Он узнал её серые тапочки с большими пушистыми помпонами на носах.
В последнее время жена жаловалась на головокружения, и первой мыслью было, что она потеряла сознание.
Турчак шагнул к серванту, и у него вдруг перехватило дыхание.
Голова жены лежала в большой луже густой, уже начавшей буреть крови.
За свою службу в милиции Турчак видел немало трупов. Ему приходилось сталкиваться с жертвами профессиональных убийц-мясников, которые разделывали людей на части, заливая кровью не только пол, но стены и даже потолки.
Сперва к этому было трудно привыкнуть, но потом нервы задубели, и жертвы преступлений перестали будить те острые эмоции, которые поначалу гнали в организм огромные дозы адреналина.
Однако в данном случае смерть в её самом зверском и неприглядном проявлении ворвалась в его собственную жизнь, в его дом, в его семью.
Одним махом из борца с преступностью сам Турчак превращался в жертву.
Под ложечкой ниже грудины встал тугой комок.
Турчак пытался набрать в легкие воздух, но те словно схлопнулись и не желали наполняться.
Он стоял, положив руку на грудь и дышал, широко раскрывая рот, как рыба, вытащенная из воды.
Несколько отдышавшись, Турчак нагнулся, взял руку жены, пытаясь нащупать пульс. Его не было.
Он выпустил руку, и та со стуком упала на пол.
Телефона ни дома, ни в ближайших домах ещё не имелось. Ближайший аппарат находился на посту ГАИ на развилке магистрального шоссе и бетонки.
Турчак быстро вышел из дома. Нервно гремел ключом, ругался, что дверь гаража перекашивается и открывается туго.
«Нива» вылетела на дорогу и, подпрыгивая на колдобинах, выбитых самосвалами — новый дачный поселок усиленно застраивался — покатила в сторону города.
Турчак водил машину на уровне классного автогонщика. Впрочем, одно время он даже работал испытателем машин на автополигоне НАМИ под Дмитровым. Он не боялся внезапных заносов, мог с ходу развернуть машину на сто восемьдесят градусов, умел проходить, не сбрасывая скорости, крутые опасные повороты. Однако даже в запарке по дачной дороге он не гнал машину как сумасшедший.
От дачного поселка до магистрали — пять километров по грунтовке, которую только-только разгладили грейдером, подсыпали подушку из песка и гравия. Едешь по ней и щебенка брызжет во все стороны, барабанит по днищу, словно предупреждая — смотри, не спеши.
Турчаку оставалось сделать поворот перед последний полукилометровым участком. Вираж был крутым и не очень удобным, но чтобы спрямить дорогу, здесь бы пришлось строить мост через глубокий овраг, в котором по дну протекала речушка Щелевка. Денег на такое строительство дачники не собрали, и мост пришлось отложить до лучших времен.
Турчак заложил руль влево, когда из-за кустов на дорогу выскочил человек. Он оказался рядом с машиной так быстро, что майор не успел среагировать.
Пистолет АПС — автоматический Стечкина — при создании замышлялся как оружие, которое сочетало бы в себе качества пистолета и пистолет-пулемета и предназначалось для вооружения бойцов специальных подразделений. Калибр девять миллиметров. Свободный затвор. Ударно-спусковой механизм — самовзводный. Флажок переводчика режима огня имеет три положения — предохранительное, устанавливающее оружие на одиночные выстрелы и на стрельбу очередями. Темп стрельбы — семьсот выстрелов в минуту. Магазин вмещает двадцать патронов.
Благодаря удачным конструктивным особенностям, эффективность огня АПС выше, чем у знаменитого пистолета «Маузер».
Выходя на акцию, Черкес взял с собой АПС 6П13 — модификацию с длинным стволом и глушителем заводского изготовления.
Надеяться, что кто-то мог уцелеть, попав под прицельный огонь такой машинки, не приходилось.
Свинцовый град, ударивший Турчака слева в бок, откинул его на сидение. Машина, потеряв управление, скатилась в кювет и опрокинулась.
Черкес круто повернулся, пересек узкий язык березняка, тянувшийся по взгорку, и вышел на полянку, где недавно бросил труп Пупыря.
По пути он швырнул пистолет на траву, стараясь чтобы тот оказался на видном месте.
* * *
Первыми к месту преступления прибыли районного уголовного розыска капитан Крылов и молодой розыскник лейтенант Тимофеев, недавно окончивший высшую школу милиции.
Уже минут через двадцать Крылов сделал первые выводы.
— Все здесь не так, Тимофеев. Кто-то решил нам всучить туфту…
— Почему вы так решили, Григорий Егорович? Для чего это нужно?
— Эт-т-то и есть главный вопрос. — Крылов легким движением указательного пальца сбил фуражку на затылок. — Сперва следует разобраться, что здесь не так. Пункт за пунктом. Только тогда поймем для чего все потребовалось.
— Сколько же времени уйдет на такое?
— Уйдет, Тимофеев. — Крылов думал о своем и в то же время успевал отвечать сержанту. — Время оно такое… Быстротекущее. Особенно, если ты в отпуске. А мы с тобой на работе, и не борзые, чтобы бегать, высунув языки. Наше дело — думать…
Тимофеев кивнул с озабоченным видом. О чем думать он пока не знал, но раз надо, то и это делать готов. Нашел же он пистолет Стечкина с набадахой глушителя, когда потребовалось. Да ещё какой — сам таких никогда не видел. «Машина-бух» — так называл его сын свой пугач-игрушку. А уж этот действительно — громобой…
— И вот еще, — Крылов присел на корточки возле трупа. — Я буду говорить, а ты в случае несогласия поправляй.
— Да что я могу? — Тимофеев оценивал свои достоинства самокритично.
— Ну, вот тебе… — Крылов не терпел самоуничижения. — Ты же человек. Голова. Знаешь, почему раньше милиция была конной?
— Почему? — Тимофеев легко покупался на прикольчики, а Крылов любил прикалывать, если была возможность.
— Потому, дорогой, что одна голова хорошо — две лучше. Не вывели ещё тогда двухголовых милиционеровс высшим образованием. Вот и приходилось коня в пару ставить.
Тимофеев обиженно крякнул. Крылов на это внимания не обратил: делом надобно заниматься.
— Теперь рассуждаем. Продукт нам покинули не первой свежести. Приедет эксперт, он определит точнее, но я скажу на глазок — заделали мужика часа на три раньше, чем убит Турчак.
Тимофеев подумал, покачал головой.
— Может это случайное совпадение? Турчак убит сам по себе, а этого мужика завалили другие по другой причине?
— Не клеится. Этого, как ты его назвал, нам явно сбросили на прикуп. Будь иначе, пистолет рядом с ним не оказался. Нам явно подсказали: не ищите, вот вам, убийца, на него все валите и закрывайте дело. Но мы с тобой совету не последуем.
— Что будем делать?
— Ничего.
— Но это же…
— Успокойся, не гони волну. — Крылов дружески хлопнул Тимофеева по спине. — В этом матче, если нам что и светит, так почетная ничья. При любом раскладе, вылези мы из мундиров или даже из шкуры или просто будем сидеть на месте, для нас ровным счетом ничего не изменится.
Тимофеев с удивлением поглядел на Крылова. Он никак не мог врубиться в то, что происходило. Два месяца назад в лесу нашли убитого грибника. Им оказался слесарь Гриценко из местной автомастерской. Крылов сам бегал и его, Тимофеева, загонял до мыльной пены, но они нашли убийцу. И вот теперь, когда убит крупный милицейский начальник из Москвы, капитан готов впасть в спячку: выжиматься не хочет, а почему — понять трудно. Хотя понять надо: Тимофееву ещё служить и служить, значит стоит набираться опыта.
— Зачем нам соглашаться на ничью?
— Погоди немного и сам увидишь — нам её предложат. Приедет начальство. Походят вокруг, поковыряют ботинками землю, потом объявят, что создается специальная группа, и заберут нашу картошку…
— Какую картошку? — Тимофеев не понял и забеспокоился.
— Ну все, что мы накопали. Поглядят, сделают недовольные лица, пожмут мне руку и уедут.
— Неужели даже нашим мнением не поинтересуются?
Крылов посмотрел на Тимофеева с удивлением.
— А разве оно у нас есть?
— Разве нет?
Суть происходившего все больше ускользала от Тимофеева, и новые загадки возникали одна за другой.
— Лично у меня — его нет. Касательно тебя — не знаю.
— Как же так? Мы провели осмотр места преступления, имеем представление что здесь произошло…
— Это никому не будет нужно. Скоро приедут два важняка, достанут большой прибор, положат его на твой розыск и чинно отъедут. Пойми, там у них свои игры. Мы тут во что перекидываемся? В дурачка. А там, в главном управлении совсем другие игры. Вот и соображай.
— Все равно не понимаю.
— Потому ты до сих пор и не капитан. Пойми, это с нас, с низов, требуют раскрываемость. А наверху главное — меры. Вспомни, убили в Москве телевизионщика. Как его? Запамятовал. Да и ладно, в конце-концов важна не фамилия. Так вот его убили. И сразу президент шарахнул из главного калибра — скинул с должностей прокурора и начальника УВД. Чтобы все видели — меры приняты решительно и круто. Затем хоть трава не расти. Потому до сих пор неизвестно, кто телевизионщика заказал, кто сделал. Теперь до этого дела всем как до фонаря.
Мудрый по-крестьянски капитан Крылов был недалек от истины.
Когда он строил свои теории в отношении судьбы расследования, полковник Богданов убеждал генерала Волкова не особенно горячиться по поводу того, что случилось с Турчаком.
— Лучше всего, Анатолий Петрович, спустить это дело на тормозах. По тихому. Наследников у Турчака нет, поднимать шум некому. Похороним его с почестями. Произнесем речи…
— В последнее время я перестаю тебя понимать, полковник.
Обращение по званию уже само по себе могло испугать кого угодно. К высшим руководителям управления Волков обращался только по имени и отчеству. Переход на воинские ранги, с которыми связана жесткая вертикаль подчиненности, была свидетельством высшей степени раздражения генерала.
— Убит наш человек. Твой, между прочим, боевой зам. Я не сторонник мести, но прощать кому бы то ни было убийство своих подчиненных не намерен. И то что ты проявляешь бесхребетность там, где следует быть не просто жестким, но даже жестоким, мне не нравится…
— Мне, Анатолий Петрович, не нравится другое. Есть анекдот. Французский генерал из Парижа приехал в Африку инспектировать полк иностранного легиона. Его привезли в пустыню. Там всего две казармы. Генерал удивился и спросил командира полка: «Как же солдаты обходятся без женщин?» — «А вон у нас сарай, там есть верблюдица…» Генерал выслушал объяснение и прошел в сарай. Полковнику с собой войти не разрешил. Через пять минут вышел наружу, застегнул ширинку. Сказал: «В целом ничего, но не удобно». — «Мой генерал, — доложил полковник. — Вы меня не дослушали. На этой верблюдице солдаты по очереди ездят в ближайший публичный дом».
Волков засмеялся.
— Смешно, но в чем мораль?
— В том, что доклады подчиненных даже самые высокие начальники должны дослушивать до конца.
Волков ухмыльнулся.
— Хорошо, француз, говори.
— Скажу, хотя и не очень хочется. Мой боевой зам, как вы сказали, посадил всех нас в выгребную яму. Чем все может кончиться, предсказать не могу…
— Не тяни. — По голосу легко угадывалось, что Волков встревожился.
— Вот, — Богданов вынул из кармана кассету и протянул шефу, — можете послушать.
Волков кассеты не взял. Тогда Богданов положил её на стол.
— Мы пощипали наркопритон в Дегунино. Взяли на горячем. Вышли на хозяина.
— Кто он?
— Некто Лобанов. Альберт Петрович.
— Дальше.
— Дальше взяли под контроль его переговоры. На другой день после операции с Лобановым связался Турчак. Можете послушать.
— Придется.
Волков слушал запись мрачнея на глазах.
— Почему Турчак не знал об операции.
— Я не счел нужным ставить его в известность.
— Почему?
— У меня были подозрения, что Турчак нечист на руку.
— Мне не нравится, полковник, что ты начал играть в самостийность! — Волков резко встал из-за стола и с треском оттолкнул кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
В последнее время жена жаловалась на головокружения, и первой мыслью было, что она потеряла сознание.
Турчак шагнул к серванту, и у него вдруг перехватило дыхание.
Голова жены лежала в большой луже густой, уже начавшей буреть крови.
За свою службу в милиции Турчак видел немало трупов. Ему приходилось сталкиваться с жертвами профессиональных убийц-мясников, которые разделывали людей на части, заливая кровью не только пол, но стены и даже потолки.
Сперва к этому было трудно привыкнуть, но потом нервы задубели, и жертвы преступлений перестали будить те острые эмоции, которые поначалу гнали в организм огромные дозы адреналина.
Однако в данном случае смерть в её самом зверском и неприглядном проявлении ворвалась в его собственную жизнь, в его дом, в его семью.
Одним махом из борца с преступностью сам Турчак превращался в жертву.
Под ложечкой ниже грудины встал тугой комок.
Турчак пытался набрать в легкие воздух, но те словно схлопнулись и не желали наполняться.
Он стоял, положив руку на грудь и дышал, широко раскрывая рот, как рыба, вытащенная из воды.
Несколько отдышавшись, Турчак нагнулся, взял руку жены, пытаясь нащупать пульс. Его не было.
Он выпустил руку, и та со стуком упала на пол.
Телефона ни дома, ни в ближайших домах ещё не имелось. Ближайший аппарат находился на посту ГАИ на развилке магистрального шоссе и бетонки.
Турчак быстро вышел из дома. Нервно гремел ключом, ругался, что дверь гаража перекашивается и открывается туго.
«Нива» вылетела на дорогу и, подпрыгивая на колдобинах, выбитых самосвалами — новый дачный поселок усиленно застраивался — покатила в сторону города.
Турчак водил машину на уровне классного автогонщика. Впрочем, одно время он даже работал испытателем машин на автополигоне НАМИ под Дмитровым. Он не боялся внезапных заносов, мог с ходу развернуть машину на сто восемьдесят градусов, умел проходить, не сбрасывая скорости, крутые опасные повороты. Однако даже в запарке по дачной дороге он не гнал машину как сумасшедший.
От дачного поселка до магистрали — пять километров по грунтовке, которую только-только разгладили грейдером, подсыпали подушку из песка и гравия. Едешь по ней и щебенка брызжет во все стороны, барабанит по днищу, словно предупреждая — смотри, не спеши.
Турчаку оставалось сделать поворот перед последний полукилометровым участком. Вираж был крутым и не очень удобным, но чтобы спрямить дорогу, здесь бы пришлось строить мост через глубокий овраг, в котором по дну протекала речушка Щелевка. Денег на такое строительство дачники не собрали, и мост пришлось отложить до лучших времен.
Турчак заложил руль влево, когда из-за кустов на дорогу выскочил человек. Он оказался рядом с машиной так быстро, что майор не успел среагировать.
Пистолет АПС — автоматический Стечкина — при создании замышлялся как оружие, которое сочетало бы в себе качества пистолета и пистолет-пулемета и предназначалось для вооружения бойцов специальных подразделений. Калибр девять миллиметров. Свободный затвор. Ударно-спусковой механизм — самовзводный. Флажок переводчика режима огня имеет три положения — предохранительное, устанавливающее оружие на одиночные выстрелы и на стрельбу очередями. Темп стрельбы — семьсот выстрелов в минуту. Магазин вмещает двадцать патронов.
Благодаря удачным конструктивным особенностям, эффективность огня АПС выше, чем у знаменитого пистолета «Маузер».
Выходя на акцию, Черкес взял с собой АПС 6П13 — модификацию с длинным стволом и глушителем заводского изготовления.
Надеяться, что кто-то мог уцелеть, попав под прицельный огонь такой машинки, не приходилось.
Свинцовый град, ударивший Турчака слева в бок, откинул его на сидение. Машина, потеряв управление, скатилась в кювет и опрокинулась.
Черкес круто повернулся, пересек узкий язык березняка, тянувшийся по взгорку, и вышел на полянку, где недавно бросил труп Пупыря.
По пути он швырнул пистолет на траву, стараясь чтобы тот оказался на видном месте.
* * *
Первыми к месту преступления прибыли районного уголовного розыска капитан Крылов и молодой розыскник лейтенант Тимофеев, недавно окончивший высшую школу милиции.
Уже минут через двадцать Крылов сделал первые выводы.
— Все здесь не так, Тимофеев. Кто-то решил нам всучить туфту…
— Почему вы так решили, Григорий Егорович? Для чего это нужно?
— Эт-т-то и есть главный вопрос. — Крылов легким движением указательного пальца сбил фуражку на затылок. — Сперва следует разобраться, что здесь не так. Пункт за пунктом. Только тогда поймем для чего все потребовалось.
— Сколько же времени уйдет на такое?
— Уйдет, Тимофеев. — Крылов думал о своем и в то же время успевал отвечать сержанту. — Время оно такое… Быстротекущее. Особенно, если ты в отпуске. А мы с тобой на работе, и не борзые, чтобы бегать, высунув языки. Наше дело — думать…
Тимофеев кивнул с озабоченным видом. О чем думать он пока не знал, но раз надо, то и это делать готов. Нашел же он пистолет Стечкина с набадахой глушителя, когда потребовалось. Да ещё какой — сам таких никогда не видел. «Машина-бух» — так называл его сын свой пугач-игрушку. А уж этот действительно — громобой…
— И вот еще, — Крылов присел на корточки возле трупа. — Я буду говорить, а ты в случае несогласия поправляй.
— Да что я могу? — Тимофеев оценивал свои достоинства самокритично.
— Ну, вот тебе… — Крылов не терпел самоуничижения. — Ты же человек. Голова. Знаешь, почему раньше милиция была конной?
— Почему? — Тимофеев легко покупался на прикольчики, а Крылов любил прикалывать, если была возможность.
— Потому, дорогой, что одна голова хорошо — две лучше. Не вывели ещё тогда двухголовых милиционеровс высшим образованием. Вот и приходилось коня в пару ставить.
Тимофеев обиженно крякнул. Крылов на это внимания не обратил: делом надобно заниматься.
— Теперь рассуждаем. Продукт нам покинули не первой свежести. Приедет эксперт, он определит точнее, но я скажу на глазок — заделали мужика часа на три раньше, чем убит Турчак.
Тимофеев подумал, покачал головой.
— Может это случайное совпадение? Турчак убит сам по себе, а этого мужика завалили другие по другой причине?
— Не клеится. Этого, как ты его назвал, нам явно сбросили на прикуп. Будь иначе, пистолет рядом с ним не оказался. Нам явно подсказали: не ищите, вот вам, убийца, на него все валите и закрывайте дело. Но мы с тобой совету не последуем.
— Что будем делать?
— Ничего.
— Но это же…
— Успокойся, не гони волну. — Крылов дружески хлопнул Тимофеева по спине. — В этом матче, если нам что и светит, так почетная ничья. При любом раскладе, вылези мы из мундиров или даже из шкуры или просто будем сидеть на месте, для нас ровным счетом ничего не изменится.
Тимофеев с удивлением поглядел на Крылова. Он никак не мог врубиться в то, что происходило. Два месяца назад в лесу нашли убитого грибника. Им оказался слесарь Гриценко из местной автомастерской. Крылов сам бегал и его, Тимофеева, загонял до мыльной пены, но они нашли убийцу. И вот теперь, когда убит крупный милицейский начальник из Москвы, капитан готов впасть в спячку: выжиматься не хочет, а почему — понять трудно. Хотя понять надо: Тимофееву ещё служить и служить, значит стоит набираться опыта.
— Зачем нам соглашаться на ничью?
— Погоди немного и сам увидишь — нам её предложат. Приедет начальство. Походят вокруг, поковыряют ботинками землю, потом объявят, что создается специальная группа, и заберут нашу картошку…
— Какую картошку? — Тимофеев не понял и забеспокоился.
— Ну все, что мы накопали. Поглядят, сделают недовольные лица, пожмут мне руку и уедут.
— Неужели даже нашим мнением не поинтересуются?
Крылов посмотрел на Тимофеева с удивлением.
— А разве оно у нас есть?
— Разве нет?
Суть происходившего все больше ускользала от Тимофеева, и новые загадки возникали одна за другой.
— Лично у меня — его нет. Касательно тебя — не знаю.
— Как же так? Мы провели осмотр места преступления, имеем представление что здесь произошло…
— Это никому не будет нужно. Скоро приедут два важняка, достанут большой прибор, положат его на твой розыск и чинно отъедут. Пойми, там у них свои игры. Мы тут во что перекидываемся? В дурачка. А там, в главном управлении совсем другие игры. Вот и соображай.
— Все равно не понимаю.
— Потому ты до сих пор и не капитан. Пойми, это с нас, с низов, требуют раскрываемость. А наверху главное — меры. Вспомни, убили в Москве телевизионщика. Как его? Запамятовал. Да и ладно, в конце-концов важна не фамилия. Так вот его убили. И сразу президент шарахнул из главного калибра — скинул с должностей прокурора и начальника УВД. Чтобы все видели — меры приняты решительно и круто. Затем хоть трава не расти. Потому до сих пор неизвестно, кто телевизионщика заказал, кто сделал. Теперь до этого дела всем как до фонаря.
Мудрый по-крестьянски капитан Крылов был недалек от истины.
Когда он строил свои теории в отношении судьбы расследования, полковник Богданов убеждал генерала Волкова не особенно горячиться по поводу того, что случилось с Турчаком.
— Лучше всего, Анатолий Петрович, спустить это дело на тормозах. По тихому. Наследников у Турчака нет, поднимать шум некому. Похороним его с почестями. Произнесем речи…
— В последнее время я перестаю тебя понимать, полковник.
Обращение по званию уже само по себе могло испугать кого угодно. К высшим руководителям управления Волков обращался только по имени и отчеству. Переход на воинские ранги, с которыми связана жесткая вертикаль подчиненности, была свидетельством высшей степени раздражения генерала.
— Убит наш человек. Твой, между прочим, боевой зам. Я не сторонник мести, но прощать кому бы то ни было убийство своих подчиненных не намерен. И то что ты проявляешь бесхребетность там, где следует быть не просто жестким, но даже жестоким, мне не нравится…
— Мне, Анатолий Петрович, не нравится другое. Есть анекдот. Французский генерал из Парижа приехал в Африку инспектировать полк иностранного легиона. Его привезли в пустыню. Там всего две казармы. Генерал удивился и спросил командира полка: «Как же солдаты обходятся без женщин?» — «А вон у нас сарай, там есть верблюдица…» Генерал выслушал объяснение и прошел в сарай. Полковнику с собой войти не разрешил. Через пять минут вышел наружу, застегнул ширинку. Сказал: «В целом ничего, но не удобно». — «Мой генерал, — доложил полковник. — Вы меня не дослушали. На этой верблюдице солдаты по очереди ездят в ближайший публичный дом».
Волков засмеялся.
— Смешно, но в чем мораль?
— В том, что доклады подчиненных даже самые высокие начальники должны дослушивать до конца.
Волков ухмыльнулся.
— Хорошо, француз, говори.
— Скажу, хотя и не очень хочется. Мой боевой зам, как вы сказали, посадил всех нас в выгребную яму. Чем все может кончиться, предсказать не могу…
— Не тяни. — По голосу легко угадывалось, что Волков встревожился.
— Вот, — Богданов вынул из кармана кассету и протянул шефу, — можете послушать.
Волков кассеты не взял. Тогда Богданов положил её на стол.
— Мы пощипали наркопритон в Дегунино. Взяли на горячем. Вышли на хозяина.
— Кто он?
— Некто Лобанов. Альберт Петрович.
— Дальше.
— Дальше взяли под контроль его переговоры. На другой день после операции с Лобановым связался Турчак. Можете послушать.
— Придется.
Волков слушал запись мрачнея на глазах.
— Почему Турчак не знал об операции.
— Я не счел нужным ставить его в известность.
— Почему?
— У меня были подозрения, что Турчак нечист на руку.
— Мне не нравится, полковник, что ты начал играть в самостийность! — Волков резко встал из-за стола и с треском оттолкнул кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48