Изольда старалась кричать, но из этого ничего не получалось: рот был завязан с профессиональной ловкостью.
Лицо закрывал брезент, пропахший бензином. Она ничего не видела, но по звуку лопаты и потому, что на неё начал падать песок, поняла — её будут закапывать.
Изольда забилась, стала выгибать тело и при этом громко мычала.
Алексей отложил лопату, присел на корточки. Отогнул угол брезента, открыл ей лицо.
— Будете говорить?
Она заморгала, показывая согласие.
Алексей развернул брезент, быстро развязал путы и помог ей встать на ноги.
— Пройдем к машине.
Он предупредительно открыл заднюю дверцу.
— Садитесь!
Сам сел рядом. Достал из сумки термос. Отвернул пластмассовую крышку, игравшую роль стаканчика. Налил в него горячий кофе с молоком. Протянул Изольде. Она взяла и стала жадно пить. Испуг ещё не прошел, и зубы постукивали по краю пластмассы.
Алексей потянулся к переднему сидению, взял с него диктофон «Сони». Спросил:
— Начнем беседу?
Изольда кивнула.
Алексей включил запись.
— Откуда у вас столько неучтенного димедрола?
Она поняла — «у вас» не просто вежливое обращение. Спрашивая, он имел в виду не её одну, а всех кто стоял рядом и находился в димедроловом деле.
— Мне его поставляет полковник Голиков…
Дрожа и всхлипывая, она двадцать минут отвечала на вопросы, пока Алексей не сказал:
— Для начала достаточно. Если потребуется еще, я вас найду.
Он вылез из машины и взялся за лопату.
— Зачем вы?! — спросила Изольда испуганно.
Алексей усмехнулся.
— Пейте кофе. Я пока зарою яму. Все же пригородная зона…
* * *
Полковник медицинской службы Игорь Семенович Голиков с ранних лет был человеком предприимчивым. Его инициативу во многом сдерживала только система партийного и государственного контроля, действовавшая при коммунистах.
На медицинских складах армейского резерва, вверенных под командование Голикову, регулярно с удивительной дотошностью проводились ревизии. То наезжали контролеры из управления военного округа, то спецы из центрального военно-медицинского управления, а в довершение всех бед появлялись ищейки из комитета народного контроля. И все старательно рыли запасы, как если бы собирались найти на медицинских складах золото или нефть.
Голиков — человек чуткий на новое. Он мигом понял суть реформ Гайдара, как право разворовывать богатства, созданные общественным трудом, и ворвался в сферу новых экономических отношений яркой искрой, как метеорит врывается в атмосферу. У него было две возможности — сгореть в плотных слоях или благополучно приземлиться и стать богатым. Расчет делалася на второе, и он оправдался.
В условиях, когда началось обвальное сокращение армии, Голиков стал рассматривать медицинские склады, как источник обогащения. Он старательно взвесил и обсчитал все возможности и выбрал оптимальные.
Можно было шарахнуть и увести налево вагон или даже два одноразовых шприцев, а можно обобщить несколько тонн стерильных бинтов, но это казалось Голикову экстенсивным путем. Он предпочитал прогресс и интенсификацию.
Глаз полковника лег на медикаменты. Из них он выбрал димедрол, понтапон, эфедрин. Прежде всего потому, что это лекарства фабричного производства. Во-вторых, товар такого рода предельно портативен, а каждая таблеточка имеет цену. Наконец, в-третьих, сбывать запасы лекарств можно через аптеки. И если даже самая строгая ревизия обнаружит упаковку — две, не проходивших по учету средств, отбрехаться сумеет любой аптекарь.
Чтобы выполнить задуманное, Голикову требовалось отыскать в Москве подходящее складское помещение, куда можно завезти весь товар, который он из армейской собственности перевел в собственность личную. И сразу Голиков вспомнил о Луизе Дрягиной, своей старой подруге, которая заведовала продуктовым магазином.
История их знакомства выглядела довольно странной, хотя и закономерной.
Супруга Голикова Раиса Гавриловна была женщиной своенравной и импульсивной — этакая маленькая обезьянка-мармозетка, со страшненькой мордочкой, резкими ужимками и отвратительным характером. Она без видимых причин то и дело обижалась на мужа, принималась плакать и свое неудовольствие им выражала в отказе Голикову в праве разделить с ней ложе.
Голиков сперва остро переживал такие моменты. Человек темпераментный, бодрый, он не мог подолгу находиться в половом простое и буквально лез на стенку. Однако такое продолжалось недолго. Если какой-то продукт мужик не может получить в одном месте, он ищет его в другом.
И Голиков находил все, чего желал. Он вступал в случайные связи лихо, не оглядываясь, не думая о возможных последствиях.
Должно быть не зря природа наделила самцов обязательным качеством — умением при виде привлекательной самки петушиться, распускать хвост павлином, бить о землю копытом по-жеребячьи. Короче, в любой момент быть готовым покобелировать.
Если нет в мужике этого качества, если близость женщины не вызывает в нем желания надувать зоб и свистеть по-соловьиному, можно прямо говорить: не доложила природа в тесто нужных гормонов, не плеснули в продукт родители доброй закваски.
Короче, такому уникуму единственный путь — в хронические алкаши.
Голиков был мужиком. Не откликнуться на зов женщины, даже если тот громко не звучал, он не мог. Особенно это касалось особ привлекательных.
Голиков оценивал экстерьер встречных дам с одного взгляда. И когда однажды он вышел из хозяйственного магазина на Кутузовском проспекте, то сразу обратил внимание на пышную незнакомку. Та стояла с растерянным видом, так, словно что-то искала.
Голиков оценил её достоинства с первого взгляда.
Явно склонная к полноте, женщина тем не менее не позволяла себе перейти незримую границу, за которой начинается ожирение, и потому была не толстухой, а привлекательной сдобненькой пышечкой. Легкая ткань цветастого летнего платья не могла сдерживать напора пышной груди, и та через все препоны рвалась наружу. Талия не потеряла четкости очертаний и плавными перегибами перетекала в крутые бедра. Из — под подола, опускавшегося пальца на два ниже колен, виднелись ноги — ровные, стройные, при взгляде на которые библейский царь Соломон непременно заметил бы, что они красотой своей похожи на ливанские кедры.
Заметив обращенный на неё взгляд, женщина шагнула к Голикову и сказала:
— Простите, полковник, вы меня не проводите? Здесь рядом. Ко мне пристали хулиганы.
Конечно, Голиков ботинком с металлической подковкой на каблуке по асфальту не заскреб, но глаза его засветились кошачьим хищным блеском — природа, против неё не попрешь!
— С удовольствием.
Он хотел добавить «мадам», но женщина выглядела молодо и не тянула на это слово, а называть её «девушкой» как то принято в магазинах при обращении к продавщицам, не повернулся язык.
— Спасибо. — Глаза женщины осветились радостной улыбкой. — Если можно, я представлюсь.
Она достала из сумочки и протянула ему блестящий квадратик визитной карточки.
Голиков взял её и быстрым взглядом снял информацию.
Луиза ДРЫГИНА
коммерческий директор.
Далее следовали сразу два телефонных номера.
— Благодарю вас, Луиза?…
Он явно вымогал её отчество. Она это поняла и пресекла попытку.
— Для вас я просто Лу. И никаких.
— Спасибо.
Он церемонно склонил голову.
Они вошли в большой двор огромного дома. Миновали арку. И тут из-за угла, слегка покачиваясь — не пьяный вдрызг, но хорошо поддатый, выплыл бугай в кедах на босу ногу и серых зачуханых джинсах. При этом либо его штанцы были слишком короткими, либо он чересчур далеко просунул ноги в штанины, но наружу выглядывали грязные, век немытые щиколотки.
Бугай бросил на Голикова взгляд, но брать его в расчет не стал: подумаешь, хмырь в погонах! Дунь на такого — он от ветра отлетит.
Он глыбой пуза надвинулся на Луизу.
— Ты, сучка! Дай десятку на поправку здоровья.
— Молодой человек!
Ох, что делает с нами деликатность и желание выглядеть джентльменами в любых ситуациях. В другой обстановке Голиков сумел бы произнести слова, которые вмиг помогли бугаю осознать, кто есть кто и с кем лучше не связываться. Но присутствие Луизы не позволило Голикову извлечь острые выражения из ножен армейского лексикона. Он даже не употребил слова «гражданин», которое наверняка было хорошо известно и привычно бугаю, заменил его деликатным «молодой человек».
Должно быть именно такая мягкотелость подвигла бугая на безрассудство.
— А ты чо, старпер? — Бугай расправил плечи, широко развел руки и раскорячил ноги. Так, пугая противников, распушают перья драчливые петухи.
Старпер — это означает «старый пердун». В другом бы случае Голиков отнесся к такому определению снисходительно, с юмором, но в момент, когда рядом стояла женщина, которая ему понравилась и перед которой терять лицо он не собирался, все располагало к иной тактике действий.
Служба военного медика не убила в Голикове его юношеских спортивных наклонностей. Уже будучи офицером, он участвовал в соревнованиях по самбо и получил первый разряд в этом виде спорта. На глаз прикинув возможности и физическое состояние противника, он понял сколько ударов и куда именно надо нанести бугаю, чтобы выключить его из игры.
Однако первым к действиям перешел сам бугай. С неожиданной быстротой он сделал выпад вперед, кулаком целя в лицо Голикову. Он явно старался вложить в удар мощную инерцию своего тяжелого тела.
— Я те, гад!
Легким, казалось не требовавшим усилий разворотом, Голиков ушел от удара и чужой кулак промелькнул в десяти сантиметрах от его головы. Но уйти от нападения — полдела. Второе — выбить противника из игры — было сложнее.
Голиков ударил бугая чуть ниже грудины пальцами, которые сложил как острие пики. Бугай утробно ёкнул, перегнулся пополам и сложился как перочинный ножик. Его широкий небритый затылок с кудряшками сальных волос раскрылся. Ударом ладони, как по бревну, Голиков попытался окончательно сломать бугая. Но тот оказался крепким. Он не упал, а по инерции сделал два шага вперед, распрямился и бросился на Голикова. Тот не ожидал такой быстрой контратаки, но все же успел увернуться. Кулак бугая прошел мимо, однако его толстый корявый ноготь царапнул Голикова по щеке. И тогда последовал решающий удар. Бугай рухнул на землю, как подруленный столб, пропахав физиономией по асфальту. Не оборачиваясь к нему, Голиков взял Луизу под руку.
— Вам куда? — Он проводил её до подъезда.
— Вам надо зайти ко мне, — сказала Луиза и тронула пальцем его щеку. — Этот оглоед поцарапал вас…
Они поднялись в лифте на седьмой этаж и вошли в тесную сумрачную прохожую двухкомнатной квартиры. Закрывая за собой дверь, Луиза вплотную придвинулась к Голикову и коснулась его упругим как мяч животом. Голиков подумал, что ещё полшага, и она вотрет его в стенку, как грузовик оплошавшего пешехода. Тогда он поднял руки и ладонями, сложенными ковшичками, уперся в её могучие груди. Луиза засмеялась глухим клокочущим смехом.
— Что, нравится?
Он не ответил и стал расстегивать перламутровые пуговки на розовой гипюровой блузке. Она чуть отодвинулась, сделав все, чтобы ему было удобней, скосила глаза и наблюдала за его действиями. Пальцы Голикова подрагивали. Он путался в петлях и самое простое дело заставляло его спешить и теряться. Луиза сопела с безучастным видом следя за тем, как с неё одну за другой, будто листья с капусты, сдирались одежки. Голиков тогда ещё не знал, что именно раздевание для Луизы было одним из ритуалов, который заводил её и быстро заставлял балдеть от неутоленных желаний. Особенно долго ему пришлось провозиться с застежкой бюстгальтера. Чтобы добраться до спины, где находилась пряжка, надо было обнять даму, но её габариты оказались столь объемистыми, что рук не хватило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48