Алиса записала их номера. Через тридцать пять минут она подъехала к шашлычной и остановила машину в сотне метров от входа.
***
На место происшествия приехал начальник окружного Управления внутренних дел полковник Татарский. Его раздражение было вызвано не самим происшествием, а тем, что у сберкассы стояла машина телевизионщиков с пестрыми рекламными пятнами и надписью «Дорожный патруль». Майор уже давал интервью, красуясь перед камерой в ярких лучах софитов.
— Ну что это? — спросил Татарский у встретившего его капитана.
— Ничего не сделаешь, товарищ полковник. У нас с ними договор. Они тоже работают.
Полковник в ответ фыркнул и зашел в помещение. На полу были трупы и разбитые стекла. Работали эксперты.
— Что свидетели?
— Загнали их в автобус. С ними наши ребята занимаются. Картина происшествия понятна, но причины не ясны.
Полковник подошел к столу и посмотрел на труп.
— Жора Битюк, он же Шато Каркавия, он же Вано. Сборщик налогов из группировки Рамзеса.
— И как вы их всех запоминаете, товарищ полковник?
— Поработай с мое, парень, и тебе все эти кликухи во сне сниться будут.
Капитан подал Татарскому стопку удостоверений.
— По корочкам этот самый Вано является помощником депутата, инструктором школы по подготовке охранных структур, а также коммерческим директором фирмы «Гранат». Второй бандит имел два удостоверения. И все в том же духе. А вот мужик, которого они завалили — личность непонятная. Член Коллегии адвокатов московского отделения Григорий Ефимович Гольберг. Похоже на правду. И удостоверение будто настоящее, но зачем им понадобилось безобидную овцу при всем честном народе убивать? Не могу понять. Один охранник умер по дороге в больницу. Второй в кабинете директора отвечает на вопросы дознавателя. В перестрелке погибли две женщины и ребенок шести лет. Их уже увезли в морг. Важно установить, от чьих пуль полегли. У Вано и его подельника «ТТ» были, а у охраны «ПМ». Прокуратуру эти вопросы в первую очередь заинтересуют.
— Уже готовишься сдавать?
— Так это ведь их работа. Чего нам надрываться, все равно отберут.
— Это твой район, капитан, и спросят в первую очередь с тебя. Врубился?
— Теперь, Илья Владимирович, разборками никого не удивишь. Их по сотне на день боевики проводят. Глаз замутнел, а слух у обывателя притупился. Сенсаций не будет.
— Смотрю я на тебя, Степан, и понять не могу. С виду нормальный парень, толковый, дело свое знаешь, а рот раскроешь — кирпичи сыпятся. Ладно, трупы в морг, отцепление снять, народ распустить. Стекла и витрины — дело хозяев, но сберкасса должна работать. А вот полы мыть и мусор убирать сам будешь, когда эксперты со своими кисточками свалят. В шесть вечера вся группа с предварительным отчетом у меня в кабинете, а теперь веди меня к охраннику, я сам ему пару вопросов задам.
***
К широкоплечему кавказцу в белом костюме подошла девушка лет двадцати. Рядом с ним она выглядела невзрачной мышкой, худенькая, в очках и на тоненьких ножках.
— Извините, вы Буба?
Он взглянул на нее.
— Какой я тебе Буба?
— Вам просили передать вот это, — она протянула ему сотовый телефон. — Сейчас вам позвонят.
Ноздри великана вздулись как паруса.
— Где она?
— Подошла ко мне на улице. Я в театр иду. И попросила: «Будете проходить мимо шашлычной, передайте телефон мужчине, который будет выглядеть ярче остальных, и скажите, что я ему позвоню. Пусть ждет».
Девушка повернулась и ушла. Рамзес скрипнул зубами, и тут зазвонил телефон. Не ясно только, какой звук был громче.
— Это ты, курица? Опять?
— Слушайте меня внимательно, Буба, и не перебивайте. Все испортило глупое стечение обстоятельств. В сберкассе находился вор, настоящий вор. Он украл портфель. Я его увидела, когда он выходил на улицу. Но вряд ли он бы мне его отдал. Я его проследила. Он живет на Кутузовском проспекте, дом двадцать четыре, квартира сорок восемь. Третий подъезд, четвертый этаж. Портфель с документами у него. Однако я в этом не виновата. Со своей стороны я все сделала так, как мы договаривались.
— А облава в сберкассе тоже случайность?! Двух моих ребят подстрелили, как щенков! В этом тоже вор виноват?
— Я ничего об этом не знаю, я ехала следом за его машиной. У него «четверка», номер о297НА77. Поторопитесь, Буба, я очень беспокоюсь за документы. Он все равно в них ничего не поймет, а от ненужного хлама избавится. Дубликата-каталога больше не существует. И отпустите моего отца…
— Заткнись, курица! Смотри, если ты меня и на этот раз кинешь, я из твоего папаши шашлык сделаю и псам скормлю.
Рамзес с силой швырнул телефон на каменные ступени, и аппарат разлетелся на мелкие кусочки.
***
Журавлев зашел в свою конспиративную квартиру. О его убежище не знала ни одна живая душа. Вадим снимал три квартиры в Москве и использовал их как склады и перевалочные пункты. Они были забиты чемоданами, коробками с аппаратурой и прочими предметами повышенного спроса. В марьинской квартире Журавлев хранил самое ценное и деньги. Она походила на жилое помещение, в ней даже стояли кровать и платяной шкаф. В кухне работал холодильник, забитый выпивкой, закусками и фруктами. Когда ему хотелось уединиться и никого не видеть, он говорил отцу, что уезжает в командировку, прятался в марьинской квартире, как таракан в щели, и пил по несколько дней, не приходя в себя.
Окна выходили на пустырь, где, кроме дымившихся труб Капотни и печально известного факела нефтеперегонного завода, ничего видно не было. Этот вид Журавлева устраивал. Ему казалось, что он выброшен на свалку и вокруг него отсутствует жизнь, будто на вымершей планете из фантастического романа. Насмотревшись вдоволь на грязь за окном, он поворачивался лицом к комнате и начинал разглядывать развешанные на стенах картины, статуэтки, ювелирные украшения и прочие шедевры искусства, конфискованные у богатых коллекционеров. Так он делал часто и называл это состояние «кофе по-восточному», когда горячий густой кофе запивают холодной водой, чтобы острее почувствовать его вкус и аромат.
Деньги Журавлев высыпал в чемодан, стоявший под кроватью. Он был и без того набит до предела, и, чтобы его закрыть, приходилось прижимать крышку ногой. Интереса к деньгам он не испытывал. У него было все, что он желал иметь, а роскошные автомобили, особняки его не интересовали. Они не давали ему духовного насыщения. От яхты он не отказался бы, но если бы рядом было море и по нему не курсировали бы пограничники. Но бросить отца и уехать к морю он не мог. Самое дорогое и ценное, что у него еще оставалось в жизни, это сгорбившийся старик, слабый и беззащитный, как ребенок, но гордый и сильный, как скала.
Журавлев бросил портфель на кровать, сходил в кухню, выпил фужер шампанского, сунул в рот виноградину и, закурив, вернулся в комнату.
Портфель не был заперт на ключ. Когда он откинул крышку, его ожидало разочарование. В черной папке лежала стопка бумаги, листов тридцать с непонятными надписями. Можно выбросить в корзину и забыть о глупой выходке в сберкассе, но Журавлев, как мы помним, был человеком любопытным и не любил выполнять работу впустую. Принес — так разбирайся!
Листы представляли из себя номерной список от первого номера до одной тысячи десятого. После каждой цифры шел неясный кодированный текст:
«№205 262 шт. по 2 кар. Сев-зап. 30 435 м ор. сосна. Вес. стор. 15 м пень юг 1 м».
Из всей этой белиберды понять что-либо не представилось возможным. В конце списка к последнему листу был прикреплен скрепкой конверт. Журавлев вскрыл его. В нем лежала записка без обращения к конкретному лицу, написанная женским почерком.
«Каталог передается вам в полном объеме. В нем содержатся номера всех ячеек. Тридцать пять процентов уже использованы, и в них ничего нет. Какие именно тайники опустошены и их номера вы получите тогда, когда мой отец будет выпущен на свободу и будет находиться в безопасности. По-другому не получится. Вы не те люди, которым можно доверять».
Журавлев трижды прочитал текст и вновь просмотрел список. Теперь он его заинтересовал. В этой непонятной писанине скрывалась какая-то важная тайна, если она кого-то так интересовала. Вадим вспомнил рассказ Эдгара По «Золотой жук», где по засекреченным кодам герой нашел клад. Может быть, вся эта чушь не имела никакого отношения к сокровищам графа Монте-Кристо и дело, в конце концов, не в этом. Романтическая натура Вадима, страсть к приключениям, необузданная фантазия создали в его воображении целую картину. Он словно очнулся от долгой спячки, и в его глазах сверкнул огонек. Не зря этот тип в сберкассе привлек его внимание. Все-таки у него есть чутье и нюх еще не притупился. В жизни Журавлева появилась цель, и мрачный вид из окна ему больше не нравился.
Возвращаясь домой, он строил планы, как и с чего ему начать поиски. Он уже догадался, что в списке даны какие-то ориентиры, но там не значилось отправной точки. Вероятно, должна существовать какая-то карта или еще один список. Сейчас он не хотел забивать себе этим голову. Идея должна созреть, отлежаться и возникнет сама в самый неожиданный момент, когда он не будет ждать. Так уже бывало не раз. Озарение приходит неожиданно, как снег на голову.
Он въехал во двор и тут же остановился. Возле его подъезда толпились люди, стояла «скорая помощь» и несколько милицейских машин. У Вадима сжалось сердце, но тут же отпустило. Он вспомнил девчонку в лифте и подумал о том, что днем не ошибся.
Припарковав машину, он направился к подъезду. К нему подскочил паренек лет семнадцати из соседнего подъезда.
— Привет, Дик. Ты в курсе?
— Что случилось, Монах?
— Неприятности в твоей квартире. Долго там не оставайся, приходи к нам. Отец тебя повидать хочет.
Парнишка ретировался. У Журавлева появилась горечь во рту. Сердце вновь заныло. Он подошел к милицейскому оцеплению и сказал офицеру, что живет в сорок восьмой квартире. Его пропустили. Вадим бегом взлетел на четвертый этаж. Дверь квартиры была распахнута, на площадке курили мужчины, двое в штатском, один в форме капитана милиции.
— Что здесь произошло, Степан? — бросился Вадим к капитану.
— Извини, Дик, и прими мои соболезнования.
— Что ты несешь, дурак!
Журавлев ворвался в квартиру. Все перевернуто вверх дном, ящики столов и шкафов выдернуты, вещи разбросаны по полу, матрацы вспороты, кресла перевернуты. Вадим бросился в кухню.
Отец лежал на полу рядом со своей инвалидной коляской. Седые волосы были окрашены кровью, открытые глаза застыли, а лицо сохранило выражение скорее удивления, чем испуга. Кожа приобрела восковой оттенок, а губы посинели.
На глазах Вадима появились слезы. Он даже не понял, что его отец мертв. Ему стало его жаль, будто отец упал и ударился.
Кто-то взял его под руку и вывел из кухни. Вадим не сопротивлялся. Он очнулся на лестничной клетке. Рядом стоял капитан.
— Извини, Дик. Пусть там поработают эксперты. Ты уже ничем ему не поможешь.
— Кто это сделал?
Капитан пожал плечами.
— Пока не знаем. Нас вызвала твоя соседка из сорок девятой, Валентина Николаевна. Ее смутил шум. Она прильнула к дверному глазку. Минут через пять из квартиры вышли трое мужиков, лет по сорок. Двое кавказской внешности, один европейской. В руках у них ничего не было, но уходя они не закрыли дверь. Валентина Николаевна заглянула к вам и чуть в обморок не грохнулась. Позвонила нам. Мы приехали. По Москве объявлен розыск, работают системы «Перехват» и «Сирена». Ищем.
— Но что им надо было от нас? Кто их навел? В квартире ничего нет.
— У меня только одно предположение, Дик. Месть. Либо кто-то из осужденных твоим отцом вышел из зоны и решил посчитаться с судьей за несправедливый приговор, либо охотились за тобой, что более реально. Ты ведь тоже отправил в зону не один десяток сволочей. Сейчас ребята работают в этом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
***
На место происшествия приехал начальник окружного Управления внутренних дел полковник Татарский. Его раздражение было вызвано не самим происшествием, а тем, что у сберкассы стояла машина телевизионщиков с пестрыми рекламными пятнами и надписью «Дорожный патруль». Майор уже давал интервью, красуясь перед камерой в ярких лучах софитов.
— Ну что это? — спросил Татарский у встретившего его капитана.
— Ничего не сделаешь, товарищ полковник. У нас с ними договор. Они тоже работают.
Полковник в ответ фыркнул и зашел в помещение. На полу были трупы и разбитые стекла. Работали эксперты.
— Что свидетели?
— Загнали их в автобус. С ними наши ребята занимаются. Картина происшествия понятна, но причины не ясны.
Полковник подошел к столу и посмотрел на труп.
— Жора Битюк, он же Шато Каркавия, он же Вано. Сборщик налогов из группировки Рамзеса.
— И как вы их всех запоминаете, товарищ полковник?
— Поработай с мое, парень, и тебе все эти кликухи во сне сниться будут.
Капитан подал Татарскому стопку удостоверений.
— По корочкам этот самый Вано является помощником депутата, инструктором школы по подготовке охранных структур, а также коммерческим директором фирмы «Гранат». Второй бандит имел два удостоверения. И все в том же духе. А вот мужик, которого они завалили — личность непонятная. Член Коллегии адвокатов московского отделения Григорий Ефимович Гольберг. Похоже на правду. И удостоверение будто настоящее, но зачем им понадобилось безобидную овцу при всем честном народе убивать? Не могу понять. Один охранник умер по дороге в больницу. Второй в кабинете директора отвечает на вопросы дознавателя. В перестрелке погибли две женщины и ребенок шести лет. Их уже увезли в морг. Важно установить, от чьих пуль полегли. У Вано и его подельника «ТТ» были, а у охраны «ПМ». Прокуратуру эти вопросы в первую очередь заинтересуют.
— Уже готовишься сдавать?
— Так это ведь их работа. Чего нам надрываться, все равно отберут.
— Это твой район, капитан, и спросят в первую очередь с тебя. Врубился?
— Теперь, Илья Владимирович, разборками никого не удивишь. Их по сотне на день боевики проводят. Глаз замутнел, а слух у обывателя притупился. Сенсаций не будет.
— Смотрю я на тебя, Степан, и понять не могу. С виду нормальный парень, толковый, дело свое знаешь, а рот раскроешь — кирпичи сыпятся. Ладно, трупы в морг, отцепление снять, народ распустить. Стекла и витрины — дело хозяев, но сберкасса должна работать. А вот полы мыть и мусор убирать сам будешь, когда эксперты со своими кисточками свалят. В шесть вечера вся группа с предварительным отчетом у меня в кабинете, а теперь веди меня к охраннику, я сам ему пару вопросов задам.
***
К широкоплечему кавказцу в белом костюме подошла девушка лет двадцати. Рядом с ним она выглядела невзрачной мышкой, худенькая, в очках и на тоненьких ножках.
— Извините, вы Буба?
Он взглянул на нее.
— Какой я тебе Буба?
— Вам просили передать вот это, — она протянула ему сотовый телефон. — Сейчас вам позвонят.
Ноздри великана вздулись как паруса.
— Где она?
— Подошла ко мне на улице. Я в театр иду. И попросила: «Будете проходить мимо шашлычной, передайте телефон мужчине, который будет выглядеть ярче остальных, и скажите, что я ему позвоню. Пусть ждет».
Девушка повернулась и ушла. Рамзес скрипнул зубами, и тут зазвонил телефон. Не ясно только, какой звук был громче.
— Это ты, курица? Опять?
— Слушайте меня внимательно, Буба, и не перебивайте. Все испортило глупое стечение обстоятельств. В сберкассе находился вор, настоящий вор. Он украл портфель. Я его увидела, когда он выходил на улицу. Но вряд ли он бы мне его отдал. Я его проследила. Он живет на Кутузовском проспекте, дом двадцать четыре, квартира сорок восемь. Третий подъезд, четвертый этаж. Портфель с документами у него. Однако я в этом не виновата. Со своей стороны я все сделала так, как мы договаривались.
— А облава в сберкассе тоже случайность?! Двух моих ребят подстрелили, как щенков! В этом тоже вор виноват?
— Я ничего об этом не знаю, я ехала следом за его машиной. У него «четверка», номер о297НА77. Поторопитесь, Буба, я очень беспокоюсь за документы. Он все равно в них ничего не поймет, а от ненужного хлама избавится. Дубликата-каталога больше не существует. И отпустите моего отца…
— Заткнись, курица! Смотри, если ты меня и на этот раз кинешь, я из твоего папаши шашлык сделаю и псам скормлю.
Рамзес с силой швырнул телефон на каменные ступени, и аппарат разлетелся на мелкие кусочки.
***
Журавлев зашел в свою конспиративную квартиру. О его убежище не знала ни одна живая душа. Вадим снимал три квартиры в Москве и использовал их как склады и перевалочные пункты. Они были забиты чемоданами, коробками с аппаратурой и прочими предметами повышенного спроса. В марьинской квартире Журавлев хранил самое ценное и деньги. Она походила на жилое помещение, в ней даже стояли кровать и платяной шкаф. В кухне работал холодильник, забитый выпивкой, закусками и фруктами. Когда ему хотелось уединиться и никого не видеть, он говорил отцу, что уезжает в командировку, прятался в марьинской квартире, как таракан в щели, и пил по несколько дней, не приходя в себя.
Окна выходили на пустырь, где, кроме дымившихся труб Капотни и печально известного факела нефтеперегонного завода, ничего видно не было. Этот вид Журавлева устраивал. Ему казалось, что он выброшен на свалку и вокруг него отсутствует жизнь, будто на вымершей планете из фантастического романа. Насмотревшись вдоволь на грязь за окном, он поворачивался лицом к комнате и начинал разглядывать развешанные на стенах картины, статуэтки, ювелирные украшения и прочие шедевры искусства, конфискованные у богатых коллекционеров. Так он делал часто и называл это состояние «кофе по-восточному», когда горячий густой кофе запивают холодной водой, чтобы острее почувствовать его вкус и аромат.
Деньги Журавлев высыпал в чемодан, стоявший под кроватью. Он был и без того набит до предела, и, чтобы его закрыть, приходилось прижимать крышку ногой. Интереса к деньгам он не испытывал. У него было все, что он желал иметь, а роскошные автомобили, особняки его не интересовали. Они не давали ему духовного насыщения. От яхты он не отказался бы, но если бы рядом было море и по нему не курсировали бы пограничники. Но бросить отца и уехать к морю он не мог. Самое дорогое и ценное, что у него еще оставалось в жизни, это сгорбившийся старик, слабый и беззащитный, как ребенок, но гордый и сильный, как скала.
Журавлев бросил портфель на кровать, сходил в кухню, выпил фужер шампанского, сунул в рот виноградину и, закурив, вернулся в комнату.
Портфель не был заперт на ключ. Когда он откинул крышку, его ожидало разочарование. В черной папке лежала стопка бумаги, листов тридцать с непонятными надписями. Можно выбросить в корзину и забыть о глупой выходке в сберкассе, но Журавлев, как мы помним, был человеком любопытным и не любил выполнять работу впустую. Принес — так разбирайся!
Листы представляли из себя номерной список от первого номера до одной тысячи десятого. После каждой цифры шел неясный кодированный текст:
«№205 262 шт. по 2 кар. Сев-зап. 30 435 м ор. сосна. Вес. стор. 15 м пень юг 1 м».
Из всей этой белиберды понять что-либо не представилось возможным. В конце списка к последнему листу был прикреплен скрепкой конверт. Журавлев вскрыл его. В нем лежала записка без обращения к конкретному лицу, написанная женским почерком.
«Каталог передается вам в полном объеме. В нем содержатся номера всех ячеек. Тридцать пять процентов уже использованы, и в них ничего нет. Какие именно тайники опустошены и их номера вы получите тогда, когда мой отец будет выпущен на свободу и будет находиться в безопасности. По-другому не получится. Вы не те люди, которым можно доверять».
Журавлев трижды прочитал текст и вновь просмотрел список. Теперь он его заинтересовал. В этой непонятной писанине скрывалась какая-то важная тайна, если она кого-то так интересовала. Вадим вспомнил рассказ Эдгара По «Золотой жук», где по засекреченным кодам герой нашел клад. Может быть, вся эта чушь не имела никакого отношения к сокровищам графа Монте-Кристо и дело, в конце концов, не в этом. Романтическая натура Вадима, страсть к приключениям, необузданная фантазия создали в его воображении целую картину. Он словно очнулся от долгой спячки, и в его глазах сверкнул огонек. Не зря этот тип в сберкассе привлек его внимание. Все-таки у него есть чутье и нюх еще не притупился. В жизни Журавлева появилась цель, и мрачный вид из окна ему больше не нравился.
Возвращаясь домой, он строил планы, как и с чего ему начать поиски. Он уже догадался, что в списке даны какие-то ориентиры, но там не значилось отправной точки. Вероятно, должна существовать какая-то карта или еще один список. Сейчас он не хотел забивать себе этим голову. Идея должна созреть, отлежаться и возникнет сама в самый неожиданный момент, когда он не будет ждать. Так уже бывало не раз. Озарение приходит неожиданно, как снег на голову.
Он въехал во двор и тут же остановился. Возле его подъезда толпились люди, стояла «скорая помощь» и несколько милицейских машин. У Вадима сжалось сердце, но тут же отпустило. Он вспомнил девчонку в лифте и подумал о том, что днем не ошибся.
Припарковав машину, он направился к подъезду. К нему подскочил паренек лет семнадцати из соседнего подъезда.
— Привет, Дик. Ты в курсе?
— Что случилось, Монах?
— Неприятности в твоей квартире. Долго там не оставайся, приходи к нам. Отец тебя повидать хочет.
Парнишка ретировался. У Журавлева появилась горечь во рту. Сердце вновь заныло. Он подошел к милицейскому оцеплению и сказал офицеру, что живет в сорок восьмой квартире. Его пропустили. Вадим бегом взлетел на четвертый этаж. Дверь квартиры была распахнута, на площадке курили мужчины, двое в штатском, один в форме капитана милиции.
— Что здесь произошло, Степан? — бросился Вадим к капитану.
— Извини, Дик, и прими мои соболезнования.
— Что ты несешь, дурак!
Журавлев ворвался в квартиру. Все перевернуто вверх дном, ящики столов и шкафов выдернуты, вещи разбросаны по полу, матрацы вспороты, кресла перевернуты. Вадим бросился в кухню.
Отец лежал на полу рядом со своей инвалидной коляской. Седые волосы были окрашены кровью, открытые глаза застыли, а лицо сохранило выражение скорее удивления, чем испуга. Кожа приобрела восковой оттенок, а губы посинели.
На глазах Вадима появились слезы. Он даже не понял, что его отец мертв. Ему стало его жаль, будто отец упал и ударился.
Кто-то взял его под руку и вывел из кухни. Вадим не сопротивлялся. Он очнулся на лестничной клетке. Рядом стоял капитан.
— Извини, Дик. Пусть там поработают эксперты. Ты уже ничем ему не поможешь.
— Кто это сделал?
Капитан пожал плечами.
— Пока не знаем. Нас вызвала твоя соседка из сорок девятой, Валентина Николаевна. Ее смутил шум. Она прильнула к дверному глазку. Минут через пять из квартиры вышли трое мужиков, лет по сорок. Двое кавказской внешности, один европейской. В руках у них ничего не было, но уходя они не закрыли дверь. Валентина Николаевна заглянула к вам и чуть в обморок не грохнулась. Позвонила нам. Мы приехали. По Москве объявлен розыск, работают системы «Перехват» и «Сирена». Ищем.
— Но что им надо было от нас? Кто их навел? В квартире ничего нет.
— У меня только одно предположение, Дик. Месть. Либо кто-то из осужденных твоим отцом вышел из зоны и решил посчитаться с судьей за несправедливый приговор, либо охотились за тобой, что более реально. Ты ведь тоже отправил в зону не один десяток сволочей. Сейчас ребята работают в этом направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60