Машина подполковника Ветрова возвращалась, сверкая горящими фарами.
Черноволосый спрятал пистолет за пазуху, переступил через агонизирующего конвоира и, нагнув голову, пробрался внутрь кунга…
Подполковник Ветров пропустил момент катастрофы. Он настраивал магнитолу на волну радиостанции, передающей известия, когда оглушительный грохот заставил его обернуться…
Спускаясь по склону кювета, Ветров поскользнулся, упал на спину. Он скатился в придорожную канаву, наполненную жидкой грязью, содрал кожу со щеки, зацепившись за колючий кустарник.
Отплевываясь, Ветров вскочил на ноги. Перед ним, точно выросший из-под земли, стоял черноволосый мужчина, а за его спиной бледной тенью маячил Сергей Рогожин.
— Кто позволил выпустить арестованного?! — сипло выкрикнул подполковник. — Это ты, сучий потрох, аварию устроил? Жертвы есть?
— Я устроил! — тихо, одними губами молвил киллер.
И ребристой поверхностью глушителя саданул подполковника по скуле. Из раны выступили бисеринки крови. Рукоять пистолета ударила Ветрова в ухо.
Тот шлепнулся туда, откуда только что поднялся.
Черноволосый двинул поверженного милиционера в солнечное сплетение. Ветров охнул, ловя ртом воздух, а наемный убийца просунул ему глушитель в рот.
— С тобой пытались договориться?! — бесстрастно произнес человек с орлиным профилем, плавно нажимая на курок.
* * *
Спиртовой завод нельзя назвать высшим достижением прогресса. По сути, он представляет собой набор соединенных герметических емкостей — ректификационных колонн.
Так уж сложилось, что большинство предприятий, выдающих «живую воду», сосредоточено в радиусе шестисот километров от Москвы.
Хрунцалов переоборудовал «коптилку», производившую в прошлом бетон и асфальт, сохранив в неприкосновенности ее неприглядный вид. Низкий бетонный куб с трубами, укрепленными тросами растяжек, походил на крематорий, пропустивший через свои печи не одну сотню людей.
Территория вокруг бывшего асфальтобетонного завода была захламлена искореженными транспортерами, ржавыми бочками и бог весть еще каким металлоломом. Свободной от мусора оставалась только подъездная дорога с будкой сторожа у ворот.
Редкий перелесок подковой огибал отвоеванную настырными людишками территорию, огороженную забором из бетонных плит и осыпающейся кирпичной кладки.
К проему в стене, куда мог въехать бульдозер, направлялись двое — высокий широкоплечий Рогожин и ссутулившийся Степаныч. Они подошли со стороны леса, оставив у обочины шоссе позаимствованный у Сапрыкина «Пежо».
— Степаныч, на кой ляд ты со мной потащился? — шепотом говорил Рогожин. — За инструмент — спасибо! Ювелирная отмычка, но работенка плевая. Изъять бухгалтерию из сейфа, и айда! Козыри у нас на руках!
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнул! — возразил старик. — А как собаки накинутся или сторож проснется? Я план у Кеши-Философа раздобыл?
— Ты! — подтвердил Дмитрий, переступая через обломок бетонного столба.
— Значит, имею право участвовать в операции, — Степаныч был серьезным, словно рейнджер, пробирающийся по неприятельским тылам.
Старик действительно постарался, опросив аборигенов городской свалки на предмет описания завода и кратчайшего пути к закутку директора.
Кеша-Философ, не гнушавшийся любым заработком, летом чистил выгребные ямы сортиров. Нормальных туалетов на заводе руководство не предусмотрело. За спиртягу бомж-интеллектуал ведрами выносил дерьмо в ближайший ручей. Он-то и начертил план подступов к кабинету, где в сейфе хранилась вся документация, предупредив, что дверь металлическая, а замок с секретом прикреплен заваренными сваркой болтами…
В будке сторожа света не было.
— Дрыхнет! — удовлетворенно констатировал Степаныч. — Фартит нам, Дмитрий. С машинами гладко вышло. Сейчас еще компрой разживемся!
Входные ворота в цех были приоткрыты ровно настолько, чтобы протиснуться боком в узкую щель.
Степаныч отстал. А нагнал Дмитрия, когда тот уже проник внутрь завода.
— Тачку отличную присмотрел! — объяснил он задержку. — На колесах, с рессорами. Стырю.
— Ворюга! — беззвучно рассмеялся Рогожин.
Петляя по лабиринту переходов между серебристыми колоннами, они пробрались к комнатушке у противоположной от ворот стены. В темноте — ночь выдалась безлунной — двое взломщиков то и дело натыкались на редуты бочек. Здание одновременно было и цехом, и складом.
— Кажись, она! — прошептал Степаныч, высвечивая фонариком окрашенную дверь.
Он подал напарнику отмычку из высокопрочной стали. На стержень отмычки была приварена гайка. Отмычку надлежало вставить в замочную скважину, наложить на гайку обыкновенный ключ на двенадцать и повернуть. Стержень скручивал замок в мгновение ока.
— Подкачала отмычка! — сквозь зубы выругался Рогожин. — Диаметр велик, не входит в замочную скважину.
Попытался исправить положение Степаныч, но и его постигла неудача.
— Ничего, Дима, найду что-нибудь поувесистее, вобьем, раскудрить его в качель, этот.., моржовый!
Дай мне фонарик! — Он выхватил из рук Рогожина тускло светящийся фонарь.
Фигура старика растворилась во тьме.
Дмитрий прислонился спиной к кирпичной кладке, рассматривая колонны. Они возвышались металлическими монументами, а их вершины упирались в потолок.
— Дверь на себя открывается! Чего скребешься, входи! — словно гром с неба прозвучал раскатистый баритон.
Рогожин остолбенел. Западня была полной неожиданностью для него. С машинами на трассе он сработал безупречно чисто, а тут…
В комнате зажегся свет. Рогожина держал на мушке незнакомый человек с колючими глазами. По его скулам ходили ходуном желваки размером с голубиное яйцо.
— Входи, или я стреляю! — рявкнул он.
Дмитрий подчинился.
— Пушку двумя пальчиками аккуратненько достаем и бросаем без резких движений, — хриплым от волнения голосом произнес незнакомец. — Так, хорошо. Ноги на ширину плеч, руки за голову, лицом к стене, — командовал он.
— Мы что, на уроке физкультуры? — Дмитрий не потерял способности шутить.
Человек у него за спиной прерывисто дышал.
— Рогожин, у нас будет возможность поупражняться в остроумии. И для начала расшифруй ребус… Не оборачиваться! — прикрикнул он, пресекая попытку Дмитрия рассмотреть его. — Ты профи, Рогожин, разведчик, что же ты так подставился? Они нас уделали, — сорвался незнакомец на пронзительный вопль.
— Позволь мне обернуться. Я сяду на корточки, а ты отойди в противоположный угол!
— Добро! — согласился тот. — Постарайся не бросаться на меня, когда услышишь мою фамилию. Я — старший следователь Баранов.
— Баранов?! — Дмитрий развернулся резче, чем следовало бы.
Мучитель его брата отпрянул в дальний угол:
— Ни шага вперед! Замри!
Два ствола, милицейский «Макаров» и «глок» Рогожина, были готовы немедленно изрыгнуть свинец.
— Замри и слушай! Мы — пешки, которых беспощадно сдают под бой! — Горькое удивление обманутого сквозило в словах Баранова. — Изложу кратко суть. Фирма, которая дорожит своей незапятнанной репутацией, желает заполучить заводики, связи, клиентов покойного борова Хрунцалова, которого ее же люди замочили. Но компания блюдет принцип: ни единого пятнышка на ее вывеске. Головастые дяди выбирают козлов отпущения — тебя и твоего брата.
Вся вина ложится на тебя, Рогожин! Они втягивают тебя в наши кровавые разборки! — Баранов будто погружался в пучину отчаяния. — Я вывернул руки Сапрыкину, этой мрази, работающей на компанию! Он полное дерьмо! Запел, как канарейка… Я следующий в списке, Рогожин, после Ветрова, тебя, твоего брата…
Дмитрий молниеносным броском достал следователя, обрушился на него всей тяжестью тела. Они катались по полу среди обломков стульев, упавших со стола вазонов. Баранов яростно сопротивлялся, пытаясь дотянуться до выбитого Рогожиным оружия. Следователь извивался угрем, сумел все-таки подхватить «Макаров».
Рогожин видел перед собой только перекошенные бешенством глаза, когда раздалось несколько оглушительных хлопков и в комнате запахло пороховой гарью.
Стрелял Баранов, не оглядываясь, на звук скрипнувшей двери. Дмитрий перехватил руку следователя.
Из-за его плеча он увидел падающего вперед лицом человека, а за ним стоял второй, горбоносый мужчина с гладко зачесанными черными волосами, поспешивший захлопнуть металлическую дверь, от которой рикошетом отскакивали пули, посылаемые Рогожиным.
Куртка с правой стороны быстро набухала кровью.
Дмитрий напрягся, сталкивая с себя простреленного навылет Баранова. Следователь, исходивший кровавой пеной, сипел в рацию, извлеченную из внутреннего кармана:
— Всем постам! Немедленно всем к «коптилке»!..
Он угасающим взглядом посмотрел на Дмитрия, вывернул рот в немом крике и почти насильно вложил ему в руку какой-то округлый предмет. Дрогнув, Баранов вытянулся в полный рост и больше не подавал признаков жизни.
С оружием на изготовку Дмитрий приблизился к двери и, превозмогая боль, перевернул труп. Исхудавшее, восковой бледности лицо брата было скорбным.
— Серега! — Рогожин опустился на колени…
Земля и небо горели. Стена голубого огня надвигалась с неукротимой яростью стихии, вырвавшейся на свободу.
* * *
Степаныч волоком тащил Рогожина.
Старик спрятался, услыхав, как Баранов приказывал Дмитрию зайти. Выбрал наблюдательный пункт за пирамидой бочек. Отставной майор слышал, как к воротам подъехала машина. Не упустил он из поля зрения и уверенно вышагивающего мужчину, прикрывавшегося живым щитом — Сергеем Рогожиным. Его сникшую фигуру Степаныч опознал.
Стрельба и стоны не обратили старика в бегство.
Он пробуравил куском арматуры бочку, наклонил ее, чтобы содержимое поскорее выливалось на пол.
Самоуверенный мужик стерег выход из закутка директора, держа наготове длинноствольный пистолет.
И лишь когда языки голубого пламени стали в человеческий рост, горбоносый подпер дверь кабинета ломом, покинул объятый пламенем цех…
Дмитрий пришел в себя.
— Степаныч… — В отблесках пламени отставной майор с опаленными волосами казался рисованным фиолетовыми красками персонажем мультяшных ужастиков. — Что с братом?
— Зашуровал нас, сволочуга! — скороговоркой отвечал старик. — Одну дверь заклинил, вторую… А я пластитом стенку разнес. В пролом и выберемся.
Он торопился. Огонь подбирался к ректификационным колоннам.
— Что с братом, Степаныч?! — повторил Дмитрий.
Рука Рогожина разжалась. Красный пластмассовый брелок в форме эллипса пересекала надпись;
«Стар-дринк».
Было без четверти час. Ночь холодной щекой прижалась к оконному стеклу.
— Да… Этот ваш Святой… — Солодник на мгновение потерял нить разговора, тупо уставившись в серый гербарий обоев на стене, и какое-то время беспомощно моргал красными, с редкими ресницами веками. Он вдруг улыбнулся, поймав ускользающую мысль:
— Это смешно, но, знаешь, шикарно умер!
— Кто? — не понял Спыхальский.
— Рогожин. Кличка у него такая — Святой. Фанфаронство, конечно, но даже на меня произвел впечатление. Крепкий тип. Мало кто так умирает.
На дне граненого стакана с отпечатками чьих-то жирных пальцев было совсем пусто, и Анджей поспешил разлить по новой.
— Не меняй руку, — заметил из своего угла Бокун и тут же спросил Солодника:
— Ты уверен, что убил его?
Спыхальский озабоченно оглянулся на товарища, но смог разглядеть только бесформенное пятно, отдаленно напоминающее человека.
— Пшестань, курва, гадаць глупства, — Анджей, хватив лишку, перешел на польский.
— Заткнись! — бросил Бокун.
Спыхальский замолк, обиженно откинувшись на спинку дивана.
— Черт, кажется, кровь! — Солодник с любопытством смотрел на черные струпья под ногтями.
— Я спрашивал про Святого! — вскипел Бокун.
— Уверен ли я, что убил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43