их там нет. Вот что происходит с тобой как раз перед тем, как ты умираешь.
* * *
Элен, вздрогнув, посмотрела прямо в лицо Кэлли. Говорила она обрывисто. Кэлли понимал, что он слушает что-то выхваченное из середины какого-то продолжительного объяснения: она очнулась от сна сразу, ее голос не был сонливым.
– Мне снилось, что я падаю. – Страх четче обозначил черты ее лица, она наполовину села, словно пытаясь поймать то, что было сказано. Потом и лицо и поза расслабились, смягчились, казалось, это было ее второе пробуждение. Она улыбнулась Кэлли и протянула руку. – Я думаю, что это неудивительно.
– Конечно нет.
– Долго ли я спала? – Она имела в виду: надолго ли ты уходил?
– Возможно, минут пятнадцать. Не больше.
– Ты виделся с Майком?
– Да.
– Никаких следов?
– Никаких следов.
Они говорили о Джексоне, о том человеке, который избрал ее своей жертвой. Она хотела, чтобы его поймали, связали, заперли и запломбировали печатью. Его свобода отзывалась ледяным сквозняком по спине, была подобна дуновению смерти.
– Это вопрос пары дней, – сказал Кэлли. – Либо он там, либо его там нет. Если он там, он будет меня ждать.
– Предоставь это кому-нибудь еще.
– Ты в самом деле этого хочешь?
Все, чего она хотела, все, о чем она просила, – это чтобы Кэлли остановился. Если не считать того, что теперь она тоже нуждалась в защите. Она попробовала высказать мысль, которая позволила бы им обоим соскочить с этого крючка:
– Он может быть где угодно.
– Я так не думаю, – ответил Кэлли.
– Ты знаешь, где найти его? Ты уверен в этом?
– Совершенно уверен.
– Тогда другие могут сделать то же самое. – Она спорила сама с собой так горячо, как только умела. Но на самом деле она догадывалась, что причина ее страха связана с самим Кэлли, с риском, на который он идет.
– Я так не думаю, – сказал он.
– Почему?
Он сказал нечто такое, чего она предпочла бы не слышать.
– Мы нужны друг другу. Мы ищем друг друга. Мы ожидаем найти друг друга.
Элен потянулась к стакану с водой, стоявшему на тумбочке рядом с койкой. Кэлли помог ей, приподняв ладонью ее затылок и поднеся стакан к губам. Она выпила почти все. Когда он снова опустил ее на подушку, ее глаза закрылись.
Кэлли стоял у окна и смотрел на улицу. Гигантские столбы солнечного света расходились из-за темной тучи, повисая между землей и небесами, подобно стойкам, поддерживающим небо. Но люди были слишком заняты, чтобы это замечать. Они шли по улице в одну и другую стороны, поглощенные мыслями о своих делах.
Когда он вернулся, Элен уже проснулась и искала его взглядом.
– Они нашли Уорнера? – спросила она.
– Скрылся, – покачал головой Кэлли.
– Куда?
– Да в любое место, куда могут привести деньги. Не знаю.
– Мне кажется, теперь я ненавижу это, – сказала она, – эту работу в галерее. Не думаю, что вернусь туда. Никого там не интересует сама работа, понимаешь? Это, конечно, штамп, но это так. А картина – это просто деньги в рамке. Я, возможно, виновата не меньше, чем любой другой. Очень может быть. Я даже не знаю, имеет ли это значение. Но Уорнер... – Она замолчала, словно приводя в порядок свои мысли. – Как можно было проделать такое? Убить всех этих людей...
– Для него это не имело значения, – сказал Кэлли.
– Почему? – Элен вопросительно уставилась на него: он сказал это так, словно знал ответ.
– Ты просто не видишь этого, потому что тебя там нет. Ты не испытываешь огорчения, потому что ты не знаешь этого человека. Ты не очевидец ни одного из свидетельств смерти: гробы, похороны, родственники в трауре, чиновники похоронных контор... Это не имеет отношения к реальному человеку, это нечто абстрактное, благодаря чему все проходит незаметно. Подумай: вот ты смотришь телевизор. Где-то произошло землетрясение. Дети погребены под завалами. Сотни погибших. Разве ты откладываешь из-за этого свой вечерний поход в театр?
– Но Уорнер вызвал все это, – возразила Элен. – Смерти не были случайными, он сделал так, чтобы это случилось.
– Единственное отличие между твоим пониманием этого и его, – пожал плечами Кэлли, – в том, что ты воспринимаешь человека не как статистическую единицу. А по статистике люди ведь все время умирают.
– Их было слишком много, – сказала она.
– Это относительное понятие. Все зависит от того, что ты можешь себе позволить. Слишком много, говоришь? Если ты ведешь войну, то это возможность улучшить соотношение сил в свою пользу. Ты высылаешь вперед дозор, вступаешь в бой с противником, убиваешь человек двадцать. И ведь никто не говорит: «Это слишком много». Ты сбрасываешь бомбу и убиваешь сотню. И никто не говорит: «Слишком много». Смерть множества людей – это показатель эффективности войны. Уорнер, я полагаю, рассматривал свою деятельность, как своего рода войну. Войну против конкурентов, войну за приумножение своего богатства. Это не так уж и необычно. Скольких убивает мафия, разные банды?
– Не важно, что ты делаешь, до той поры, пока ты выигрываешь войну? Это так?
– Да, так.
Просвет в туче позволил пробиться через нее солнцу, и на какую-то минуту окно за спиной Элен постепенно стало мутнеть, словно пораженный катарактой хрусталик глаза. Прямоугольник света появился на одеяле Элен и тут же начал блекнуть. Некоторое время они посидели молча. Потом Элен вложила свою руку в руку Кэлли. Если она ненадолго закрывала глаза, ей было за что держаться.
* * *
– А что случилось в Америке? Как ты раздобыл имя Ральфа Портера?
Он рассказал ей ровно столько, сколько рассказал бы кому-то другому:
– У меня там был один парень, разузнавший все для меня... Ну, он знал людей, знал этот край. Он мне это и раздобыл.
– А что насчет Кемпа?
– Я встречался с ним, но это были непродолжительные встречи.
– И что?
– Как можно дать оценку человеку, у которого столько денег и власти? – пожал плечами Кэлли. – Слова, которыми мы обычно пользуемся, здесь просто неприменимы. У них свой собственный мир.
Он вспомнил напряженное молчание в телефоне, потом голос Нины и голос Кемпа: страх и принуждение. Он видел лицо Нины, бледное и вопросительное. Он видел ее в одолженной им на время квартире, слышал, как она говорила о том, чему не суждено было произойти.
Рука Элен слабела в его руке. Периоды сна теперь удлинились. Раны ослабили ее. Одна из пуль Джексона вырвала кусочек ткани из ее предплечья. Там теперь навсегда останется впадина, испещренная рубцами, словно отметка от какой-то гигантской прививки. При падении она сломала лодыжку, руку и пару ребер. Врачи ожидали, что будет больше повреждений. Они считали, что ей повезло. Элен трудно было согласиться с ними в этом.
Кэлли наблюдал за ней, пока она дремала. То, что произошло между ним и Ниной, было сном, который начал казаться ему все более реальным, все больше угнетал его. Этот сон был тогда, а сейчас он словно бы проснулся и обнаружил вокруг постели самые ужасные видения того кошмара. В Аризоне Нина была заложницей, чем-то вроде предмета торга, разменной монетой. Теперь же она настаивала на том, чтобы быть самой собой. Он понимал, что должен найти способ оградить от нее себя и Элен.
Элен наклонилась вперед, чтобы он мог поправить ей подушки. Она проснулась еще не до конца и поэтому сказала:
– Не поддержат тебя, их там нет... – И после этих слов смущенно посмотрела на него.
Кэлли опустил ее на подушки и погладил по голове. Было известно, что рана от пули и сломанные кости уже начали заживать, и она была подключена к приборам главным образом по причине сотрясения мозга, полученного при падении.
И каждый раз, когда она засыпала, ей снилось падение, вершина утеса, чайки, свежий воздух, и это было так близко и непреодолимо, как видение.
* * *
А день темнел, и в длинных белых коридорах замерцали огни. Кэлли прихлебывал кофе из чашки, усевшись на ступенях главного входа в больницу. Он уже мечтал пойти туда, но не был уверен, что нужное время пришло.
«Ненавижу, когда ты уходишь».
На большой скорости к больнице подъехала машина «Скорой помощи», привезя кого-то, кто и не подозревал, когда начинался этот день, что окажется здесь.
* * *
– Тебе лучше бы идти, – сказала она. – А какова официальная версия?
– Что я прихожу сюда каждый день. Взял недельный отпуск.
– Ты хочешь, чтобы я ради тебя лгала, если кто-то спросит меня?
– Что ж, это мысль.
– Может быть, было бы лучше... – Она покачала головой.
– После этого мы с тобой уедем. – Он поднял руку, словно определяя направление, в котором они могут уехать. – Я собираюсь сделать то, что сказал. Подыщу себе какое-нибудь другое занятие.
– Нейрохирург, – предложила она. – Или верхолаз.
– Куда ты хотела бы поехать?
Вместо ответа она сказала:
– Если ты собираешься остановиться, почему бы не остановиться прямо сейчас? – Ее последняя попытка удержать его рядом, несмотря на инстинкт, говоривший: защити меня от него, охрани меня, сделай это наверняка.
– Я должен идти, – сказал он. – Мы знаем это, оба знаем.
– Оба... – Она медленно кивнула. – Это что же, ты и я или ты и он?
* * *
Каждый раз, просыпаясь после короткого сна, она находила его здесь.
– Я увижу тебя завтра утром? – спросила она.
– К тому времени я уже уеду.
Она представила, как он едет на юг, словно он уже был в пути.
– Так куда мы поедем? – спросил он. – После этого. Куда ты хотела бы поехать?
Она вспомнила первый год их женитьбы, каким маленьким тогда казался мир, каким уютным. Она подумала, что едва ли возможно чтобы он действительно собирался сделать все, что сказал.
– Мы упустили лето, – сказала она. – Давай поедем к солнцу. Давай поедем в Фиджеак.
Глава 56
Вступая на торфяник, ты словно сбрасываешь кожу. Температура кажется ниже, а ветер резче. Джексон нащупал языком вздувшуюся десну и проверил воспаленную впадину. Острая боль отдавала в глаз. Он ощущал гнойник под своей губой, и щека с этой стороны лица порозовела. Нарыв изводил его, и ему хотелось, чтобы Кэлли поторопился оказаться здесь.
При первых лучах света он наведался на ферму и увидел, что там все в порядке. Он спустился на кухню и приготовил себе завтрак, потом отыскал шелковую нижнюю рубашку и кальсоны. Осень могла быть мягкой где угодно, только не на торфянике. Джексону доводилось видеть, как из безупречно голубого неба валил снег. Воздух уже становился промозглым.
* * *
Он шел широким кружным путем к Бетел-Тору – месту, куда Кэлли был обязан направиться. Под самым ближним к нему холмом внизу лежал плотный клубок тумана, похожий на копну сена или волну, взлетевшую ввысь, да так и застывшую. Обрывки жгутов от этого клубка тянулись вверх и застревали в кустарнике, а потом поднимались, чтобы покрыть небо бледными обмотками. Солнце испускало в туман яичный цвет, желтое просвечивало сквозь белое – цвет старинного жемчуга. Джексон отправился в путешествие, прихватив с собой только необходимое, не более: хорошую одежду, сухари, воду, компас, винтовку.
Он ждал, что Кэлли придет один. Расчет тут был простой. Миновало уже два полных дня, и никто не появлялся на ферме. Было очевидно, что Кэлли никому не сообщил имени Джексона. Он мог быть кем угодно, он мог быть где угодно. Только Кэлли был уверен, что его можно найти на торфянике. И если уж он ни с кем не поделился этой информацией, то наверняка явится без сопровождения.
Джексон пересек ручей по мосткам и обошел стороной каменную стену. Он проверил азимут по компасу, а потом двинулся вдоль склона долины. Темные очертания его фигуры расплывались в легкой дымке тумана.
Кэлли был примерно в миле впереди него, следуя тем же самым маршрутом. Он преодолел подъем и появился в бледном солнечном свете: человек, стоящий по грудь в тумане или плывущий по глубокой воде стоя. В отличие от Джексона, компаса у него не было. Туман становился все гуще, но было все еще возможно отталкиваться от ближайших ориентиров и от карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
* * *
Элен, вздрогнув, посмотрела прямо в лицо Кэлли. Говорила она обрывисто. Кэлли понимал, что он слушает что-то выхваченное из середины какого-то продолжительного объяснения: она очнулась от сна сразу, ее голос не был сонливым.
– Мне снилось, что я падаю. – Страх четче обозначил черты ее лица, она наполовину села, словно пытаясь поймать то, что было сказано. Потом и лицо и поза расслабились, смягчились, казалось, это было ее второе пробуждение. Она улыбнулась Кэлли и протянула руку. – Я думаю, что это неудивительно.
– Конечно нет.
– Долго ли я спала? – Она имела в виду: надолго ли ты уходил?
– Возможно, минут пятнадцать. Не больше.
– Ты виделся с Майком?
– Да.
– Никаких следов?
– Никаких следов.
Они говорили о Джексоне, о том человеке, который избрал ее своей жертвой. Она хотела, чтобы его поймали, связали, заперли и запломбировали печатью. Его свобода отзывалась ледяным сквозняком по спине, была подобна дуновению смерти.
– Это вопрос пары дней, – сказал Кэлли. – Либо он там, либо его там нет. Если он там, он будет меня ждать.
– Предоставь это кому-нибудь еще.
– Ты в самом деле этого хочешь?
Все, чего она хотела, все, о чем она просила, – это чтобы Кэлли остановился. Если не считать того, что теперь она тоже нуждалась в защите. Она попробовала высказать мысль, которая позволила бы им обоим соскочить с этого крючка:
– Он может быть где угодно.
– Я так не думаю, – ответил Кэлли.
– Ты знаешь, где найти его? Ты уверен в этом?
– Совершенно уверен.
– Тогда другие могут сделать то же самое. – Она спорила сама с собой так горячо, как только умела. Но на самом деле она догадывалась, что причина ее страха связана с самим Кэлли, с риском, на который он идет.
– Я так не думаю, – сказал он.
– Почему?
Он сказал нечто такое, чего она предпочла бы не слышать.
– Мы нужны друг другу. Мы ищем друг друга. Мы ожидаем найти друг друга.
Элен потянулась к стакану с водой, стоявшему на тумбочке рядом с койкой. Кэлли помог ей, приподняв ладонью ее затылок и поднеся стакан к губам. Она выпила почти все. Когда он снова опустил ее на подушку, ее глаза закрылись.
Кэлли стоял у окна и смотрел на улицу. Гигантские столбы солнечного света расходились из-за темной тучи, повисая между землей и небесами, подобно стойкам, поддерживающим небо. Но люди были слишком заняты, чтобы это замечать. Они шли по улице в одну и другую стороны, поглощенные мыслями о своих делах.
Когда он вернулся, Элен уже проснулась и искала его взглядом.
– Они нашли Уорнера? – спросила она.
– Скрылся, – покачал головой Кэлли.
– Куда?
– Да в любое место, куда могут привести деньги. Не знаю.
– Мне кажется, теперь я ненавижу это, – сказала она, – эту работу в галерее. Не думаю, что вернусь туда. Никого там не интересует сама работа, понимаешь? Это, конечно, штамп, но это так. А картина – это просто деньги в рамке. Я, возможно, виновата не меньше, чем любой другой. Очень может быть. Я даже не знаю, имеет ли это значение. Но Уорнер... – Она замолчала, словно приводя в порядок свои мысли. – Как можно было проделать такое? Убить всех этих людей...
– Для него это не имело значения, – сказал Кэлли.
– Почему? – Элен вопросительно уставилась на него: он сказал это так, словно знал ответ.
– Ты просто не видишь этого, потому что тебя там нет. Ты не испытываешь огорчения, потому что ты не знаешь этого человека. Ты не очевидец ни одного из свидетельств смерти: гробы, похороны, родственники в трауре, чиновники похоронных контор... Это не имеет отношения к реальному человеку, это нечто абстрактное, благодаря чему все проходит незаметно. Подумай: вот ты смотришь телевизор. Где-то произошло землетрясение. Дети погребены под завалами. Сотни погибших. Разве ты откладываешь из-за этого свой вечерний поход в театр?
– Но Уорнер вызвал все это, – возразила Элен. – Смерти не были случайными, он сделал так, чтобы это случилось.
– Единственное отличие между твоим пониманием этого и его, – пожал плечами Кэлли, – в том, что ты воспринимаешь человека не как статистическую единицу. А по статистике люди ведь все время умирают.
– Их было слишком много, – сказала она.
– Это относительное понятие. Все зависит от того, что ты можешь себе позволить. Слишком много, говоришь? Если ты ведешь войну, то это возможность улучшить соотношение сил в свою пользу. Ты высылаешь вперед дозор, вступаешь в бой с противником, убиваешь человек двадцать. И ведь никто не говорит: «Это слишком много». Ты сбрасываешь бомбу и убиваешь сотню. И никто не говорит: «Слишком много». Смерть множества людей – это показатель эффективности войны. Уорнер, я полагаю, рассматривал свою деятельность, как своего рода войну. Войну против конкурентов, войну за приумножение своего богатства. Это не так уж и необычно. Скольких убивает мафия, разные банды?
– Не важно, что ты делаешь, до той поры, пока ты выигрываешь войну? Это так?
– Да, так.
Просвет в туче позволил пробиться через нее солнцу, и на какую-то минуту окно за спиной Элен постепенно стало мутнеть, словно пораженный катарактой хрусталик глаза. Прямоугольник света появился на одеяле Элен и тут же начал блекнуть. Некоторое время они посидели молча. Потом Элен вложила свою руку в руку Кэлли. Если она ненадолго закрывала глаза, ей было за что держаться.
* * *
– А что случилось в Америке? Как ты раздобыл имя Ральфа Портера?
Он рассказал ей ровно столько, сколько рассказал бы кому-то другому:
– У меня там был один парень, разузнавший все для меня... Ну, он знал людей, знал этот край. Он мне это и раздобыл.
– А что насчет Кемпа?
– Я встречался с ним, но это были непродолжительные встречи.
– И что?
– Как можно дать оценку человеку, у которого столько денег и власти? – пожал плечами Кэлли. – Слова, которыми мы обычно пользуемся, здесь просто неприменимы. У них свой собственный мир.
Он вспомнил напряженное молчание в телефоне, потом голос Нины и голос Кемпа: страх и принуждение. Он видел лицо Нины, бледное и вопросительное. Он видел ее в одолженной им на время квартире, слышал, как она говорила о том, чему не суждено было произойти.
Рука Элен слабела в его руке. Периоды сна теперь удлинились. Раны ослабили ее. Одна из пуль Джексона вырвала кусочек ткани из ее предплечья. Там теперь навсегда останется впадина, испещренная рубцами, словно отметка от какой-то гигантской прививки. При падении она сломала лодыжку, руку и пару ребер. Врачи ожидали, что будет больше повреждений. Они считали, что ей повезло. Элен трудно было согласиться с ними в этом.
Кэлли наблюдал за ней, пока она дремала. То, что произошло между ним и Ниной, было сном, который начал казаться ему все более реальным, все больше угнетал его. Этот сон был тогда, а сейчас он словно бы проснулся и обнаружил вокруг постели самые ужасные видения того кошмара. В Аризоне Нина была заложницей, чем-то вроде предмета торга, разменной монетой. Теперь же она настаивала на том, чтобы быть самой собой. Он понимал, что должен найти способ оградить от нее себя и Элен.
Элен наклонилась вперед, чтобы он мог поправить ей подушки. Она проснулась еще не до конца и поэтому сказала:
– Не поддержат тебя, их там нет... – И после этих слов смущенно посмотрела на него.
Кэлли опустил ее на подушки и погладил по голове. Было известно, что рана от пули и сломанные кости уже начали заживать, и она была подключена к приборам главным образом по причине сотрясения мозга, полученного при падении.
И каждый раз, когда она засыпала, ей снилось падение, вершина утеса, чайки, свежий воздух, и это было так близко и непреодолимо, как видение.
* * *
А день темнел, и в длинных белых коридорах замерцали огни. Кэлли прихлебывал кофе из чашки, усевшись на ступенях главного входа в больницу. Он уже мечтал пойти туда, но не был уверен, что нужное время пришло.
«Ненавижу, когда ты уходишь».
На большой скорости к больнице подъехала машина «Скорой помощи», привезя кого-то, кто и не подозревал, когда начинался этот день, что окажется здесь.
* * *
– Тебе лучше бы идти, – сказала она. – А какова официальная версия?
– Что я прихожу сюда каждый день. Взял недельный отпуск.
– Ты хочешь, чтобы я ради тебя лгала, если кто-то спросит меня?
– Что ж, это мысль.
– Может быть, было бы лучше... – Она покачала головой.
– После этого мы с тобой уедем. – Он поднял руку, словно определяя направление, в котором они могут уехать. – Я собираюсь сделать то, что сказал. Подыщу себе какое-нибудь другое занятие.
– Нейрохирург, – предложила она. – Или верхолаз.
– Куда ты хотела бы поехать?
Вместо ответа она сказала:
– Если ты собираешься остановиться, почему бы не остановиться прямо сейчас? – Ее последняя попытка удержать его рядом, несмотря на инстинкт, говоривший: защити меня от него, охрани меня, сделай это наверняка.
– Я должен идти, – сказал он. – Мы знаем это, оба знаем.
– Оба... – Она медленно кивнула. – Это что же, ты и я или ты и он?
* * *
Каждый раз, просыпаясь после короткого сна, она находила его здесь.
– Я увижу тебя завтра утром? – спросила она.
– К тому времени я уже уеду.
Она представила, как он едет на юг, словно он уже был в пути.
– Так куда мы поедем? – спросил он. – После этого. Куда ты хотела бы поехать?
Она вспомнила первый год их женитьбы, каким маленьким тогда казался мир, каким уютным. Она подумала, что едва ли возможно чтобы он действительно собирался сделать все, что сказал.
– Мы упустили лето, – сказала она. – Давай поедем к солнцу. Давай поедем в Фиджеак.
Глава 56
Вступая на торфяник, ты словно сбрасываешь кожу. Температура кажется ниже, а ветер резче. Джексон нащупал языком вздувшуюся десну и проверил воспаленную впадину. Острая боль отдавала в глаз. Он ощущал гнойник под своей губой, и щека с этой стороны лица порозовела. Нарыв изводил его, и ему хотелось, чтобы Кэлли поторопился оказаться здесь.
При первых лучах света он наведался на ферму и увидел, что там все в порядке. Он спустился на кухню и приготовил себе завтрак, потом отыскал шелковую нижнюю рубашку и кальсоны. Осень могла быть мягкой где угодно, только не на торфянике. Джексону доводилось видеть, как из безупречно голубого неба валил снег. Воздух уже становился промозглым.
* * *
Он шел широким кружным путем к Бетел-Тору – месту, куда Кэлли был обязан направиться. Под самым ближним к нему холмом внизу лежал плотный клубок тумана, похожий на копну сена или волну, взлетевшую ввысь, да так и застывшую. Обрывки жгутов от этого клубка тянулись вверх и застревали в кустарнике, а потом поднимались, чтобы покрыть небо бледными обмотками. Солнце испускало в туман яичный цвет, желтое просвечивало сквозь белое – цвет старинного жемчуга. Джексон отправился в путешествие, прихватив с собой только необходимое, не более: хорошую одежду, сухари, воду, компас, винтовку.
Он ждал, что Кэлли придет один. Расчет тут был простой. Миновало уже два полных дня, и никто не появлялся на ферме. Было очевидно, что Кэлли никому не сообщил имени Джексона. Он мог быть кем угодно, он мог быть где угодно. Только Кэлли был уверен, что его можно найти на торфянике. И если уж он ни с кем не поделился этой информацией, то наверняка явится без сопровождения.
Джексон пересек ручей по мосткам и обошел стороной каменную стену. Он проверил азимут по компасу, а потом двинулся вдоль склона долины. Темные очертания его фигуры расплывались в легкой дымке тумана.
Кэлли был примерно в миле впереди него, следуя тем же самым маршрутом. Он преодолел подъем и появился в бледном солнечном свете: человек, стоящий по грудь в тумане или плывущий по глубокой воде стоя. В отличие от Джексона, компаса у него не было. Туман становился все гуще, но было все еще возможно отталкиваться от ближайших ориентиров и от карты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71