В качестве спортивных судей — два милиционера. Впечатления — прятались за деревьями, выжидая исхода короткой схватки. Возможно, и так. Убегающих малолеток не тронули, на хрипящих и ползающих по земле — нуль внимания. Зато сноровисто скрутили Родимцева, застегнули за спиной наручники.
— За что? Я ведь оборонялся. Эта мелкотня решила ограбить.
— Вечером мамочке поплачься, зараза! — один из милиционеров приложился палкой по пояснице, второй в это время сноровисто опорожнял карманы, — Посидишь в обез»янике — ещё что-нибудь придумаешь.
Старший патруля снова залез в только-что опорожненный карман Родимцева и вытащил пакетик в целофановой обертке.
— Говоришь, ни в чем неповинен, да? А это что у тебя — наркотик. Явное преступление!
Доказывать, что у него не было никакого наркотика, что пакетик подброшен, что он требует немедленного присутствия адвоката — зряшная потеря сил и нервов. Ибо невиновность недоказуема, у патрульных — полная власть, им поверят, парню — ни за что. Только посмеются.
Так и получилось.
Николай стоял перед столом дежурного по отделению. На столе — документы и бумажки, выскобленные из его карманов. Даже пачка сигарет с заправленной в неё зажигалкой. Рядом, в качестве решающего вещественного доказательства — пакетик с героином.
Дежурный равнодушно перелистал паспорт, более внимательно оглядел штамп регистрации. Не раскрывая, переложил с места на место военный билет. Похоже, решение уже принято, приговор подписан, проверка — чистая формальность.
И вдруг его глаза широко раскрылись. Он увидел визитную карточку с золотым обрезом. Будто не доверяя себе, несколько раз перечитал вслух.
— Вера Борисовна Ольхова… Ольхова?… Откуда у тебя?
— Верочка — моя сводная сестра. Дала на всякий случай, — с невинным видом оболганного пацана, нашелся Родимцев.
— Не брешешь? Гляди, парень, ежели придумал, так обработаем — сам смерти запросишь… Значит, говоришь, сводная сестричка? А кем она доводится господину Ольхову?
Глупый вопрос, но Родимцев принял его, как вратарь принимает одинадцатиметровый.
— Конечно, дочерью… Не верите? Тогда разрешите позвонить.
Лейтенант осторожно отложил в сторону визитную карточку. Будто побоялся причинить ей боль.
— На один звонок по закону имеешь право. Звони.
Господи, истово молился неверующий парень, сделай так, чтобы случайная знакомая оказалась дома! В трезвом состоянии. Боже, сотвори чудо, пусть она узнает парня, с которым чокалась в уличном кафе! Ибо Вера Борисовна — единственная надежда снова не попасть на лагерные нары.
То ли перегруженный людскими молитвами Бог услышал мольбу несчастного беглеца, то ли Родимцеву просто повезло, но в трубке раздался чуть хриповатый от чрезмерного курения женский голос.
— Вас слушают.
— Верочка! — ликующе закричал Николай. — Узнаешь, кто с тобой говорит?
Лейтенант подморгнул сержанту, тот обещающе покачал палкой. Дескать, не узнает банковская дочь фрайера — так его отделаем, что короткое словечко «мама» выдаст в три приемы.
Вторая удача! Вера Борисовна узнала звонившего.
— Как же мне тебя не узнать, младенчик. Конечно, узнала! Откуда звонишь, какие планы?
Окончательно успокоенный парень насмешливо поглядел на сразу поскучневшего лейтенанта. Перевел взгляд на его подчиненного, который оставил в покое черную дубинку, подошел к стене и принялся изучать давным давно изученые инструкции и об»явления.
— Тут у меня возникли проблемы с милицией. Не пугайся, ничего страшного, думаю — разберутся… Ты ночуешь дома?
— Да… Какое отделение?
Родимцев вопросительно поглядел на дежурного. Тот понял и прошептал нужные данные. Николай продублировал их Ольховой.
— Выезжаю!
Глава 6
Обстановка в прокуренной комнате изменилась. Лейтенант выгнал начальника патруля. И все же освобожденный от наручников задержанный посажен, до появления сводной сестрички, в обез»яник. Сидящие там алкаши переселены в камеру.
Ольхова вошла, будто не в отделение милиции — в отцовский офис к подобострастным клеркам. Оглядевшись, придвинула ногой стул, уселась, аккуратно одернув сверхкороткое платьице. Вопросительно подняла брови. Дескать, что произошло, за какие-такие неблаговидные поступки задержан этот человек.
Лейтенант, наоборот, поднялся.
— Видите ли, Вера Борисовна, задержанный Родимцев зверски избил гуляющих пацанов. Мало того, у него в кармане обнаружен героин…
— Сколько?
— Не меньше двух граммов…
— Я спрашиваю не о наркоте, которую вы ему подсунули, — презрительно отмахнулась девушка. И снова, с нажимом, повторила. — Сколько?
Лейтенант отвел взгляд, принялся перекладывать на столе какие-то папки. По молодости лет и отсутствию должного опыта он не решался назвать сумму. А чего, спрашивается, бояться? Уголовного дела не заведено, сержант, получив часть выкупа, будет помалкивать.
Николай из обез»янника с интересом наблюдал за беседой. Будто об»ектом торга был не он, а кто-нибудь другой. Тот же взлохмаченный алкаш, только-что переселенный в камеру.
— Трехсот баксов достаточно?
— Видите ли, Вера Борисовна, сержант нашел героин…
— Это ваши проблемы… Четыресто?
— К тому же, зачинщик драки. Покалечил трех подростков…
— Послушайте, лейтенант, мне некогда. Называйте свою цену и расстанемся… В противном случае мне придется обратиться за помощью к отцу.
Дежурный не просто побледнел — посерел. Он отлично понимал, что его ожидает, если всесильный олигарх снимет трубку и позвонит тому же заместителю министра. Или — самому министру. Не помогут ни ночная драка, ни обнаруженный у задержанного наркотик.
— Вера Николаевна, мне ведь придется делиться с сержантом, — дежурный, наконец, перешел на полную откровенность.
— Пятьсот!
Вместо ответа, лейтенант отпер обез»янник. Ольхова отсчитала договорную сумму. Полное взаимопонимание.
— Иди, парень, гуляй. Да не забудь расцеловать свою сводную сестричку. Если бы не она, париться бы тебе сначала — в изоляторе, потом — на зоне. Мой тебе добрый совет: постарайся больше к нам не попадать, живи тихо, дыши через раз…
— Все, лейтенант, пошабашили, — резко прервала Вера Борисовна милицейские нравоучения. — Торг состоялся, можете продолжать несение службы… Пошли, младенчик!
Лейтенант подобострастно проводил к выходу «братца» и «сестричку». Даже дверь придержал…
Вплотную к входу в отделение — уже знакомый Родимцеву черный «фордик». За рулем — глыбообразный водитель в лужковке, сдвинутой на лоб. Покосился на хозяйку и незнакомого парня и равнодушно зевнул. Что ему до развлечений Ольховой? Башли платят немалые, работы, можно сказать, никакой. Хозяйка любит ездить в одиночестве — сиди себе, подпирая стенку холла, да ожидай возможного вызова.
— Представляю, младенчик: мой водитель Генка, по совместительству — отцовский стукач.
— Вы скажете, Вера Борисовна, — обиженно пророкотал водитель. Но Родимцев понял — обида напускная, Генка, на самом деле, стукач и вообще мерзкая личность. — Домой?
— Сразу и домой?… Нет, Геночка, сейчас ты отвеешь нас в любимый мой ресторанчик, мы с младенцем заправимся, потом уж — баюшки-баю.
— Папаша не заругает?
— Заругает, обязательно заругает, — рассмеялась девушка. — Только мы с тобой ему ничего не скажем. Уважаемый Борис Моисеевич сейчас, наверняка, третий сон досматривает. Откуда ему знать, что делает тихая и сентиментальная его дочурка?… Ты ведь не доложишь? — с видимой угрозой спросила Вера Борисовна.
— Вы скажете… Когда я вас подставлял?
Ольхова промолчала. Только выразительно подмигнула Николаю и приложила наманикюренный мизинец к пухлым губам…
Cтранно, но мучительная боязнь встретиться с бандитами или с шестерками Симкиного любовника вдруг исчезла. Будто присутствие банкирши — гарантия безопасности. И все же при входе в ресторан Николай окинул помещение испытующим взглядом.
Ничего особенного. Зал, если большую комнату можно так именовать, расчитан на десяток столиков. С одной стороны — кухня, загороженная декоративной стенкой, на которой — изображения пирующей компании. С другой стороны — подмостки эстрады, рассчитаной максимум на трех-четырех музыкантов. Сейчас там один скрипач, которому аккомпанитует лысый пианист.
Большинство столиков занято. Два толстяка-бизнесмена усердно накачиввают спиртным перекрашенных красоток. Явных проституток. Три столика заняты такими же «дамами». Медленно потягивают коктейли, бросают на незанятых мужчин обещающие взгляды. Компания — человек десять — сдвинула столики и празднует какое-то событие: день рождения либо удачную сделку. Шепчутся трое сухопарых мужиков. Видимо обсуждают серьезные проблемы.
К вошедшим подкатился толстый, лысый коротышка в клубном, красного цвета пиджаке, с такой же красной бабочке на шее. Хозяин заведения. Лицо расплылось в подобострастную улыбочку.
— Боже мой, Вера Борисовна? Сегодня у меня счастливый вечер!
— Здравствуй, дорогой, здравствуй, — Ольхова ласково погладила лысину коротышке. — Мой кабинет свободен?
— Как же, как же, всегда — в готовности! Проходи, дорогая, устраивайся. Сейчас тебя обслужат… Да, ты не одна? — хозяин одарил Родимцева восхищенной улыбкой. — Кавалер у тебя — писанный красавец, где ты только находишь таких!
— На свалке! — недовольно наморщилась Ольхова. — Там их продают по рублю пучок… Хватит болтать — есть хочу страшно! Прикажи подать самое вкусненькое. Прошлый раз с удовольствием полакомилась осетром, запеченным с овощами…
Хозяин всплеснул короткими, пухлыми ручками.
— Все будет! Осетр, новорожденный поросенок с хреном, фазан в красном вине, гусь с яблочками.
Не переставая перечислять фирменные блюда, коротышка проводил перспективных клиентов за эстраду. Неприметная дверь, короткий, чистенький, будто больничный, коридор, ещё одна дверь. За ней — уютный кабинетик с мягкими креслами и диваном. Два фикуса в позолоченных кадках. Повсюду — цветы. Звуки скрипки не слышны, но элитным посетителм предоставлено право включить магнитофон, рядом с которым — коробка с множеством кассет.
Этакое уютное гнездышко. Хочешь — пируй, хочешь — занимайся любовью.
Николай представил себе банкиршу в об»ятиях какого-нибудь лощенного хахаля и почувствовал болезненный укол ревности. Такой болезненный, что предупреждающе заныло сердце. Будто, несмотря на кратковременное знакомство, он уже получил право на эту ревность.
Мужиков обычно считают жадными собственниками. Если это так, то Родимцев — мужик вдвойне.
Вера Борисовна откинула голову на спинку дивана, ноги положила на кресло. Не обращая внимания на оголенные ляжки, задумчиво смотрела на стоящего напротив парня. Будто решала гамлетовский вопрос.
Официант, вежливо постучав в дверь и получив разрешение, внес сразу два подноса с закусками. Принялся расставлять их на банкетном столике. Подкатил ближе и открыл зеркальный бар с напитками. Николай невольно заглянул туда. Боже мой, сколько бутылок! Простых, фигурных, узорчатых, с золотыми или серебрянными наклейками!
Оглядев сервированный стол, официант отошел к двери и застыл.
— Спасибо, Филя. Жена все ещё болеет или выздоровела?
— Болеет, Вера Борисовна. Сейчас — в больнице.
— Возьми, купи ей что-нибудь вкусненькое, порадуй больную, — Ольхова подала бумажку в сто долларов. — А сейчас — свободен. Когда подавать горячее — позвоню.
Официант взял деньги, поклонился и ушел.
Родимцев с недоумением глядел на девушку, разбрасывающую валюту, будто семена, которые должны дать всходы. Сколько же у ней баксов? В отделении выбросила пятьсот, для больной супруги официанта не пожалела ста, ужин в отдельном кабинете тоже стоит немало.
— Удивляешься, младенчик? Зря! Один раз живем, второй жизни природа ещё не придумала, деньги в гроб не заберешь… Садись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41