Думаю, приползет к тебе с извинениями и дружескими слюнками.
Николай представил себе солидного, уверенного в своих неизмеримых возможностях чекиста, ползущего по-пластунски к ногам соперника, и тоже ухмыльнулся. Ничего, пусть поползает по грязи, пусть поизвиняется. За перехваченную Симку, за порушенную личную жизнь Родимцева, за пули, которыми осыпали несчастного беглеца капитанские шестерки.
— Дальше, — возобновив блуждание по кабинету Ольхов. — Удалось отыскать главаря «крыши», которая опекает распивочную. Он заверил, что никаких претензий к тебе его группировка не имеет. Пехотинец, которому ты повредил руку, вылечился. Его напарник с огнестрельной раной все ещё лежит в больнице. На пути к выздоровлению. Слава Богу, обошлось без трупов, — еврей небрежно обмахнул себя крестом. — С этой стороны тебе тоже ничего не угрожает.
Родимцев уважительно и удивленно поглядел на расхаживающего вокруг него мультимиллионера. Какой же властью он обладает, приказывая грозной госбезопасности и могущественному криминальному миру? Что по сравнению с этим конституционная власть того же Президента? Почему-то Николай был уверен в том, что, когда понадобится, банкир может вызвать к себе на ковер любого чиновника любой ветви власти.
— Все понял?
— Да… Спасибо, Борис Моисеевич…
— Спасибочком не отделаешься, отблагодаришь делом. Бобик доложил: ты с успехом прошел курс огневой подготовки. Он за тебя ручается. Что касается физической — поручусь я. Видел тебя на ковре… И все же полной безопасности гарантировать не могу. Поэтому домой к матери тебе лучше не ездить, повремени. Знаешь, всякое случается: кирпич падает на голову, машина сбивает, случайный снайперский выстрел.
Ольхов остановился напротив сидящего на стуле парня, испытующе поглядел на его поскучневшую физиономию. Вытащил из ящика стола пакет.
— Возьми свои новые документы. Грибов Анатолий Поликарпович. Старые пока полежат у меня. Так будет надежней… Шавка.
Свежеиспеченный Грибов недоуменно оглядел кабинет. Какая ещё «шавка» присутствует при совершенно секретной беседе господина и слуги? Недоумение — показное, ибо Николай понял: Шавка — новая его собачья кликуха. Он обидчиво скривился. Почему именно Шавка? Неужели хозяин не может выбрать более приличного собачьего имени?
Банкир укоризненно покачал головой, поводил перед носом парня указательным пальцем. Будто морковью перед мордой ленивого осла.
— Не притворяйся, не строй дурачка, это у тебя не получается. Ты — сообразительный, давно все понял… Итак, с этого часа ты состоишь у меня на службе… Возьми, — из бездонного ящика показался «макарыч» и корочки к нему. — Оружие и право на его ношение. В ход пускать только при крайней необходимости.
Всевластный мультимиллионер задумчиво простучал по пакету с документами неизвестный марш. Кажется, пришел черед самому важному: какие именно задания предстоит выполнять новому телохранителю.
— Временно, повторяю — временно, будешь охранять мою дочь. Одновременно водить её «форд»…
— А как же Генка?
— Ты имеешь в виду Барбоса? — Ольхов поморщился. Видимо, не любил, когда его перебивают, не терпел излишнего своеволия. Вдруг неожиданно рассмеялся. Губами — глаза остались все такими же строгими, неулыбчивыми. — Какие формулировки применяют, когда убирают негодных чиновников? В связи с переходом на другую работу. Вот и здесь — нечто подобное, — помолчал и нехотя добавил. — Почему-то он не по вкусу пришелся доченьке.
От словечка «убирают» пахнуло могильной плесенью. Родимцев внутри весь сжался, но внешне — все такой же внимательный и послушный. Почему он решил, что Генку замочили, по обыкновению Николай принялся сам себя осаживать. На подобии резвого скакуна, не замечающего обрыва и летящего к своей гибели. Барбоса могли уволить по «профнепригодности», могли, на самом деле, дать другое задание. Или — заболел парень, лег в больницу.
До тех пор, пока Николай не узнает о действительной судьбе исчезнувшего водителя-охранника, покоя ему не видать. А рассеять возникшие пдозрения способен только один человек, живущий в таинственном особняке — Рекс. Пашка.
— Вавочка — своевольная девочка, — ровным, менторским голосом продолжил банкир, — она тянется к опасностям, как мотылек к пламени. Ты должен не только крутить баранку — всюду её сопровождать: на прогулках, при посещениях ресторанов, танцулек, разных шоу. Короче — везде. При необходимости защищать, все время находиться рядом. Естественно, кроме спальни, — все ещё улыбаясь, хозяин снова назидательно поводил перед носом свежеиспеченного охранника указательным перстом. Но за этой улыбкой пряталось угрожающее предупреждение. — Не вздумай своевольничать — поплатишься. Телка — не по твоим зубам… Надеюсь, все понятно?
— Да…
— Тогда перейдем к следующему пункту нашей многогранной беседы. Пожалуй, не менее важной, чем предыдущие. Я должен знать о Вавочке все: где бывает, с кем встречается, о чем разговаривает. Усек, Шавка?
— Да.
— Тогда пошабашим. Я приказал переселить тебя в другую комнату. Рядом с аппартаментами дочери. Так будет удобней и ей, и тебе. Бобик покажет. Можешь быть свободным. Устраивайся на новом месте и не забудь представиться Вавочке в новой своей роли… Учти, ты — не козел, она не капуста, узнаю про ухаживания, приставания и прочей мерзости — расплатишься!
Николай вышел из кабинета хозяина на негнущихся ногах. В голове — почему-то белесый туман. Его явно подставляют. С одной стороны, он вынужден стучать на девушку, докладывать о её передвижениях по Москве, передавать суть разговоров с друзьями и знакомыми. С другой — изображать верность банкирше, хранить доверенные ею тайны.
С ума можно сойти!
Если верить Рексу, Ольхов умеет расправляться с ослушниками. Скорей всего, Генку-Барбоса просто уничтожили. Не грозит ли такая же судьба новому телохранителю Вавочки? Конечно, с её подачи и по наущению проклятого коротышки.
Будто вызванный этой мыслью, из-за угла показался Бобик. Улыбаясь безгубым ртом, пристроился к ученику.
— Поздравляю с назначением, Коля. Пошли, провожу тебя, — пробулькал он. — Вера Борисовна самолично обставила комнату. Даже велела фикус поставить в угол…
Конечно, не по причине даренного фикуса, от упоминания имени заботливой девушки на душе парня полегчало. Ничего страшного, после тех мытарств, через которые он прошел, лавирование между хозяином и хозяйкой — плевое дело.
Единственно, что прочно засело в голове и никак не желало покинуть её — непонятное замечание о «временности» работы. Что имел в виду Ольхов: изгнание из особняка, когда в услугах телохранителя не будет необходимости, либо перевод на другую должность? Какую именно? Не туда ли, куда отправлен Генка-Барбос?…
До самого ужина Родимцев устраивался на новом месте. Особенно устраиваться, конечно, нет необходимости — кроме подаренного банкиршей спортивного костюма, у него ничего нет. И все же Николай придирчиво разглядывал комнату, знакомился с туалетными комнатами, внимательно изучал участок парка за окном.
Комната — двоюродная сестра предыдущей. Двоюродная потому, что цвет и рисунок обоев повеселей, дверь в ванную не замаскирована — выделяется отделкой под мрамор. И картина на стене висит другая — репинские бурлаки. Естественно, копия.
По мнению Родимцева, единственное место для возможного жучка. Не совсем представляя, как выглядит хитрый приборчик, он старательно ощупал картину сзади. Каждый сантиметр, все углубления и даже малозаметные трещины.
Старания увенчались успехом — в верхней части багета клейкой лентой прижата крохотная коробочка. На ней — ни следа пыли, следовательно, поставлена недавно. Возможно, за несколько часов до его переселения.
Все понятно — пасут! С применением современной техники. Вспомнив прочитанные шпионские книжонки, Николай не тронул зловещей коробочки. Пусть подслушивают, ради Бога, все равно ничего нового не узнают! Зато пленника предупредили, а как известно, предупрежденный — трижды вооруженный, применил он любимое изречение.
Хозяйка появилась около десяти часов вечера. Не удосужилась постучать, предупреждая о своем появлении — резко открыла дверь. В темно-коричневом брючном костюме, с гривой волос, убранной под мужскую кепку, она походила на сорванца лет пятнадцати, не больше. Выдавали женские формы, которые не скрыть ни брюками, ни туго обтягивающей аккуратную грудь черной водолазкой.
— Привет, младенчик! С новой тебя должностью, — весело провозгласила она, усаживаясь на стоящий у стены стул. — Нет желания прогуляться?
— Как прикажете, Вера Борисовна, — смиренно ответил телохранитель, бросив на «бурлаков» насмешливый взгляд. — Я всегда готов.
Кажется, экстравагантная телка никуда ехать не собирается — просто заявилась поглядеть на слугу, посмеяться над его наивностью. Сидит, закинув ногу на ногу, сцепив за спинкой стула руки. Поза — вызываюая. Дескать, облизывайся, наивняк, на мои пышные бедра, глотай слюнки при виде выпуклой груди. Ибо ничего тебе не светит.
— Значит, доволен? Признаться, я тоже — до тошноты надоел Генка-стукач с его вечно хмурой мордой…В твоей келье имеется горячительное? Выпьем и — поедем развлекаться… Впрочем, глупый вопрос — папашка блюдет нашу с тобой нравственность, не допустит здесь ни водочки, ни наркоты. В моих комнатах все реквизировал, оставил сладенькую водичку. Будто я вовсе и не современный человек — старомодная барышня.
Николай промолчал. Он с удовольствием представил себе гримасу на лице подслушивающего Ольхова. Наверняка, не пришлось ему по вкусу ироническое — папашка. Ничего, скушает — не подавится!
А вдруг эта потешная сценка создана и отрежиссированна хитроумным хозяином? Тогда — другая гримаса: довольная.
— Значит, горячительного не имеется! — с деланным разочарованием прокомментировала молчание телохранителя банкирша. Даже вздохнула, дерьмовая артистка! — Тогда придется ехать всухую.
Она легко поднялась, обошла вокруг нового телохранителя. Будто возле мебельной принадлежности в магазине.
— Фи! — презрительно присвистнула банкирша. — В таком виде ехать нельзя — даже кошки в обмороки попадают. Нужно переодеться.
Подошла к стенному шкафу, в котором, по представлению парня, одна только пыль. Открыла. Николай удивленно ойкнул — конечно, про себя. В голову пришла нелепая мысль о некоем сказочном джине, который ворожит несчастному беглецу. Ибо на полках шкафа аккуратно разложены белье и рубашки, всех видов и расцветок. В соседнем отделении висят куртки, брюки, пиджаки.
— Так… Белое и голубое не годится… Распашонки и безрукавки — прочь! Ночным разбойникам и грабителям, как мы с тобой, положено другое… Оденешь черные джинсы и такого же цвета водолазку, сверху — такой же неприметный пыльник… Можно, конечно, обойтись без него, но не к чему демонстрировать пушку… На ноги — кроссовки… Раздевайся, младенчик!
Отобранные вещи сложены на стуле. Рядом стоит, сложив руки под грудью девушка-пацан. Родимцев сгреб наряд и направился было в ванную, но грозный окрик хозяйки остановил его на полдороге.
— Куда? Переодевайся при мне — полюбуюсь твоей статью… Стесняешься, младенчик? Зря. Основное упаковано в плавках, на остальное я уже насмотрелась на пляжах. Ты теперь мой охранник и моя служанка в одном лице, мне по штату положено изучить и запомнить свою… вещь.
Родимцев по натуре — самолюбив, терпеть не может унижения, неважно, в какой форме оно проявляется. Но положение безвластного слуги заставляет подчиниться. Мысль о том, что малейшая оплощность, малейшее своеволие и его, не об»ясняя причин, выбросят из особняка.
Со злостью рванул молнию на куртке, вслед за ней сбросил майку. Не колеблясь, стянул штаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41