдыгин повесил трубку.
Тем временем закончился обед, а Сутолокина в столовой так и не появилась. Александра Кузьминична не пришла по нескольким причинам. Во-первых, ей не хотелось есть, а во-вторых, представить себе, как она будет сидеть за одним столом с Котовым, Сутолокина не могла. Она ощущала некое раскаяние, словно Котов был ее законным мужем. Удивительно, однако раскаяния в отношении Эдуарда Сергеевича Сутолокина у нее не было.
Сам Котов пришел на обед, хотя и у него не было ни малейшего желания смотреть на Сутолокину. Однако в отличие от Сутолокиной он очень хотел есть.
— Что-то наша юная леди отсутствует, — заметил дед Агапов, — не иначе, роман завела!
— А ты что думал, — съязвила Нина Васильевна, — она тебя дожидаться станет?
— Эх, старость — не радость, — вздохнул Агапов.
После обеда Котов опять отправился к лодочной пристани, но, вспомнив, как неприятно закончилась его первая поездка, решил не брать лодку. Он нашел в заборе калитку, которая вывела его прямо в лес, и двинулся по едва заметной тропинке, петлявшей между сосен. Сначала лес был редким и на каждом шагу встречались следы пребывания человека: разбитые бутылки, консервные банки, пластиковые пакеты, рваные газеты… Лишь в километре от дома отдыха он приобрел относительно девственный вид, правда, и тут не исключалась возможность наступить на кучку помета высших приматов.
Лес на Котова всегда действовал благотворно. Он впитывал в легкие все эти целительные фитонциды, успокаивал свой взгляд, лицезрея зеленые и коричневые, умиротворяющие тона. Пощипал несколько кустиков черники, нашел маленькую полянку с земляничкой, посидел у берега озера, не выходя на солнце.
Тютюка тем временем пребывал в размышлениях. Сначала он вновь хотел свести Котова с Таней, но потом раздумал — теперь это не имело смысла. Действительно, уровень интереса Котова к Сутолокиной упал ниже нулевой отметки. Разжигать страсть к мифической Тане, искусственному существу, было не только бесполезно, но и опасно. Тютюка ощущал серьезные опасения за пограничный слой. Он, правда, все больше и больше замечал какое-то непонятное стремление побыть Таней, но понимал, что превратиться в реликтового интеллекта, прожить материальный цикл — это такое наказание, что хуже не придумаешь. В то же время надо было вырабатывать дальнейшую тактику. Пока в активе были только Сутолокина и Валя Бубуева, которая, после того как отправила Заура на муки, набрала шестьдесят процентов минуса. В среднем получалась одна предобработанная сущность за сутки, результат неплохой. Тем более что Тютюка работал еще и за командира.
Стажеру показалось, что можно несколько изменить направление предобработки. С чего это они зациклились на сексуальной сфере? Конечно, Дубыга — специалист опытный, не чета Тютюке. Он знает, какие виды грехов лучше всего прививаются в здешнем минус-поле. Но почему бы не попробовать что-нибудь новенькое? Например, Котов вполне может захотеть развести костерчик и устроить неплохой лесной пожар. Тут можно набрать массу грехотонн, доставщики аж лопнут от восторга. Ведь пожар — это не только вред окружающей среде, но и народному хозяйству. Живность всякая погибнет, может, и из людей кто сгорит. Правда, не умышленные, но все-таки убийства. А если, скажем, загорится дом отдыха, то в экстремальной обстановке, как учили Тютюку, даже многие вполне плюсовые интеллекты могут вылететь за минус пятьдесят…
Но тут, когда Тютюка подал короткий импульс, поселивший в мозгу Котова желание разжечь костерок, оказалось, что все это бессмысленно: у некурящего Владислава не имелось спичек. Конечно, можно было незаметно подложить на пути у Котова оброненный якобы кем-то спичечный коробок или зажигалку, но ситуативный анализ показал, что коробок Котов, скорее всего, поднимать не будет, а найдя зажигалку, положит ее в карман и понесет в дом отдыха, чтобы отдать хозяину. Какой-то образцовый строитель коммунизма, а не человек!
Владислав тем временем вышел к чистому, неглубокому ручейку, струившемуся между соснами.
Для Котова это было очень приятное открытие. За всю свою почти сорокалетнюю жизнь он не видел такого природного чуда. Ничуть не замутненная, кристально чистая водичка бежала себе между светлых камней, и сквозь нее желтел нежный песочек, на котором ни консервных банок, ни бутылочных стекол не просматривалось. Котов мог бы голову на отсечение дать, что нет в этом ручейке ни нитратов, ни химикатов, ни иной дряни, и лишь хвоинки, сорванные ветерком с сосен, изредка плыли по поверхности воды. И журчание у ручья было такое, словно он ворковал или баюкал кого-то. Так, по-доброму, без резкостей и повышенных тонов, рассказывали сказки дореволюционные бабушки, которые, по счастью, кое-где еще сохранились, даже несмотря на свое комсомольское прошлое. Такая бабушка была, например, и у самого Котова, только она умерла за пять лет до его рождения, так и не рассказав ему ничего…
Едва Котов приблизился к ручью, у Тюткжи в «тарелке» нудно завыл сигнал тревоги:
«Внимание! Мощный плюс! Мощный плюс! Мощный плюс! Немедленно сняться с объекта и переместиться на два метра назад!»
Пылинка слетела с головы Котова и переместилась на кору сосны, стоявшей в трех метрах от ручья. Тютюка разобрался в ситуации очень быстро. Плюсовой потенциал исходил от ручья. Тютюка тут же провел исследование и обнаружил, что некогда, еще до Зуубара Култыги, данный природный объект был заряжен плюсовым полем от пустынника Елпидифора, обитавшего отдельно от монастыря в скиту, который стоял в верховьях ручья. Минусовая зона в этом районе была прикрыта лишь тонкой пленкой. Знай об этой аномалии плюсовики, они наверняка бы уже прорвались сюда. Тютюка, не на шутку встревожившись, оценил размеры аномалии. Общая протяженность ручья была более двух километров, полоса плюсового воздействия — от двух до шести метров в обе стороны. Кроме того, поток плюсовой воды вдавался в озеро метров на десять, и им было заражено около ста квадратных метров поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46