— Похоже, из этого нового потока.
— Разузнай подробнее.
— Что могу, делаю, Терентий. Ты же знаешь, — обиделся он, что его недооценивают. Он как ребенок обидчив.
— Ладно. Что еще?
— Тут такие закрутки. Московские паханы подтвердили, что Малюта в город на наркоту посажен. С героина бабки он в Москву на общак отстегивает. И зону должен наркотой и деньгами кормить.
— Значит, вору в законе Малюте дали право барыжничать?
— А, — махнул рукой Волох. — Все с ног на голову встало. Где вор, где барыга, где бизнесмен, где политик? Кто разберет?
— А не западло ему «белым» торговать?
— Старый вопрос. Какой западло, когда такие бабки? Кроме того, ты Малюту хорошо знаешь?
— Еще как.
— И что такой падле может западло быть?
— Действительно, — не мог не согласиться я.
— Малюта сейчас бизнес свой раскручивает. И тут у него конкуренты появились. Главный — таджик.
— Какой таджик?
— Моджахед.
— Абдуламон Муртазов?
— А ты еще серьезных таджиков знаешь? Так что жди, когда эти две змеи друг в друга зубами вцепятся.
— Н-да, — я цокнул языком. Информация к размышлению была. Правда, что с ней делать? Увидим.
— Чего у вас на автоответчике в кабинете? — сурово сдвинул брови Романов.
Кабинет у Романова крошечный. На стене за его спиной плакат с гербом России — двуглавым орлом. Деталь символическая. Наш ОБНОН так и прозвали — дом Романовых. «Ты откуда?» — спрашивают меня. «Из дома Романовых», — отвечаю я. И всем все становится ясно.
— А чего? — недоуменно спросил я.
— «Вы позвонили в ОБНОН. А вам это надо?» И это на отдельском автоответчике. Кто придумал? — Романов нахмурился еще больше. Невысокий, щуплый, он чем-то походил на артиста Никулина, то есть на горького пьяницу, хотя тут его внешность не соответствует внутреннему содержанию. Пьет Романов мало и разборчиво.
— Кто-то придумал, — пожал я плечами.
— Во-во. Из УБНОНа Министерства позвонил полковник. И услышал.
— Досадно.
— Вообще весь кабинет у вас обклеен черт-те чем — какие-то идиотские плакаты, цитаты. Зачем на стену конверт прилепили «Для взяток»?
— Это ребята в фильме «Улица разбитых фонарей» высмотрели.
— И что это значит?
— А что?
— Из подсознания вырывается? Взяток хочется, да?
— Ну а кому с такой зарплатой не хочется? — снова пожал я плечами.
— Хотите на здоровье. Лишь бы не брали… Терентий, надо порядок в кабинете наводить. Серьезнее пора становиться. Не школьники уже.
— Верно, — согласился я. — Это не школа. Это — детский сад.
— А, — обреченно махнул рукой Романов. — На. Прилепишь на видном месте.
— Где взял? — спросил я.
— Купил, — улыбнулся Романов. "Перечень выражений, запрещенных в кабинете начальника:
— Первый раз слышу.
— Звонил — не дозвонился.
— Искал, но не нашел.
— Заходил, но вас не было.
— Это было до меня.
— А я думал…
— А я докладывал.
— Наверное, команда не прошла.
— А мне никто не говорил.
— А почему я?
— Не слышал.
— Не знаю.
— Не передавали.
— Хотел как лучше.
— Я хотел, но не получилось.
— Я хотел доложить, но вас не было.
— Я сказал, а он не сделал.
— Меня в то время не было, кажется, болел (был в отпуске).
Начальник отдела".
Эту штуковину я тут же, согласно приказу, прилепил в нашем кабинете рядом с «Листком гнева», на котором нарисован взбешенный слон и написано:
«В случае припадка ярости скомкать и швырнуть на пол».
— Это чего за настенная агитация? — заинтересовался Арнольд, слегка опухший после того, как вчера «карнавалил» — то есть бухал до потери пульса со следовательшами и операми из Центрального РУВД. Кажется, не было в милиции тех, с кем бы он не гудел.
— Распоряжение начальника, — многозначительно произнес я.
— Ну вот. А Машу с Уралмаша отодрали, — обиделся Арнольд.
Маша с Уралмаша — это голая девка с плаката «Плей-боя», которую месяц назад с утра пораньше налепил Арнольд на стену, а через полчаса кабинеты обходил начальник РУВД — человек старорежимной закалки. Это надо было видеть. Тогда и изрек начальник классическую фразу, притом явно не его, говорят, она ходила еще в Советской Армии:
— Что это за блядь?! Отодрать и выбросить! …Арнольд начал внимательно изучать новую бумаженцию.
Трах, бах — грохот. В кабинет, открыв головой дверь, влетел Рок и упал на пол под ноги Арнольду. Тот ткнул его ногой и спросил:
— С верблюда свалился, дегенерат?
— Споткнулся, — агент Рок встал как ни в чем не бывало, отряхнулся. И торжественно объявил:
— Я всю ночь думал. И решился. Возьмите меня в агенты!
Опять начиналась старая песня о главном.
— Шустрый, — хмыкнул Арнольд. — Электровеником тебе работать с такими замашками.
— Я же с вами работаю. Барыг сдаю. Я на кон свою репутацию поставил!
— Ах, репутацию, — кивнул Асеев. — Да, в мире воротил крупного бизнеса репутация — главное.
— На меня уже косятся. А может… — Он шмыгнул носом, потом приосанился. — Может, меня убьют.
— И тебя наградят, — поддакнул я. — Посмертно. Но Рок иронии не почуял. И «Бриллиантовую руку», которую я процитировал, он если и смотрел, то давно забыл. Его голова полна другим — наркоточками, рецептами на колеса, варкой винта и, главное, ожиданием того мига, когда вгонит в вену наркотик.
— Ну так возьмете? — проскулил Рок.
— Утро вечера мудренее, — заметил я. — Ты только просишь. А кто такую честь заслуживать будет?
— А чего? Я еще адреса барыг надыбал, — Рок вытащил записную книжку и начал листать.
Затренькал телефон. Арнольд взял трубку.
— Кто? — спросил он. — А почем?.. Когда?.. Ладно, решим. Перезвони, — он повесил трубку. И сказал:
— Рок, пока ты нам мозги трешь, тут народ звонит, головы барыг на блюде принести обещает. Конкуренция, понимаешь.
— И сколько денег на закупку требует? — деловито осведомился Рок.
— Сто баксов, — бросил Арнольд.
— Что?! — истошно завопил Рок. — За сто баксов можно пять точек накрыть!
Я смотрю на Рока с пониманием. Мне где-то даже его жаль, хотя дядя Ася, например, считает, что жалеть наркомана можно лишь от очень широкой души или от великой наивности. Року до смерти хочется уколоться. Он еле живой и готов продать кого угодно. Та доза, которая ему досталась после налета на квартиру Вороны, давно уже растворилась в крови. Скоро будет ломка. Скоро мир для Рока станет враждебным и захочется умереть. Говорят, когда ломка у героинщиков доходит до определенной стадии, у них возникает полное ощущение, что мясо отслаивается от костей.
— Поехали, — закричал Рок. — Я барыгу знаю. Он мне доверяет. В дом пустит. Кому не доверяет, тем по дворам скидывает! А меня пустит. Меня все знают! Рок в авторитете!
— А ты вообще где три дня был? — вдруг, будто только увидев, глянул на Рока Арнольд. — Ты, дегенерат, обещал еще позавчера отзвониться!
— На вас работал, — гордо выпрямился Рок. — Точки искал. Удочку закинул. Скоро такой улов будет…
— Ну ты крутой, — с уважением произнес Асеев.
— Пока еще не крутой. Вот оружие подойдет — буду крутым.
— Так звони своему барыге, крутой! — гаркнул Асеев. — Только треск от тебя идет, как от трансформатора испорченного. А дела нет…
Рок поднял трубку и начал названивать по адресам. На третий звонок ему откликнулись, и он важно начал вещать:
— Валера, что ты мне трындишь? Чеки чеками, а граммы граммами. Возьму десять грамм на реализацию… Что, нет? А когда будет?.. Быстрее, Валера. Быстрее доставай. А то кого получше найду. — Повесив трубку, заявил:
— И здесь облом.
— Рок, ты мне надоел, — Арнольд дал ему подзатыльник.
— Во, — Рок поднял руку. — Знаю хазу, где винт варят, — глаза его мечтательно закатились. — Хороший винт. Ядреный. Неделю назад им вбахался. До сих пор отойти не могу.
Он набрал номер.
— Ерики-маморики. И ее нет!
— Ладно, остынь, — сказал я. Рок с облегчением положил трубку и взглядом преданной дворовой собаки, проспавшей ночного вора, уставился на меня. — Ты насчет порченого героина узнал?
— Узнал, — кивнул деловито Рок.
— И что узнал?
— От него еще три наркома кони бросили. Два на Старо-грязевской. И один — в поселке Экскаваторный.
— Ха, — с уважением произнес я. Информация у Рока была точная. Наркоманы от передозировки, от полной утери здоровья, от изъеденной печени, да отказывающего сердца, да от излохматившейся в тряпье нервной системы мрут как мухи каждый день. Но когда у одного за другим морда черная, да пасть открыта во всю ширь, как у демократа на митинге, да еще причина смерти с трудом устанавливается — тут уже прослеживается система. Это — порченый героин. Действительно, таковых за последние дни было три.
— Гнилой героин пошел, — вздохнул Рок. — Барыги нам войну объявили биологическую.
— Тогда уж химическую, — сказал Асеев. Ему, офицеру-ракетчику, виднее.
— Во-во, — кивнул Рок.
— И откуда он идет? — осведомился я.
— Это у Вороны надо спрашивать было. — Она сказала — Бацилла ей дал. — Ага… Врет же, стерва, — Рок потер руки. — Почему?
— Потому что из откинувшихся на Старогрязевской был ее хахаль Робертино. Он через нее «белый» брал. И что вам чутье оперативников подсказывает?
— Ты что, полудурок, нас подкалываешь? — шлеп — Арнольд залепил Року еще одну затрещину.
— Ну чего он? Скажите ему, — обиженно шмыгнул носом Рок, обращаясь ко мне.
— Арнольд, побереги руку… Так, думаешь, Ворона нам по ушам ездила?
— Ага, — довольно хмыкнул Рок.
Да, в логике ему не откажешь.
— Молодец, — сказал я. — Продолжай так и дальше. Агентом станешь.
Да, Ворона уже должна прийти в себя полностью. Нечего с ней сопли развозить. Надо брать ее, змею, за нежное девичье горло.
— Проедусь по городу, — сказал я, поднимаясь.
— А винтовую будем брать? — воскликнул Рок. — Без меня…
Моя зеленая железная кобыла сегодня заводиться отказывалась. Машина жужжала, тряслась, и мне казалось, что она ехидно хохочет. Надо ее, заразу, тащить на ремонт. И двигатель тянет в последнее время неважно. И мотор чихает. Хорошо, когда один из доверенных лиц держит свою мастерскую, и от этой мастерской ты отваживал братву. — Ну заводись, родная, — воззвал я к ней. На автобусе я к Вороне не поеду — целый день потерять. Туда можно на метро или на трех автобусах добираться — одинаково длинно. На машине же рукой подать. Не заведется — придется Князя с его «Фордом» брать… Хотя если Рок дозвонится до барыги, им сегодня винтовую хату поднимать.
Машина все-таки завелась, и я резко рванул ее вперед. Какой же опер не любит быстрой езды?
Да, хорошо быть ментом и ездить на красный свет. Может быть, это и неприлично, но отказать себе в подобном удовольствии я не мог, так что до точки назначения добрался через пятнадцать минут.
Кнопка звонка поддалась. Из-за двери донеслось треньканье. Открывай, сова, медведь пришел… Глухо. Никого нет дома.
Я прислонил ухо к двери. В квартире ощущалось слабое биение жизни. Шорохи, скрипы. «Хрущобная» звукоизоляция — друг опера, естественно, если сам опер живет не в хрущобе".
Все, нет смысла больше жать на звонок, барабанить ногой по двери, кричать, молить: «Откройте». Ни к чему это. Некрасиво это. Нетактично. Тем более когда у тебя в кармане ключ от этой квартиры.
Я повернул ключ и толкнул дверь. Ключ этот — второй экземпляр — висел еще недавно на гвоздике на праздничной красной ленточке в прихожей Вороны. На всякий случай — для хороших людей. А я человек неплохой. Можно сказать, друг этого дома. Так что ключ я присвоил без мук совести. И теперь он мне пригодился.
— Ворона, привет. Орел прилетел, — воскликнул я, проходя в комнату.
Там Вороны не было.
— Ау, — крикнул я. — Иду искать.
Я знал, что она здесь. Во всяком случае, ее единственные туфли стояли в коридоре.
Искать Ворону долго не пришлось. Она стояла на коленях на кухне. И перед ней лежал на тарелочке шприц. Из этой тарелки она всосала иглой разбавленный дистиллированной водой героин. И теперь готовилась вколоть его в вену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Разузнай подробнее.
— Что могу, делаю, Терентий. Ты же знаешь, — обиделся он, что его недооценивают. Он как ребенок обидчив.
— Ладно. Что еще?
— Тут такие закрутки. Московские паханы подтвердили, что Малюта в город на наркоту посажен. С героина бабки он в Москву на общак отстегивает. И зону должен наркотой и деньгами кормить.
— Значит, вору в законе Малюте дали право барыжничать?
— А, — махнул рукой Волох. — Все с ног на голову встало. Где вор, где барыга, где бизнесмен, где политик? Кто разберет?
— А не западло ему «белым» торговать?
— Старый вопрос. Какой западло, когда такие бабки? Кроме того, ты Малюту хорошо знаешь?
— Еще как.
— И что такой падле может западло быть?
— Действительно, — не мог не согласиться я.
— Малюта сейчас бизнес свой раскручивает. И тут у него конкуренты появились. Главный — таджик.
— Какой таджик?
— Моджахед.
— Абдуламон Муртазов?
— А ты еще серьезных таджиков знаешь? Так что жди, когда эти две змеи друг в друга зубами вцепятся.
— Н-да, — я цокнул языком. Информация к размышлению была. Правда, что с ней делать? Увидим.
— Чего у вас на автоответчике в кабинете? — сурово сдвинул брови Романов.
Кабинет у Романова крошечный. На стене за его спиной плакат с гербом России — двуглавым орлом. Деталь символическая. Наш ОБНОН так и прозвали — дом Романовых. «Ты откуда?» — спрашивают меня. «Из дома Романовых», — отвечаю я. И всем все становится ясно.
— А чего? — недоуменно спросил я.
— «Вы позвонили в ОБНОН. А вам это надо?» И это на отдельском автоответчике. Кто придумал? — Романов нахмурился еще больше. Невысокий, щуплый, он чем-то походил на артиста Никулина, то есть на горького пьяницу, хотя тут его внешность не соответствует внутреннему содержанию. Пьет Романов мало и разборчиво.
— Кто-то придумал, — пожал я плечами.
— Во-во. Из УБНОНа Министерства позвонил полковник. И услышал.
— Досадно.
— Вообще весь кабинет у вас обклеен черт-те чем — какие-то идиотские плакаты, цитаты. Зачем на стену конверт прилепили «Для взяток»?
— Это ребята в фильме «Улица разбитых фонарей» высмотрели.
— И что это значит?
— А что?
— Из подсознания вырывается? Взяток хочется, да?
— Ну а кому с такой зарплатой не хочется? — снова пожал я плечами.
— Хотите на здоровье. Лишь бы не брали… Терентий, надо порядок в кабинете наводить. Серьезнее пора становиться. Не школьники уже.
— Верно, — согласился я. — Это не школа. Это — детский сад.
— А, — обреченно махнул рукой Романов. — На. Прилепишь на видном месте.
— Где взял? — спросил я.
— Купил, — улыбнулся Романов. "Перечень выражений, запрещенных в кабинете начальника:
— Первый раз слышу.
— Звонил — не дозвонился.
— Искал, но не нашел.
— Заходил, но вас не было.
— Это было до меня.
— А я думал…
— А я докладывал.
— Наверное, команда не прошла.
— А мне никто не говорил.
— А почему я?
— Не слышал.
— Не знаю.
— Не передавали.
— Хотел как лучше.
— Я хотел, но не получилось.
— Я хотел доложить, но вас не было.
— Я сказал, а он не сделал.
— Меня в то время не было, кажется, болел (был в отпуске).
Начальник отдела".
Эту штуковину я тут же, согласно приказу, прилепил в нашем кабинете рядом с «Листком гнева», на котором нарисован взбешенный слон и написано:
«В случае припадка ярости скомкать и швырнуть на пол».
— Это чего за настенная агитация? — заинтересовался Арнольд, слегка опухший после того, как вчера «карнавалил» — то есть бухал до потери пульса со следовательшами и операми из Центрального РУВД. Кажется, не было в милиции тех, с кем бы он не гудел.
— Распоряжение начальника, — многозначительно произнес я.
— Ну вот. А Машу с Уралмаша отодрали, — обиделся Арнольд.
Маша с Уралмаша — это голая девка с плаката «Плей-боя», которую месяц назад с утра пораньше налепил Арнольд на стену, а через полчаса кабинеты обходил начальник РУВД — человек старорежимной закалки. Это надо было видеть. Тогда и изрек начальник классическую фразу, притом явно не его, говорят, она ходила еще в Советской Армии:
— Что это за блядь?! Отодрать и выбросить! …Арнольд начал внимательно изучать новую бумаженцию.
Трах, бах — грохот. В кабинет, открыв головой дверь, влетел Рок и упал на пол под ноги Арнольду. Тот ткнул его ногой и спросил:
— С верблюда свалился, дегенерат?
— Споткнулся, — агент Рок встал как ни в чем не бывало, отряхнулся. И торжественно объявил:
— Я всю ночь думал. И решился. Возьмите меня в агенты!
Опять начиналась старая песня о главном.
— Шустрый, — хмыкнул Арнольд. — Электровеником тебе работать с такими замашками.
— Я же с вами работаю. Барыг сдаю. Я на кон свою репутацию поставил!
— Ах, репутацию, — кивнул Асеев. — Да, в мире воротил крупного бизнеса репутация — главное.
— На меня уже косятся. А может… — Он шмыгнул носом, потом приосанился. — Может, меня убьют.
— И тебя наградят, — поддакнул я. — Посмертно. Но Рок иронии не почуял. И «Бриллиантовую руку», которую я процитировал, он если и смотрел, то давно забыл. Его голова полна другим — наркоточками, рецептами на колеса, варкой винта и, главное, ожиданием того мига, когда вгонит в вену наркотик.
— Ну так возьмете? — проскулил Рок.
— Утро вечера мудренее, — заметил я. — Ты только просишь. А кто такую честь заслуживать будет?
— А чего? Я еще адреса барыг надыбал, — Рок вытащил записную книжку и начал листать.
Затренькал телефон. Арнольд взял трубку.
— Кто? — спросил он. — А почем?.. Когда?.. Ладно, решим. Перезвони, — он повесил трубку. И сказал:
— Рок, пока ты нам мозги трешь, тут народ звонит, головы барыг на блюде принести обещает. Конкуренция, понимаешь.
— И сколько денег на закупку требует? — деловито осведомился Рок.
— Сто баксов, — бросил Арнольд.
— Что?! — истошно завопил Рок. — За сто баксов можно пять точек накрыть!
Я смотрю на Рока с пониманием. Мне где-то даже его жаль, хотя дядя Ася, например, считает, что жалеть наркомана можно лишь от очень широкой души или от великой наивности. Року до смерти хочется уколоться. Он еле живой и готов продать кого угодно. Та доза, которая ему досталась после налета на квартиру Вороны, давно уже растворилась в крови. Скоро будет ломка. Скоро мир для Рока станет враждебным и захочется умереть. Говорят, когда ломка у героинщиков доходит до определенной стадии, у них возникает полное ощущение, что мясо отслаивается от костей.
— Поехали, — закричал Рок. — Я барыгу знаю. Он мне доверяет. В дом пустит. Кому не доверяет, тем по дворам скидывает! А меня пустит. Меня все знают! Рок в авторитете!
— А ты вообще где три дня был? — вдруг, будто только увидев, глянул на Рока Арнольд. — Ты, дегенерат, обещал еще позавчера отзвониться!
— На вас работал, — гордо выпрямился Рок. — Точки искал. Удочку закинул. Скоро такой улов будет…
— Ну ты крутой, — с уважением произнес Асеев.
— Пока еще не крутой. Вот оружие подойдет — буду крутым.
— Так звони своему барыге, крутой! — гаркнул Асеев. — Только треск от тебя идет, как от трансформатора испорченного. А дела нет…
Рок поднял трубку и начал названивать по адресам. На третий звонок ему откликнулись, и он важно начал вещать:
— Валера, что ты мне трындишь? Чеки чеками, а граммы граммами. Возьму десять грамм на реализацию… Что, нет? А когда будет?.. Быстрее, Валера. Быстрее доставай. А то кого получше найду. — Повесив трубку, заявил:
— И здесь облом.
— Рок, ты мне надоел, — Арнольд дал ему подзатыльник.
— Во, — Рок поднял руку. — Знаю хазу, где винт варят, — глаза его мечтательно закатились. — Хороший винт. Ядреный. Неделю назад им вбахался. До сих пор отойти не могу.
Он набрал номер.
— Ерики-маморики. И ее нет!
— Ладно, остынь, — сказал я. Рок с облегчением положил трубку и взглядом преданной дворовой собаки, проспавшей ночного вора, уставился на меня. — Ты насчет порченого героина узнал?
— Узнал, — кивнул деловито Рок.
— И что узнал?
— От него еще три наркома кони бросили. Два на Старо-грязевской. И один — в поселке Экскаваторный.
— Ха, — с уважением произнес я. Информация у Рока была точная. Наркоманы от передозировки, от полной утери здоровья, от изъеденной печени, да отказывающего сердца, да от излохматившейся в тряпье нервной системы мрут как мухи каждый день. Но когда у одного за другим морда черная, да пасть открыта во всю ширь, как у демократа на митинге, да еще причина смерти с трудом устанавливается — тут уже прослеживается система. Это — порченый героин. Действительно, таковых за последние дни было три.
— Гнилой героин пошел, — вздохнул Рок. — Барыги нам войну объявили биологическую.
— Тогда уж химическую, — сказал Асеев. Ему, офицеру-ракетчику, виднее.
— Во-во, — кивнул Рок.
— И откуда он идет? — осведомился я.
— Это у Вороны надо спрашивать было. — Она сказала — Бацилла ей дал. — Ага… Врет же, стерва, — Рок потер руки. — Почему?
— Потому что из откинувшихся на Старогрязевской был ее хахаль Робертино. Он через нее «белый» брал. И что вам чутье оперативников подсказывает?
— Ты что, полудурок, нас подкалываешь? — шлеп — Арнольд залепил Року еще одну затрещину.
— Ну чего он? Скажите ему, — обиженно шмыгнул носом Рок, обращаясь ко мне.
— Арнольд, побереги руку… Так, думаешь, Ворона нам по ушам ездила?
— Ага, — довольно хмыкнул Рок.
Да, в логике ему не откажешь.
— Молодец, — сказал я. — Продолжай так и дальше. Агентом станешь.
Да, Ворона уже должна прийти в себя полностью. Нечего с ней сопли развозить. Надо брать ее, змею, за нежное девичье горло.
— Проедусь по городу, — сказал я, поднимаясь.
— А винтовую будем брать? — воскликнул Рок. — Без меня…
Моя зеленая железная кобыла сегодня заводиться отказывалась. Машина жужжала, тряслась, и мне казалось, что она ехидно хохочет. Надо ее, заразу, тащить на ремонт. И двигатель тянет в последнее время неважно. И мотор чихает. Хорошо, когда один из доверенных лиц держит свою мастерскую, и от этой мастерской ты отваживал братву. — Ну заводись, родная, — воззвал я к ней. На автобусе я к Вороне не поеду — целый день потерять. Туда можно на метро или на трех автобусах добираться — одинаково длинно. На машине же рукой подать. Не заведется — придется Князя с его «Фордом» брать… Хотя если Рок дозвонится до барыги, им сегодня винтовую хату поднимать.
Машина все-таки завелась, и я резко рванул ее вперед. Какой же опер не любит быстрой езды?
Да, хорошо быть ментом и ездить на красный свет. Может быть, это и неприлично, но отказать себе в подобном удовольствии я не мог, так что до точки назначения добрался через пятнадцать минут.
Кнопка звонка поддалась. Из-за двери донеслось треньканье. Открывай, сова, медведь пришел… Глухо. Никого нет дома.
Я прислонил ухо к двери. В квартире ощущалось слабое биение жизни. Шорохи, скрипы. «Хрущобная» звукоизоляция — друг опера, естественно, если сам опер живет не в хрущобе".
Все, нет смысла больше жать на звонок, барабанить ногой по двери, кричать, молить: «Откройте». Ни к чему это. Некрасиво это. Нетактично. Тем более когда у тебя в кармане ключ от этой квартиры.
Я повернул ключ и толкнул дверь. Ключ этот — второй экземпляр — висел еще недавно на гвоздике на праздничной красной ленточке в прихожей Вороны. На всякий случай — для хороших людей. А я человек неплохой. Можно сказать, друг этого дома. Так что ключ я присвоил без мук совести. И теперь он мне пригодился.
— Ворона, привет. Орел прилетел, — воскликнул я, проходя в комнату.
Там Вороны не было.
— Ау, — крикнул я. — Иду искать.
Я знал, что она здесь. Во всяком случае, ее единственные туфли стояли в коридоре.
Искать Ворону долго не пришлось. Она стояла на коленях на кухне. И перед ней лежал на тарелочке шприц. Из этой тарелки она всосала иглой разбавленный дистиллированной водой героин. И теперь готовилась вколоть его в вену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24