Финка зоновская, сразу видно, при себе таскал. Вот он и наказал любовников. Девчонка под руку попала, он ей шею свернул, а пацана с собой забрал.
— Не морочь голову, Андрюша! Понесло по кочкам! — возмутилась Задорина.
— А у тебя есть другой вариант, Ксюша?
— Ты не женат и детей не имеешь. Как мог отец дочери шею свернуть? Подумал, что сказал?
— Так это сын ему по крови, а девчонка никто. Падчерица! За мать небось заступилась.
— Ладно, — Задорина держала себя в руках, только голос у нее стал железным, — а кровь на кухне? Кто и зачем ее вытирал? Почему он стер отпечатки с ножа и бросил его, а следы от ботинок так и остались на подоконнике?
— Так он мог с корешом вернуться домой, а тот быстро смекнул, что мокрухой запахло, и деру. А чтобы на перо не наткнуться, через окно сиганул. Ну сама подумай, Ксения, кому нужно врываться в чужую квартиру в два часа ночи и людей резать как кур? Тем более что мужик со стороны у бабы в постели валялся.
— С тобой бесполезно спорить, Андрей. Я не готова. Получим результаты экспертизы, и все встанет на свои места.
— Ага! А преступник тем временем до черноморского пляжа доберется и будет брюхо под солнышком жарить и в небо плевать. Ивана и пацана в розыск объявить надо, пока след горячий.
— Вызывайте труповозку, — распорядилась следователь, — и проведите тщательный обыск на предмет предполагаемого ограбления.
К пяти часам утра со всеми делами покончили. Квартиру опечатывать не стали, пока не решится вопрос с хозяином и ребенком. Все разъехались, кроме Тимохина, который остался в своей машине напротив двора и посадил рядом дворничиху Варвару.
— И что ты думаешь, Варя?
— А что мне думать! Хрен его знает. Нерадивый он какой-то. Ходит не здоровается, вечно в пол смотрит. Я его голоса-то никогда не слышала, будто глухонемой. Что за человек, понятия не имею.
— Вот-вот, в тихом омуте черти водятся. Видел я таких. У меня он быстро запоет, сучара! Я из него дурь вышибу!
— Ой! — неожиданно воскликнула Варвара, указав пальцем на угол переулка.
Опустив голову, по дорожке шел, слегка пошатываясь, высокий мужчина. Судя по вельветовой куртке и джинсам, ему не раз пришлось подниматься с грязного асфальта.
— Бог мой, он же пьяный! Отродясь не видела его в таком виде.
— Сиди тихо, баба. Зайдет в подворотню — брать будем. Вот тебе и святоша! По пьянке вся бытовая поножовщина случается.
— Вот уж чужая душа — потемки. Как же мы его брать будем?
— Дура! Я его сам возьму, а ты протокол о задержании подпишешь. Сопротивление, и тому подобное. Потом состряпаем.
Как только Иван Ушаков свернул в подворотню, капитан выскочил из машины и пулей бросился за ним. Тимохин, словно ястреб, врезался в Ушакова, ударил его плечом в спину с такой силой, что тот летел метра три, оцарапав лицо и порвав одежду. Разумеется, ни о каком сопротивлении и речи не шло. Наручники за его спиной защелкнулись раньше, чем он начал соображать. Тимохин дотащил подозреваемого до машины волоком, бросил на заднее сиденье и приказал:
— Не спускай с него глаз, Варвара! — Сев за руль, он добавил:
— Козел, небось за ножичком вернулся! Думал, до утра никто не очухается.
Машина сорвалась с места. Свидетелей случившегося оказалось намного больше. Кроме Варвары захват предполагаемого убийцы видел сын Ушакова Кешка. Он давно прятался в подъезде, расположенном по другую сторону подворотни, и, сидя на подоконнике, из окна второго этажа наблюдал за двором, ожидая отца. Мальчик плакал. Из окна другого подъезда, в тридцати метрах от подворотни, за происходившим наблюдал беглец с подвернутой ногой — Родион Капралов. Теперь на улице никого не осталось и он мог спокойно уйти. То, что произошло в квартире после его неудачного прыжка из окна, он знать не мог. Но одно он знал точно — задание выполнено. Не в полном объеме, но главное он сделать сумел. Жаль только, что такая простая операция закончилась кровавой разборкой. Ошибка в расчетах на его совести, а в результате он потерял двоих лучших напарников и надежных друзей. Без них он как без рук и глаз. И никаких гарантий, что его не найдут. Защиты искать негде. Прихрамывая, Капралов вышел на улицу и огляделся.
Солнце уже взошло, день предстоял теплый и безветренный. На деревьях распускались листочки — зарождение новой жизни. Наслаждайся бытием и радуйся, так ведь нет, ненасытная утроба жаждет острых ощущений и ради чего?!
***
Анна решила, что за свое спасение она расплатилась сполна. Полночи в салоне старого уазика на солдатских бушлатах у нее с Вадимом кипели страсти.
Кажется, они сумели дать друг другу то, что хотели. Год за колючей проволокой без мужчин одной ночью не компенсируешь, она готова продолжить, и условия для этого можно найти более приемлемые, но ей пришлось проститься с Вадимом. Ему лучше не знать, куда она пойдет. Анна не сомневалась, что его вскоре вычислят, найдут и заставят говорить. Вадим — парень подневольный, привязанный к месту службы, лишенный права свободного передвижения, а значит, ему очень трудно бесследно исчезнуть. Да и зачем парню жизнь ломать? Молодой, красивый, вся жизнь впереди, он еще найдет свое счастье, а ей он только в тягость. Она пообещала ему написать, как только устроит свои дела. Пусть ждет, пока не забудет. Они провели чудесную ночь, что еще надо! Каждый из них ждал мгновений наслаждения, каждый получил то, что хотел, но на этом придется поставить точку.
Разница заключалась в том, что она знала об этом, а он нет. Он вообще мало о ней знал, и тем лучше для него. На рассвете Вадим подвез ее к платформе «Сорок пятый километр», там они расстались. Он верил, что ненадолго, она знала, что навсегда.
Первой электричкой Анна поехала в сторону Москвы. На станции «Дачная» девушка сошла и направилась к поселку, миновала его, пересекла поле, потом пролесок и вышла к каменному городку. Здесь в окружении березовой рощи возвышались особняки московской знати, а точнее, тех, кто имел достаточно денег и не отказывал себе в удовольствии.
Участки по полгектара позволяли строиться с должным размахом и при этом оставаться на почтительном расстоянии от соседей. Обитатели особняков жили замкнуто и не интересовались теми, кто живет рядом. Вряд ли они видели друг друга в глаза. Кирпичные заборы были слишком высоки, а из ворот выезжали машины с тонированными стеклами.
Ей не пришлось долго искать нужный дом, их не так уж много выросло за последний год. Она хорошо знала дорогу, и забыть ее не могла. Человек не может забыть место, где у него все — счастье и надежда, прошлое и будущее, смысл всего, ради чего он живет.
Через пять минут она стояла у ворот, которых раньше здесь не было.
Огромные чугунные монстры. Забор вырос еще больше, а на вершине затаились видеокамеры и змейкой пробегала колючая проволока.
— Боже ты мой! Нормальные люди рвутся на свободу, а эти добровольно идут в заточение. Несчастные!
Она не решилась нажать кнопку звонка. Тот, кто здесь жил раньше, не стал бы так прятаться. Анна пошла дальше. У опушки в покосившейся хибаре жил старик.
Его жилище не смели с лица земли только по одной причине: никто лучше него не высаживал цветы и не разбивал клумбы. Платили ему гроши, но деньги его не интересовали. Важно, чтобы не трогали и дали дожить свой век там, где родился, где похоронены жена и дочь. Ему приходилось ухаживать за всем кладбищем, чем он и занимался все свое время. После того как деревеньку «распахали» под строительство коттеджей, всех разнесло по ветру. Старое кладбище за лесом начало зарастать бурьяном. Вот дед Матвей и воспрепятствовал этому.
Негоже терять память об усопших, и начал Матвей строгать доски, ставить новые кресты, высаживать цветы, посыпать песком дорожки.
В такую избушку страшно входить, вот-вот крыша на голову свалится, но Анна вошла. В сенях стоял гроб, и девушка от неожиданности вздрогнула. Кажется, она и здесь опоздала. Но кашель, донесшийся из комнаты, успокоил ее — старик был дома. Она постучала в дверь и вошла. Здесь жил счастливый человек, он мог себе позволить не иметь замков. Старик пил чай, сидя у окошка. Он был живым и подвижным в свои восемьдесят два, не думал о болезнях и смерти, а все потому, что понимал нужность и важность своего существования.
— Что, дочка, гроба напугалась? Жив еще, но смерть не за горами, позаботился, дабы в овраг не выбросили. Мужики из соседней деревушки похоронят. Я им в подвале самогонки оставил на помин души. Четверти им хватит.
— Вы меня не помните, дед Матвей? Я Аня. У меня здесь друг живет, а может, жил. Николай Николасвич Поспехин, художник. Вы за его оранжереей ухаживали и о цветах нам рассказывали. Он вам картину подарил. Вот она, над кроватью висит.
— Помню-помню, мозги еще варят. Хороший художник был. Видать, тебя долго по свету носило. Помер Коля. Как и что, не знаю. Приехал его сын и нашел его мертвым на ковре в гостиной. Здесь его и похоронили. А дом сын тут же продал. Со всем добром, только картины забрал. Сейчас там какой-то тип живет. Зовут его Евгением Александровичем, годков сорок. С кем живет, не знаю, но народу на его участке всегда много.
— Вы были там?
— Да, шиповник высаживал. Оранжерею-то сломали. Новый хозяин цветы не любит. Этаж в доме надстроил, все по-своему переделывает.
— А баню не трогал?
— А что ее трогать! Банька знатная, на совесть построена, со знанием дела. А так, кто его знает, он мужик странный, своевольный, все по-своему хочет, живет сам по себе. Самодур, одним словом.
— Небедный самодур. Такие хоромы купить не каждому по карману. Поспехин пять лет дом строил, так у него же картины на лондонских аукционах продавались.
— Нет, новый хозяин не из ваших. Даже я понимаю, что грамоте его плохо обучали, а красоте он предпочитает стрельбу. Тир открытый на участке устроили, все цветы помяли. Из чего они там только не стреляют! Сейчас бассейн роет и застеклять его собирается. Аккурат рядом с банькой. Если хочешь, я тебя отведу на Колину могилку. Ему приятно будет.
— В другой раз, Матвей Силантьич. Мне в город нужно. Я еще приеду сюда. Скоро приеду, тогда и на могилу сходим.
Анна ушла. Сейчас электрички забиты до отказа, люди едут на работу, час пик, и она проскользнет незаметно. Что делать, она не знала. Все расчеты полетели к чертям собачьим, ни денег, ни документов, ни пристанища. Если ее начнут искать, то все сразу. Старыми связями не воспользуешься, о них всем заинтересованным лицам известно. У нее не больше суток на свободное перемещение, потом начнутся облавы. А за сутки она ничего не успеет, тут и думать нечего. Из Москвы далеко не уедешь. Все, что ей нужно, здесь, и она должна быть здесь. Об этом ее враги тоже догадываются. Вырвалась из одного капкана, чтобы саму себя загнать в другой, более страшный и даже смертельно опасный.
Знала она один адрес в Москве, надежный. Про него никто из ее врагов не ведал. Там приютят, согреют и помогут. Уже помогали. Она втиснулась в вагон метро и поехала к центру.
Ей всегда везло, все давалось с легкостью, и только со своими мужьями она не могла поладить. Но ведь это мелочи, если все строилось не на любви, а на прихотях. Ушел один, пришел другой. Она успела о них забыть. Успех всегда сопутствовал молодой, красивой и талантливой актрисе, но вот фортуна отвернулась от нее. Месяц кошмара, из которого ей с трудом удалось вырваться и вдруг сказочно разбогатеть. Сказка длилась недолго. Богатство, как видно, счастья не приносит, и все полетело вверх тормашками. Сейчас она превратилась в бесправное существо, лишенное всего на свете, кроме жизни, висящей на волоске.
И это в ее двадцать восемь лет от роду, полной сил, энергии и таланта.
Загубленного таланта.
Анна без труда нашла нужный дом и поднялась на второй этаж. На звонок ей не ответили. Кто-то должен быть дома, еще слишком рано! Она позвонила еще раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44