Он взглянул на Тиди. Вдохновенное выражение ее лица заставило его подумать, что ее мысли совпадают с его. Он поискал ее руку, нашел и сжал ее пальцы. Однако Тиди была так поглощена видением на помосте, что не заметила его пожатия.
Стоя неподвижно, не произнося ни слова, впитывая взгляды гостей, которые невидимо сидели внизу под мерцанием ламп, Керсти Фири мягко улыбалась с тем чувством самоуверенности, которое присуще только безупречно красивым женщинам.
Она наклонила голову в сторону притихшей аудитории и начала говорить:
— Леди и джентльмены, уважаемые гости! Сегодня наш хозяин, Оскар Рондхейм. предлагает вашему вниманию свое последнее произведение. Он прочитает его на нашем родном исландском языке. А затем, так как многие из вас говорят по-английски, он прочтет стихи нового современного ирландского поэта Шона Маги.
Питт повернулся к Тиди и прошептал ей:
— Мне бы следовало подкрепить себя еще десятью чашечками пунша.
Он не видел лица Тиди. Но ему и не надо было — он почувствовал удар ее локтя в бок. Когда он повернулся, Керсти исчезла, а ее место занял Рондхейм.
Можно было бы сказать, что в течение следующих полутора часов Питт испытывал адские муки. Но нет. Через пять минут после того, как Рондхейм начал монотонно декламировать свои исландские вирши, Питт уснул, уверенный, что в темноте никто не заметит его равнодушия к поэтическому мастерству.
Как только первая волна сна окутала его, Питт вновь очутился на пляже: в сотый раз он держал голову доктора Ханневелла, опять и опять он беспомощно следил, как Ханневелл безучастно глядел на него, пытаясь что-то ему сказать. В конце концов, он произнес три слова, казавшиеся Питту бессмысленными, потом облако пробежало по его старческим чертам, и он умер. Сцена смерти Ханневелла повторялась во сне много раз, но каждый раз с новыми деталями. То он видел, что на пляже были дети, как это и было на самом деле. В другой раз — они оказались одни в пустынном месте. Затем кружился черный самолет. Даже Сандекер появился в одном из вариантов: он стоял рядом с Питтом и Ханневеллом и грустно качал головой. Погода, обстановка на пляже, цвет моря — все менялось ото сна ко сну. Повторялась только одна деталь — последние слова Ханневелла.
Аплодисменты разбудили Питта. Он посмотрел в никуда, с трудом пытаясь собраться с мыслями. В комнате зажегся свет, и он несколько секунд щурился, чтобы привыкли глаза. Рондхейм был еще на помосте, он самодовольно принимал всеобщее восхищение. Наконец он поднял руку, призывая к тишине.
— Как многие из вас знают, мое любимое занятие — заучивать наизусть стихи. С присущей мне скромностью я должен сказать, что мои познания достаточно обширны. Я бы хотел поставить на кон свою репутацию и предлагаю присутствующим следующее: вы читаете первую строчку любого произведения, а я продолжаю его и называю автора. Если я не смогу завершить стихотворения, то я лично передам пятьдесят тысяч долларов в любой указанный вами благотворительный фонд.
Он подождал пока восхищенные восклицания утихнут и вновь наступит тишина.
— Начинаем? Кто будет первым?
Встал сэр Эрик Маркс.
— «Пусть твердят и друг, и мать…». Попробуй для разминки, Оскар.
— «Что к беде приведет бездействие. Презирай их советы, презирай волнения. Ты поднимешься в конце концов».
Он сделала эффектную пазу и продолжил:
— «Один и двадцать». Самюэль Джонсон.
Маркс кивнул.
— Абсолютно верно.
Следующим поднялся Ф. Джеймс Келли.
— «Теперь все дни мои печальны, и все мои ночные сны…»
Рондхейм продолжил и назвал автора.
— «Одному в раю» Эдгара Аллана По.
— Поздравляю, Оскар, — Келли был заметно восхищен.
Рондхейм оглядел комнату. Улыбка медленно появилась на его губах, когда он увидел, как с заднего ряда поднялась знакомая фигура.
— Пожалуйста, майор Питт.
Питт посмотрел Рондхейму в глаза.
— Я могу предложить только три слова.
— Принимаю вызов, — с уверенностью сказал Рондхейм. — Называйте.
— «Бог спасет тебя»… — медленно произнес Питт, как будто сомневался в возможности продолжить эти стихи.
Рондхейм засмеялся.
— Элементарно, майор. Вы любезно процитировали мое любимое стихотворение.
Довольство прозвучало в голосе Рондхейма, и все в комнате заметили это.
— «Бог спасет тебя, старый моряк. От друзей, которые завидуют тебе. Почему ты выглядишь так грустно? Потому, что своим арбалетом я убил альбатроса…» — Внезапно Рондхейм остановился, с любопытством взглянув на Питта. — Вы попросили меня процитировать «Балладу старого моряка» Самюэля Тейлора Колериджа.
Питт вздохнул с облегчением. Он почувствовал, что в конце тоннеля появился свет. Теперь он знал то, чего не знал ранее. Ситуация прояснилась. Он был рад, что сделал этот пробный выстрел. Рулетка подкидывала ему неожиданные ответы. Ночной кошмар смерти Ханневелла больше никогда не будет его мучить.
Довольная усмешка скривила его губы.
— Спасибо, мистер Рондхейм. Ваша великолепная память прекрасно выручает вас.
Что-то в тоне, которым Питт произнес это, насторожило Рондхейма.
— Спасибо вам, майор.
Ему не понравилась усмешка на лице Питта. Ему все в нем не нравилось.
Глава 15
Питт терпел еще полчаса, пока Рондхейм услаждал гостей своим обширным поэтическим репертуаром. В конце концов программа подошла к концу. Открылись двери, и толпа хлынула в главный зал. Женщины собрались на террасе: они болтали и пили сладкий коктейль. Мужчины прошли в охотничий зал, где им были предложены сигары и старый, столетний, бренди «Руш».
Сигары принесли в большом серебряном ящике и предложили всем, за исключением Питта. Его демонстративно игнорировали. После ритуала прикуривания, когда каждому поднесли свечу, от которой можно было нагреть сигару до желаемой температуры, слуги разнесли бренди «Руш», темную желто-коричневую жидкость в экзотических широких коньячных бокалах. Питта опять обошли.
Кроме себя и Рондхейма, Питт насчитал тридцать два человека, собравшихся в самом дальнем углу комнаты вокруг большого камина. Реакция на присутствие Питта, как можно было заметить по их выражениям лиц, была интересной. Его просто не замечали. В какой-то момент он почувствовал себя бестелесным призраком, который прошел сквозь стену и ждал сеанса, чтобы показаться в своем одушевленном обличье. Он мог представлять себе сколько угодно сцен, но была одна, реальная — это был ствол ружья, который уперся ему в лопатку.
Он не стал смотреть, кто держал ружье. Ему это было безразлично. Рондхейм развеял его сомнения.
— Керсти! — он посмотрел за спину Питта. — Ты пришла слишком рано. Я не ждал тебя еще минут двадцать.
Фон Хаммель вытер лоб платком и спросил:
— А девушка, с которой он пришел, изолирована?
— Мисс Ройял в надежном месте, — сказала Керсти, глядя сквозь Питта.
Что-то в ее тоне заставило Питта усомниться в ее словах.
Рондхейм вышел вперед и как заботливый отец, забрал у нее ружье.
— Оружие и красота не подходят друг другу, — буркнул он. — Пусть его проводит мужчина.
— Я бы с удовольствием сделала это сама, — хрипло произнесла Керсти.
— Не вижу причины откладывать, — вставил Джек Бойл. — У нас мало времени.
— У нас достаточно времени, — ответил Рондхейм. Русский — невысокий, коренастый, темноглазый человек — слегка прихрамывая, подошел к Рондхейму.
— По-моему, вы должны нам всем объяснить, господин Рондхейм. Почему с этим человеком обращаются как с преступником? Вы сказали мне и всем остальным, что он газетчик и что с ним надо держаться поосторожнее. Однако вот уже четвертый или пятый раз за сегодняшний вечер вы назвали его майором.
Рондхейм изучающе посмотрел на стоявшего перед ним человека, затем поставил бокал на стол и нажал кнопку телефона. Не произнеся ни слова, он взял свой бокал со стола и допил бренди до конца.
— Прежде чем я отвечу на ваши вопросы, товарищ Тамарезов, оглянитесь назад.
Русский, которого звали Тамарезов, обернулся. Вслед за ним обернулись и все присутствующие. Все, кроме Питта. Он смотрел прямо перед собой, в зеркало, где отражались несколько здоровых угрюмых мужчин в черных комбинезонах, которые внезапно возникли в противоположном конце комнаты. В их руках были автоматы AR-17.
Высокий, широкоплечий мужчина лет семидесяти, с острым взглядом голубых глаз на морщинистом лице подошел к Келли и взял его за рукав пиджака.
— Ты пригласил меня на сегодняшний вечер. Джеймс. Надеюсь, ты объяснишь мне все, что здесь происходит?
— Объясню. — Во взгляде Келли можно было заметить явное страдание. Он повернулся к гостям.
Медленно, очень медленно Келли, Рондхейм, фон Хаммель, Маркс и восемь других человек сгруппировались с одной стороны камина, оставив Питта и всех остальных гостей в полнейшей растерянности по его другую сторону. Питт заметил, что дула автоматов были направлены именно в их сторону.
— Я жду, Джеймс, — командным голосом произнес голубоглазый пожилой джентльмен.
Келли колебался, грустно поглядывая на фон Хаммеля и Маркса. Он ждал. В конце концов они одобрительно кивнули ему.
— Слышали ли вы когда-нибудь о «Хермит лимитед»?
Тишина в комнате стала напряженной. Все молчали, никто не произнес ни слова. Питт сосредоточенно вычислял, каковы шансы на побег. В результате он отказался от этой идеи, которая представлялась ему выполнимой менее чем на пятьдесят процентов.
— «Хермит лимитед», — продолжал Келли, — это международная организация, которая, однако, не занесена в реестры ни одной фондовой биржи, потому что управление ею отличается коренным образом от любого знакомого вам бизнеса. У меня нет времени вдаваться сейчас в детали ее функционирования, скажу только, что главная цель «Хермит лимитед» — добиться контроля, а затем завладеть Южной и Центральной Америкой.
— Невозможно, — закричал высокий черноволосый мужчина с заметным французским акцентом, — абсолютно немыслимо!
— Это, кстати, тоже хороший бизнес — воплощать невозможное, — парировал Келли.
— Но то, что вы предлагаете, — не бизнес, это политическое безумие.
Келли покачал головой.
— Безумие, может быть, но не захват политической власти с эгоистическими и бесчеловечными мотивами.
Он оглядел лица тех, кто стоял по другую сторону камина. На них было написано недоверие.
— Я, Джеймс Келли, — мягко произнес он. — За всю свою жизнь я заработал состояние более двух миллиардов долларов.
Никто из присутствующих не сомневался. Всякий раз, как «Уолл-стрит Джорнал» публиковал список наиболее богатых людей планеты, Келли его возглавлял.
— Богатство накладывает огромную ответственность. От меня зависит существование более двухсот тысяч людей. И если завтра я потерплю финансовый крах, это повлечет разорение многих от одного до другого конца Соединенных Штатов, не говоря уже о многочисленных компаниях в мире, которые зависят от моих субсидий. Но, как подтвердят и те джентльмены, которые окружают меня, богатство не гарантирует бессмертие. Мало кто из богатых упоминается в учебнике по истории.
Келли, когда он умолк, казался совершенно больным. Никто не произнес ни слова во время его монолога.
— Два года назад я начал задумываться о том, что я оставлю, когда я уйду. Финансовую империю, которую разорвут на части паразитирующие деловые компаньоны и многочисленные родственники, которые только и считают дни до моих похорон. Поверьте, джентльмены, это были достаточно безрадостные мысли. Тогда я придумал способ распределить мои капиталы таким образом, чтобы они принесли пользу человечеству. Но как? Эндрю Карнеги строил библиотеки. Джон Рокфеллер создавал фонды, поддерживающие науку и образование. Что же может принести самую большую пользу людям независимо от того, белые они, черные, желтые или красные. Независимо от их национальностей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Стоя неподвижно, не произнося ни слова, впитывая взгляды гостей, которые невидимо сидели внизу под мерцанием ламп, Керсти Фири мягко улыбалась с тем чувством самоуверенности, которое присуще только безупречно красивым женщинам.
Она наклонила голову в сторону притихшей аудитории и начала говорить:
— Леди и джентльмены, уважаемые гости! Сегодня наш хозяин, Оскар Рондхейм. предлагает вашему вниманию свое последнее произведение. Он прочитает его на нашем родном исландском языке. А затем, так как многие из вас говорят по-английски, он прочтет стихи нового современного ирландского поэта Шона Маги.
Питт повернулся к Тиди и прошептал ей:
— Мне бы следовало подкрепить себя еще десятью чашечками пунша.
Он не видел лица Тиди. Но ему и не надо было — он почувствовал удар ее локтя в бок. Когда он повернулся, Керсти исчезла, а ее место занял Рондхейм.
Можно было бы сказать, что в течение следующих полутора часов Питт испытывал адские муки. Но нет. Через пять минут после того, как Рондхейм начал монотонно декламировать свои исландские вирши, Питт уснул, уверенный, что в темноте никто не заметит его равнодушия к поэтическому мастерству.
Как только первая волна сна окутала его, Питт вновь очутился на пляже: в сотый раз он держал голову доктора Ханневелла, опять и опять он беспомощно следил, как Ханневелл безучастно глядел на него, пытаясь что-то ему сказать. В конце концов, он произнес три слова, казавшиеся Питту бессмысленными, потом облако пробежало по его старческим чертам, и он умер. Сцена смерти Ханневелла повторялась во сне много раз, но каждый раз с новыми деталями. То он видел, что на пляже были дети, как это и было на самом деле. В другой раз — они оказались одни в пустынном месте. Затем кружился черный самолет. Даже Сандекер появился в одном из вариантов: он стоял рядом с Питтом и Ханневеллом и грустно качал головой. Погода, обстановка на пляже, цвет моря — все менялось ото сна ко сну. Повторялась только одна деталь — последние слова Ханневелла.
Аплодисменты разбудили Питта. Он посмотрел в никуда, с трудом пытаясь собраться с мыслями. В комнате зажегся свет, и он несколько секунд щурился, чтобы привыкли глаза. Рондхейм был еще на помосте, он самодовольно принимал всеобщее восхищение. Наконец он поднял руку, призывая к тишине.
— Как многие из вас знают, мое любимое занятие — заучивать наизусть стихи. С присущей мне скромностью я должен сказать, что мои познания достаточно обширны. Я бы хотел поставить на кон свою репутацию и предлагаю присутствующим следующее: вы читаете первую строчку любого произведения, а я продолжаю его и называю автора. Если я не смогу завершить стихотворения, то я лично передам пятьдесят тысяч долларов в любой указанный вами благотворительный фонд.
Он подождал пока восхищенные восклицания утихнут и вновь наступит тишина.
— Начинаем? Кто будет первым?
Встал сэр Эрик Маркс.
— «Пусть твердят и друг, и мать…». Попробуй для разминки, Оскар.
— «Что к беде приведет бездействие. Презирай их советы, презирай волнения. Ты поднимешься в конце концов».
Он сделала эффектную пазу и продолжил:
— «Один и двадцать». Самюэль Джонсон.
Маркс кивнул.
— Абсолютно верно.
Следующим поднялся Ф. Джеймс Келли.
— «Теперь все дни мои печальны, и все мои ночные сны…»
Рондхейм продолжил и назвал автора.
— «Одному в раю» Эдгара Аллана По.
— Поздравляю, Оскар, — Келли был заметно восхищен.
Рондхейм оглядел комнату. Улыбка медленно появилась на его губах, когда он увидел, как с заднего ряда поднялась знакомая фигура.
— Пожалуйста, майор Питт.
Питт посмотрел Рондхейму в глаза.
— Я могу предложить только три слова.
— Принимаю вызов, — с уверенностью сказал Рондхейм. — Называйте.
— «Бог спасет тебя»… — медленно произнес Питт, как будто сомневался в возможности продолжить эти стихи.
Рондхейм засмеялся.
— Элементарно, майор. Вы любезно процитировали мое любимое стихотворение.
Довольство прозвучало в голосе Рондхейма, и все в комнате заметили это.
— «Бог спасет тебя, старый моряк. От друзей, которые завидуют тебе. Почему ты выглядишь так грустно? Потому, что своим арбалетом я убил альбатроса…» — Внезапно Рондхейм остановился, с любопытством взглянув на Питта. — Вы попросили меня процитировать «Балладу старого моряка» Самюэля Тейлора Колериджа.
Питт вздохнул с облегчением. Он почувствовал, что в конце тоннеля появился свет. Теперь он знал то, чего не знал ранее. Ситуация прояснилась. Он был рад, что сделал этот пробный выстрел. Рулетка подкидывала ему неожиданные ответы. Ночной кошмар смерти Ханневелла больше никогда не будет его мучить.
Довольная усмешка скривила его губы.
— Спасибо, мистер Рондхейм. Ваша великолепная память прекрасно выручает вас.
Что-то в тоне, которым Питт произнес это, насторожило Рондхейма.
— Спасибо вам, майор.
Ему не понравилась усмешка на лице Питта. Ему все в нем не нравилось.
Глава 15
Питт терпел еще полчаса, пока Рондхейм услаждал гостей своим обширным поэтическим репертуаром. В конце концов программа подошла к концу. Открылись двери, и толпа хлынула в главный зал. Женщины собрались на террасе: они болтали и пили сладкий коктейль. Мужчины прошли в охотничий зал, где им были предложены сигары и старый, столетний, бренди «Руш».
Сигары принесли в большом серебряном ящике и предложили всем, за исключением Питта. Его демонстративно игнорировали. После ритуала прикуривания, когда каждому поднесли свечу, от которой можно было нагреть сигару до желаемой температуры, слуги разнесли бренди «Руш», темную желто-коричневую жидкость в экзотических широких коньячных бокалах. Питта опять обошли.
Кроме себя и Рондхейма, Питт насчитал тридцать два человека, собравшихся в самом дальнем углу комнаты вокруг большого камина. Реакция на присутствие Питта, как можно было заметить по их выражениям лиц, была интересной. Его просто не замечали. В какой-то момент он почувствовал себя бестелесным призраком, который прошел сквозь стену и ждал сеанса, чтобы показаться в своем одушевленном обличье. Он мог представлять себе сколько угодно сцен, но была одна, реальная — это был ствол ружья, который уперся ему в лопатку.
Он не стал смотреть, кто держал ружье. Ему это было безразлично. Рондхейм развеял его сомнения.
— Керсти! — он посмотрел за спину Питта. — Ты пришла слишком рано. Я не ждал тебя еще минут двадцать.
Фон Хаммель вытер лоб платком и спросил:
— А девушка, с которой он пришел, изолирована?
— Мисс Ройял в надежном месте, — сказала Керсти, глядя сквозь Питта.
Что-то в ее тоне заставило Питта усомниться в ее словах.
Рондхейм вышел вперед и как заботливый отец, забрал у нее ружье.
— Оружие и красота не подходят друг другу, — буркнул он. — Пусть его проводит мужчина.
— Я бы с удовольствием сделала это сама, — хрипло произнесла Керсти.
— Не вижу причины откладывать, — вставил Джек Бойл. — У нас мало времени.
— У нас достаточно времени, — ответил Рондхейм. Русский — невысокий, коренастый, темноглазый человек — слегка прихрамывая, подошел к Рондхейму.
— По-моему, вы должны нам всем объяснить, господин Рондхейм. Почему с этим человеком обращаются как с преступником? Вы сказали мне и всем остальным, что он газетчик и что с ним надо держаться поосторожнее. Однако вот уже четвертый или пятый раз за сегодняшний вечер вы назвали его майором.
Рондхейм изучающе посмотрел на стоявшего перед ним человека, затем поставил бокал на стол и нажал кнопку телефона. Не произнеся ни слова, он взял свой бокал со стола и допил бренди до конца.
— Прежде чем я отвечу на ваши вопросы, товарищ Тамарезов, оглянитесь назад.
Русский, которого звали Тамарезов, обернулся. Вслед за ним обернулись и все присутствующие. Все, кроме Питта. Он смотрел прямо перед собой, в зеркало, где отражались несколько здоровых угрюмых мужчин в черных комбинезонах, которые внезапно возникли в противоположном конце комнаты. В их руках были автоматы AR-17.
Высокий, широкоплечий мужчина лет семидесяти, с острым взглядом голубых глаз на морщинистом лице подошел к Келли и взял его за рукав пиджака.
— Ты пригласил меня на сегодняшний вечер. Джеймс. Надеюсь, ты объяснишь мне все, что здесь происходит?
— Объясню. — Во взгляде Келли можно было заметить явное страдание. Он повернулся к гостям.
Медленно, очень медленно Келли, Рондхейм, фон Хаммель, Маркс и восемь других человек сгруппировались с одной стороны камина, оставив Питта и всех остальных гостей в полнейшей растерянности по его другую сторону. Питт заметил, что дула автоматов были направлены именно в их сторону.
— Я жду, Джеймс, — командным голосом произнес голубоглазый пожилой джентльмен.
Келли колебался, грустно поглядывая на фон Хаммеля и Маркса. Он ждал. В конце концов они одобрительно кивнули ему.
— Слышали ли вы когда-нибудь о «Хермит лимитед»?
Тишина в комнате стала напряженной. Все молчали, никто не произнес ни слова. Питт сосредоточенно вычислял, каковы шансы на побег. В результате он отказался от этой идеи, которая представлялась ему выполнимой менее чем на пятьдесят процентов.
— «Хермит лимитед», — продолжал Келли, — это международная организация, которая, однако, не занесена в реестры ни одной фондовой биржи, потому что управление ею отличается коренным образом от любого знакомого вам бизнеса. У меня нет времени вдаваться сейчас в детали ее функционирования, скажу только, что главная цель «Хермит лимитед» — добиться контроля, а затем завладеть Южной и Центральной Америкой.
— Невозможно, — закричал высокий черноволосый мужчина с заметным французским акцентом, — абсолютно немыслимо!
— Это, кстати, тоже хороший бизнес — воплощать невозможное, — парировал Келли.
— Но то, что вы предлагаете, — не бизнес, это политическое безумие.
Келли покачал головой.
— Безумие, может быть, но не захват политической власти с эгоистическими и бесчеловечными мотивами.
Он оглядел лица тех, кто стоял по другую сторону камина. На них было написано недоверие.
— Я, Джеймс Келли, — мягко произнес он. — За всю свою жизнь я заработал состояние более двух миллиардов долларов.
Никто из присутствующих не сомневался. Всякий раз, как «Уолл-стрит Джорнал» публиковал список наиболее богатых людей планеты, Келли его возглавлял.
— Богатство накладывает огромную ответственность. От меня зависит существование более двухсот тысяч людей. И если завтра я потерплю финансовый крах, это повлечет разорение многих от одного до другого конца Соединенных Штатов, не говоря уже о многочисленных компаниях в мире, которые зависят от моих субсидий. Но, как подтвердят и те джентльмены, которые окружают меня, богатство не гарантирует бессмертие. Мало кто из богатых упоминается в учебнике по истории.
Келли, когда он умолк, казался совершенно больным. Никто не произнес ни слова во время его монолога.
— Два года назад я начал задумываться о том, что я оставлю, когда я уйду. Финансовую империю, которую разорвут на части паразитирующие деловые компаньоны и многочисленные родственники, которые только и считают дни до моих похорон. Поверьте, джентльмены, это были достаточно безрадостные мысли. Тогда я придумал способ распределить мои капиталы таким образом, чтобы они принесли пользу человечеству. Но как? Эндрю Карнеги строил библиотеки. Джон Рокфеллер создавал фонды, поддерживающие науку и образование. Что же может принести самую большую пользу людям независимо от того, белые они, черные, желтые или красные. Независимо от их национальностей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43