Тем не менее решили: все же лучше будет, если Иванов просто посидит за столом. Молча. Делая вид, что не помнит Кудюма. Такое поведение должно дать двойное преимущество: во-первых, Кудюм, столкнувшись с непонятным ему поведением Иванова, наверняка будет нервничать; во-вторых, Иванов, разместившись в стороне, сможет наблюдать, как он будет реагировать на подготовленные заранее вопросы.
Допрос
Утром Прохоров и Иванов вошли в комнату, отведенную для разговора в Гудаутском ОВД.
Кудюм явился точно к десяти:
- Можно?
Прохоров ответил:
- Пожалуйста, заходите. И дайте повестку, я отмечу.
Кудюм протянул повестку и уселся на единственный свободный стул.
Иванов отметил: за время, прошедшее с их последней встречи лет семь назад, он почти не изменился. Сухопарый, разболтанный, небрежно одетый. Выглядел на свой возраст - что-то около тридцати двух лет. Заметив, что Кудюм на него покосился, зевнул, прикрыв рот рукой. Ясно, Кудюм его узнал. И сейчас лихорадочно пытается понять, зачем он здесь.
Прохоров, почувствовав, что почва для допроса готова, начал задавать вопросы. Работал он, как отметил про себя Иванов, по высшему классу. Говорил спокойно, мягко, почти дружелюбно, но при этом непрерывно расставлял скрытые ловушки. Очень скоро эти ловушки начали срабатывать. Тем не менее, хотя метод действовал безотказно, ответа на главный вопрос - на самом ли деле Кудюм потерял паспорт или кому-то его передал или продал? - Прохоров получить не мог. Довольно скоро стало ясно: Кудюм врет. Паспорта он не терял, но сказать правду боится. На это твердо указывало то, что, даже окончательно запутавшись, Кудюм все-таки стоял на своем - паспорт потерял в поезде.
Наконец Прохоров выложил главный козырь:
- Гурам Джансугович, вы знаете, что вашим паспортом воспользовался особо опасный преступник?
- Не знаю никакого опасного преступника.
- Совершивший ряд тяжелых преступлений, в том числе убийство. Причем убийство работника милиции.
- Ничего я не знаю.
- Значит, теперь знаете. Хотите сказать что-то по этому поводу?
- Что мне говорить? Я все сказал.
- Хочу напомнить: скрывая связь с этим преступником, вы тем самым активно ему помогаете. Надеюсь, меру наказания за подобные действия вы знаете?
- Да ладно вам... - Кудюм замолчал.
Прохоров повертел лист протокола:
- Гурам Джансугович, давайте признаваться. Ведь и вам будет легче, и нам. Скажите, кому вы передали свой паспорт? Скрывая истину, вы помогаете особо опасному преступнику. Наоборот, рассказав правду, докажете свою сознательность. Ответственность перед обществом. Ну! Гурам Джансугович!
- Никому я его не передавал. И не мучьте меня, гражданин начальник. Потерял я паспорт. Потерял. В милицию я пришел сразу, заявил сразу. Какие претензии?
- Претензия только одна, Гурам Джансугович: вы не хотите сказать правду. Допускаю, боитесь. Может быть, вас пытались запугать? Было такое?
- Ничего не было. Никто меня не запугивал. - Сказав это, Кудюм опустил голову и замолчал.
Прохоров, вздохнув, стал записывать ответ. Несколько раз досадливо тряхнул ручкой. Наконец поднял свой "Паркер". Покачал головой:
- Все. Кончились чернила. Придется идти заправлять. Подождите, я постараюсь побыстрей. - Вышел.
"Что ж, - подумал Иванов, - уход Прохорова кстати. Самая пора поговорить всерьез". Глядя в опущенный затылок Кудюма, спросил по-грузински:
- Нижарадзе, ты ведь меня знаешь? Знаешь или нет?
- Знаю, - неожиданно решительно сказал Кудюм. - Знаю, батоно Борис. Но поймите, в жизни человека иногда бывает сложный переплет. Очень сложный. Я взят за горло, понимаете? За горло.
- Кем же? Назови имя этого человека?
- Не могу я назвать его имя. И не человек это. Судьба.
- Судьба взяла тебя за горло. Ты хочешь сказать - людей при этом не было? Я правильно понял? Судьбы без людей не бывает. Ты, Нижарадзе, это хорошо знаешь. Так же, как и я. Поэтому очень прошу: не выводи меня из себя.
Человек, который убил Садовникова, явно жил в "Алтае" по паспорту Кудюма. Кудюм этого человека знает. Но вместо того чтобы назвать, сидит, уставившись в пол. Иванов внезапно ощутил раздражение:
- Вот что, Кудюм. Ты знаешь: с тобой, со всеми твоими родственниками, поездками, вообще со всем, я еще не разобрался. Не до этого. Хотя подозреваю, сильно подозреваю - переключился ты после колонии. Ушел из средней полосы. На Кавказе, в родных местах, фармазонить лучше. Так ведь?
- Что вы, батоно Борис. Никуда я не ушел. К родственникам ездил...
- Ладно. К этому еще вернемся. Говорю в последний раз. В самый последний. Если ты не скажешь сейчас, кому отдал паспорт, все сделаю, но спокойной жизни здесь, на побережье, тебе не будет. Земля будет гореть под ногами! Где бы ты ни был. В Тбилиси, Пицунде, Лазаревском. В любом другом месте. Обещаю. Понял?
- Понял. Только статью на себя брать надо.
- Какую еще статью?
- Ладно, батоно Борис, возьму статью. Если правду говорить, отдал я паспорт. Не знаю, кажется, даже вашему отдал.
- Что значит "вашему"? Работнику милиции?
- Да... Вообще-то, глупо все получилось. Поймал он меня на хибе*. Я уже бабки взял. Вдруг он, откуда ни возьмись. "Стой, ни с места... И вы, потерпевший, ни с места..."
______________
* Хиба (жарг.) - предмет, являющийся точной копией ценной вещи.
- Подожди, подожди... Где все это было?
- В Сочи. На морвокзале. У меня сразу застучало: влип. Выйти не успел, и на тебе.
- Он что, был в форме?
- Нет, в гражданском.
- Какой из себя? Как выглядел?
- Такой... высокий. Руки, плечи... Короче, бугай.
- Грузин, армянин?
- Нет. Белый.
- Что значит "белый"? Волосы белые?
- Не белые, конечно. Русые, что ли. Усики тоже светлые. Понимаете, батоно, - европеец! Из России.
- Он документы показывал?
- Какие документы. Паспорт у меня взял, и все. "Стойте здесь. И вы, потерпевший, стойте здесь". И исчез. Тот лох* ушел почти сразу, он с теплохода был, турист, с "Ивана Франко". А я минут двадцать его ждал. Потом уже понял: чисто он меня. Бирку** взял, и с концами. Что мне было делать? Не в отделение же идти - глупо ведь.
______________
* Лох (жарг.) - простак, недотепа. В данном случае - жертва мошенничества.
** Бирка (жарг.) - документ, паспорт.
По лицу Кудюма было ясно - он говорит правду. Собственно, сомневаться в этом не приходилось. Человека из ИТК заставить признаться в повторном преступлении не так просто. "Размотал" же всю правду Кудюм по двум причинам: во-первых, чтобы избавиться наконец от мучившей его ложной ситуации, во-вторых, исходя из его, Иванова, репутации. Кудюм знал: если он сейчас его обманет, ему несдобровать.
"Черт... Неужели "кавказец" - работник милиции?"
- Почему подумал, что паспорт у тебя отобрал работник милиции?
- Не знаю. Подумал, и все тут.
Нет, ситуация не прояснилась. Наоборот, еще больше запуталась. С одной стороны, если допустить, что "европеец" и "кавказец" - одно и то же лицо, подтверждается предположение, что, отправляясь на дело, "кавказец" менял внешность. Но с другой стороны, преступников могло быть двое. "Европеец", отобрав паспорт у Кудюма, затем передал его "кавказцу".
Вернулся Прохоров. Усевшись за стол, посмотрел на Кудюма. Перевел взгляд на Иванова:
- Ничего не произошло, пока меня не было?
- Произошло. Гурам Джансугович хочет кое-что рассказать.
- Действительно? - Прохоров придвинул к себе протокол. - Гурам Джансугович, слушаю...
Вздохнув, Кудюм повторил то, что рассказал Иванову. Подписав протокол, спросил:
- И что со мной будет? Теперь?
- Ничего. Будем проверять ваши показания.
Кудюм недоверчиво взглянул сначала на Иванова, потом на Прохорова:
- Вы хотите сказать, я могу идти?
- Можете.
- Что... И все?
- Все. Единственное, не уезжайте пока из Гудауты. Недели две. Мало ли, вдруг понадобится что-то уточнить. Хорошо?
- Д-да. Конечно. Спасибо, гражданин следователь. И вам, батоно Борис. Кивнув, Кудюм вышел.
Некоторое время Прохоров занимался бумагами. Наконец посмотрел на Иванова:
- Боря... Вообще-то, мне хотелось бы знать, что тут произошло. А?
- Ничего особенного. Поговорил с Кудюмом.
- Я так и понял. О чем же вы говорили?
Иванов посмотрел в окно. Вопрос был обычным. Но тон, каким этот вопрос был задан, ему не понравился. Усмехнулся:
- Леня... Если ты хочешь спросить, надавил ли я на Кудюма, отвечу: да, надавил.
- Понятно... Как же ты на него надавил? - Прохоров положил на стол дипломат, стал укладывать в него бумаги.
- Предупредил: если не расскажет все, как было, здесь, на юге, жизни ему не будет. Уж извини... У тебя что, был другой рецепт?
Прохоров закрыл одну застежку. Вторую. Качнул головой:
- Дело не в рецепте.
- А в чем?
- Боря, ты отлично знаешь, в чем дело. Мы ведь взрослые люди. Во-первых, впредь прошу к таким приемам не прибегать. Во всяком случае, когда мы будем работать вместе.
- А во-вторых? - Иванов посмотрел на Прохорова в упор. - Интересно, что же во-вторых?
- Договорю. Сначала успокойся.
- Я спокоен.
- Нет, ты неспокоен. Но я договорю. Ты применил грубую силу. Значит, у тебя не хватило умения. Самое же страшное не это.
- Что же самое страшное?
- Ты начинаешь ходить по лезвию бритвы. Рискуя улететь... куда-нибудь под Магадан.
- Не волнуйся, не улечу.
Прохоров встал:
- А я вот волнуюсь. Поэтому и предупреждаю.
К ожидавшей их во дворе машине они шли молча. Так же молча сели на заднее сиденье. Еще с полчаса играли в молчанку, пока машина неслась по Приморскому шоссе к Сочи. Первым не выдержал Прохоров. Покосившись, сказал:
- Боря... Если обидел, извини. Я не хотел.
Иванов с облегчением вздохнул. Он сам хотел извиниться, но Прохоров его опередил.
- О чем ты, Леня. Ты меня извини. Я был не прав... на все сто. Забудем.
- Забудем. Вообще, спасибо за Кудюма. Этот "европеец" - фигура любопытная.
- Очень. Вообще, Леня, у меня есть одно предположение. Хочешь послушать?
- Конечно.
Иванов оторвал взгляд от летящего слева моря, повернулся к Прохорову:
- Все говорит о том, что бандитов двое. Первый - "кавказец", он же "племянник", убивший Садовникова и ограбивший Гарибова и Палина. Теперь засветился второй, "европеец". И все же я склоняюсь к выводу другому: никаких двух бандитов нет. Есть один человек. "Кавказец" он же "европеец". И знаешь, почему я сделал такой вывод?
- Почему?
- Из-за последних слов Садовникова. Ты ведь их помнишь?
- Естественно. "Черные усы. Что-то от кавказца". Эти слова зафиксированы в протоколе допроса.
- Эти слова произнес умирающий человек. Произнес невнятно, еле слышно. Так ведь?
- Так. Я об этом не забыл. Ты хочешь сказать, Садовников хотел сообщить что-то другое?
- Именно.
- Но... мы же с тобой тысячу раз крутили эту фразу. И так, и этак. Каких только вариантов не было. "Передать что-то от кавказца", "узнать что-то от кавказца" и так далее.
- Все правильно. Но сейчас, после допроса Кудюма, проясняются некоторые детали.
- Например?
- Например, я теперь убежден, что "европеец", он же "кавказец", служил в органах. Кудюм не мог ошибиться, у него глаз наметанный, чутье на милицию. Но был уволен. Служи он и сейчас, добыл бы оружие другим путем. Поэтому он отлично знал, где перерубить провод. Знал, что, увидев светофор "на черном", Садовников сойдет вниз. Знал, что ремонтная бригада приедет не раньше, чем через полчаса. Ну и самое главное - он был знаком с Садовниковым. Может, они где-то вместе служили. А скорее всего, были вместе на каких-нибудь курсах переподготовки. Но Садовников мог не знать, что его знакомый уволился из органов.
- Очень похоже. Дальше?
- Дальше... "Европеец" изменил внешность. Наклеил усы, надел парик. Использовал паспорт Нижарадзе, остановился в "Алтае". Утром, часов в пять, подъехал на Ленинские горы. И, дождавшись, пока Садовников начнет ходить вдоль обрыва, подошел. Естественно, предварительно сняв черные усы. Поздоровались, поговорили. О чем - неважно. Главное, Садовников не ждал ничего плохого. Поэтому по какой-то причине отвернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19