Там приобретешь левый товар, в другой раз закосишь несколько миллионов налички от глаз налоговой службы, в третий к тебе на запах шашлычка заглянут и проведут вечерок за закрытой для других дверью областные криминальные авторитеты.
Короче, чтобы вести честный бизнес, одной честности мало. Надо еще уметь вертеться, стоять на ушах, закрывать когда надо глаза и не глядеть туда, куда не надо.
Махнув приветственно рукой Лободе — мол, узнал, как же еще! — хозяин кафе ткнул локтем в бок смазливую официантку — двоюродную сестру жены:
— Рысью, Светка!
И та, понимая, что возникли обстоятельства чрезвычайные, требовавшие быстрой реакции и полного послушания, сверкая ягодицами, лишь наполовину прикрытыми мини-юбкой, на ходу расцвечивая круглую как у колобка физиономию доброжелательной улыбкой, поспешила к гостям.
— Замечаешь? — Спросил Папаверин с торжеством в голосе. — Насколько изменило предпринимательство отношение обслуги к клиентам...
Ручкин скептически ухмыльнулся.
— Просто они тебя бояться, Глеб.
Еда появилась на столе, едва официантка унесла заказ на кухню.
Лобода с аппетитом кидал в рот пельмени. Делал он это неторопливо и со вкусом. Гора дымившейся паром еды быстро убывала с тарелки.
Ручкин с грустью смотрел на капитана. Когда-то он сам был таким едоком — неутолимым, ненасытным, умел и выпить и плотно закусить. Правда, до одурения алкоголем не надирался ни разу, но наедался иной раз до одышки. И вот укатали Сивку крутые горки прожитых лет. Потребности упали, пить он совсем перестал, а ел крайне мало.
Исподлобья бросая взгляды на сотрапезника, Ручкин заметил, что Лобода по мере насыщения утрачивал внешнюю суровость. Заметно подобрел его взгляд, движения стали более плавными.
— Тебя так и продолжают звать Папаверином?
Ручкин задал вопрос с улыбкой, чтобы не обидеть Лободу.
Тот вытер губы салфеткой и подвинул к себе стакан с морсом.
— Все реже и реже. — И пояснил. — Многие наши уже ушли. Сам я стал капитаном. Молодые фамильярничать побаиваются.
С трудом проглотив последний пельмень — оставлять недоеденное на тарелке Ручкин не мог — он потянулся к вазочке с салфетками.
— Один вопрос, Глеб. Не захочешь, не отвечай, но если решишь ответить, то не темни. Мне интересно узнать правду. Идет?
Заходы такого рода обычно пугают тех, кто не желает открываться. Поэтому, задавая вопрос, помимо всего прочего Ручкин хотел понять, насколько Лобода готов к откровенности и в какой мере ему можно верить.
Капитан не выдал ни смущения ни неудовольствия. — Скажу, но с одним условием.
— С каким?
— Мое мнение не тема для обсуждений с кем-то. Вам, Василий Иванович, я доверяю полностью, но с другими этим делиться не стал бы.
Ручкин одобрительно качнул головой.
— Подводить тебя, Глеб, не намерен. Все что здесь говорится — останется между нами. Ты знаешь — я не трепач.
— Василий Иванович, история очень грязная. Мы в нее влипли случайно, но как это для нас обернется — еще не ясно.
— Есть причины тревожиться? .
— Есть. И очень серьезные. — Лобода опять замялся.
Ручкин опустил глаза, чтобы не смущать собеседника внимательностью своего взгляда.
— Не хочешь, не говори.
Лобода засмеялся.
— Нет уж, раз начал — скажу. — Он выпил морс и отставил стакан. — Дело в том, Василий Иванович, что Усачевых убил сын губернатора Немцева. Игорь...
С минуту, а может и дольше, Ручкин сидел, не зная что и сказать.
— Сразил я вас? — Лобода улыбнулся уголками рта.
— Наповал. Как ты на это вышел?
— Работаем. — Лобода слегка рисовался. — В ночь убийства в Ярцево лейтенант Косухин задержал подозрительного человека. Он был так накачан наркотиками, что ничего путного о себе сказать не мог. У него изъяли нож. На лезвии и рукоятке оказалась кровь. На брюках пятна крови и спермы. Документов при себе у задержанного не было. Лейтенант Косухин мужик обстоятельный. Он собрал все вещдоки. Правда, на другой день, когда задержанный пришел в себя, он назвался Игорем Немцевым. Сообщил, что у него угнали машину — джип «Гранд-чероки». Самого его отпустили. А тут участковый лейтенант Борисов допросил путевого обходчика Рогозина. Тот видел ночью в день убийства черный джип у дома Усачевых. Запомнил часть госномера. Рапорт об этом направил на имя начальника райотдела. Расследование поручили мне. И вдруг все закрутилось...
— Что именно?
— К вечеру прилетели орлы из города. Следователь прокуратуры Волобуев. Майор Дрягин из УВД. Предъявили приказ. Дело у нас изъяли.
— И розыскные материалы?
— Не до того им было. Да и не думали они, что у нас уже что-то собралось.
Почувствовав, что удача возможно где-то рядом, Ручкин побоялся преждевременно возрадоваться и проявить свои чувства открыто. Спросил осторожно, нащупывающе :
— Что-нибудь сохранилось?
— Все. Я такие вещи не выкидаю .
— Познакомишь?
— Ох, Василий Иванович, оторвут мне голову...
— Зачем тогда хранишь?
— Затем и храню, чтобы не оторвали.
— Ладно, мое слово — тебя не подставлю.
— Добро, пошли ко мне.
Через полчаса Ручкин уже просматривал бумажки, собранные Лободой -копию рапорта участкового милиционера Борисова начальнику райотдела, рапорт лейтенанта Косухина об обстоятельствах задержания наркомана Немцева, опись вещей, изъятых при задержании, сообщение об обнаружении на территории Лужнецкого района автомашины «Гранд-чероки».
Привлекла внимание Ручкина справка, оказавшаяся в той же папке. Он взял в руки пожелтевшую четвертушку листа дешевой бумаги, забитую слепым типографским шрифтом, с графами, заполненными шариковой авторучкой.
ТРЕБОВАНИЕ
в оперативно— справочный отдел
Фамилия: Немцев Игорь Леонидович
Родился: 10 июня 1979 года в г. Зеленоборске
Чем вызвана проверка: задержание по подозрению
в совершении преступления
Какая нужна справка: о приводах и судимости.
На обороте листка (экономия бумаги!) бледными синими чернилами была сделана запись:
«Немцев Игорь Леонидович 1979 г.р. в январе 1992 г. находился под следствием по обвинению по ст. 112 УК РСФСР „Умышленное легкое телесное повреждение и побои“. В феврале уголовное дело прекращено по основаниям, указанным в ст. 52 УК РСФСР и ст. 9 УПК РСФСР с передачей на поруки»
Завиток неразборчивой подписи скрепляла круглая печать. Ручкин положил листок на широкую ладонь:
— Весомая штучка. Одно удивляет, как такое сохранилось в архивах?
Лобода пожал плечами.
— Забыли изъять. А папаша не догадался, что такие штучки существуют...
* * *
Другой день Ручкин отдал поискам Игоря Немцева. Ему хотелось хотя бы издали посмотреть на человека, чья вина перекладывалась на плечи Вадима Васильева. И не потому что тот был его племянником, а лишь из-за стремления дознаться до правды и попытаться восстановить справедливость.
Поиски Немцева Ручкин начал возле дома, где проживала губернаторская семья. Он потолкался среди молодых парней, бездельничавших на скамейке под солнышком. Некоторые из них были под «балдой», но не очень сильной. Отсутствие денег заставляло «лизать по слабенькой» — принимать самые дешевые препараты, которые умеренно грузят голову дурью и несильно опустошают карманы.
Удалось выяснить, что никто Игоря уже несколько дней не видел, а где он могли знать только некие Шах и Ирек. При этом Шах — крутой, его просто так не найдешь. А вот Ирек — шестерка без прикупа, и его всегда можно встретить на «пятачке» автовокзала, где тот промышлял «мелким бизнесом». Как Ручкин понял сие определение обозначало розничную торговлю наркотиками
Потолкавшись на автовокзале минут двадцать, Ручкин обнаружил парня, который походил описанного ему человека.
Ирек!
Пацан был тощенький, хлипкий, и когда Ручкин сжал его плечо крепкой еще клешней, тот жалобно пискнул.
— Больно!
— Да ну? — Ручкин изобразил удивление, но плеча не выпустил. Шустрый малый мог рвануться и убежать. Догнать его шансов было мало, а искать заново означало терять массу времени. — Будет еще больнее. Где мне найти Игоря Немца?
— Я его не видел с того дня.
— С какого «с того»?
— Какая разница? Сказано — давно не видел и все.
Ирек пытался освободиться, но чужая рука держала крепко.
— Уверен, знаешь. — Ручкин посильнее сжал пальцы. — Где Игорь?
— Отпусти.
— Скажешь и катись куда хочешь.
— Нету Немца. — В голосе Ирека заиграло торжество: вот, мол, тебе, старик! Ищи ветра в поле.
— Что значит нет?
Ирек уже понял — крутому деду нужен вовсе не он, а значит бояться нечего. Раз так, его все равно отпустят.
— А то. Его в солдаты запятили. Повестка, ложка, вилка и ать-два, левой!
От такого сообщения Ручкин слегка опешил.
— Свистишь?
— Правду говорю, век свободы не видать...
— Куда вызвали? В военкомат?
— Не, прямо на сборный пункт.
Новость была интересной, хотя ход, который прочитывался в ней, выглядел примитивным.
Ладно, решил Ручкин, разберемся.
* * *
Сборный пункт областного военкомата, куда со всей области свозили призывников перед отправкой на армейскую службу, являл собой нечто среднее между казармой дисциплинарного батальона и обычной пересыльной тюрьмой.
Два больших пятиэтажных здания с прочными решетками на окнах по периметру окружал забор. Он предназначался для того, чтобы ограждать строгий армейский быт и порядок от тлетворного влияния окружающей городской среды.
Бетонные плиты, снаружи покрашенные охрой говнистого цвета, достигали высоты трех метров. Поверху для надежности по забору вилась спираль Бруно — колючая проволока, способная разрезать мясо до самой кости.
Через проходную, которую охранял караульный, войти на территорию и покинуть ее можно было только по пропуску.
Жизнь, если судить о ней по звукам, которые доносились из-за забора, в небольшом гарнизоне била большим ключом.
— И-раз! И-раз! Левой! Левой! Ать! Ать! Ать-два!
Пушечно ухавший голос учил новобранцев азам строевой подготовки. Здесь, на сборном пункте их натаскивали печатать шаг, тянуть носок, громко шлепать подошвой по утрамбованному солдатскими ботинками плацу.
Иногда из-за забора из самого дальнего угла территории доносились скорбные слова надгробной речи: — Мы прощаемся с тобой, наш дорогой боевой товарищ, и перед открытой могилой торжественно обещаем, что никогда не забудем ни тебя, ни день твоих похорон...
Потом слышался шорох лопат и хруст песка, сыпавшегося в могилу.
У человека неискушенного от ужаса мог пробежать мороз по коже — сколько же их бедных, лопоухих и тонконогих умирает за этим проклятым забором, если похороны случаются не реже двух раз в неделю?
Однако действительность была не так уж мрачна, и пугаться ее не следовало. В дальнем углу за забором у кустов пыльной бузины находилась могила, в которой по армейскому обряду погребали «бычки». И происходили эти похороны по одной и той же отработанной опытом схеме.
Вся территория сборного пункта была разбита на участки, которые закреплялись за командами призывников. Иногда, проходя по участку, кто-то из офицеров находил на земле брошенный нерадивым призывником окурок, в просторечии — «бычок». Тут же гремел раздраженный командирский голос:
— Старшина!!!
На зов мгновенно являлся прапорщик, краснолицый, строгий, исполнительный.
— Э-т-то что?!
Голос командира возбуждал в душе прапорщика могучие биотоки. Лицо из красного превращалось в фиолетовое. Голос ревел как сирена пожарной машины, несшейся по тревожному вызову.
— Р-р-рота, строиться!
Топотали ноги защитников демократии, еще не осознавших величия своего призвания и потому бросавших окурки где попало, а не там, где это положено делать человеку, носящему на законном основании военную форму. На плацу в месте, указанном старшиной, солдатики становились в шеренгу.
— Взять лопаты! Принести гроб!
Специально отряженные новобранцы волокли с хоздвора огромный тяжелый ящик, наспех сколоченный из толстых сосновых плах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Короче, чтобы вести честный бизнес, одной честности мало. Надо еще уметь вертеться, стоять на ушах, закрывать когда надо глаза и не глядеть туда, куда не надо.
Махнув приветственно рукой Лободе — мол, узнал, как же еще! — хозяин кафе ткнул локтем в бок смазливую официантку — двоюродную сестру жены:
— Рысью, Светка!
И та, понимая, что возникли обстоятельства чрезвычайные, требовавшие быстрой реакции и полного послушания, сверкая ягодицами, лишь наполовину прикрытыми мини-юбкой, на ходу расцвечивая круглую как у колобка физиономию доброжелательной улыбкой, поспешила к гостям.
— Замечаешь? — Спросил Папаверин с торжеством в голосе. — Насколько изменило предпринимательство отношение обслуги к клиентам...
Ручкин скептически ухмыльнулся.
— Просто они тебя бояться, Глеб.
Еда появилась на столе, едва официантка унесла заказ на кухню.
Лобода с аппетитом кидал в рот пельмени. Делал он это неторопливо и со вкусом. Гора дымившейся паром еды быстро убывала с тарелки.
Ручкин с грустью смотрел на капитана. Когда-то он сам был таким едоком — неутолимым, ненасытным, умел и выпить и плотно закусить. Правда, до одурения алкоголем не надирался ни разу, но наедался иной раз до одышки. И вот укатали Сивку крутые горки прожитых лет. Потребности упали, пить он совсем перестал, а ел крайне мало.
Исподлобья бросая взгляды на сотрапезника, Ручкин заметил, что Лобода по мере насыщения утрачивал внешнюю суровость. Заметно подобрел его взгляд, движения стали более плавными.
— Тебя так и продолжают звать Папаверином?
Ручкин задал вопрос с улыбкой, чтобы не обидеть Лободу.
Тот вытер губы салфеткой и подвинул к себе стакан с морсом.
— Все реже и реже. — И пояснил. — Многие наши уже ушли. Сам я стал капитаном. Молодые фамильярничать побаиваются.
С трудом проглотив последний пельмень — оставлять недоеденное на тарелке Ручкин не мог — он потянулся к вазочке с салфетками.
— Один вопрос, Глеб. Не захочешь, не отвечай, но если решишь ответить, то не темни. Мне интересно узнать правду. Идет?
Заходы такого рода обычно пугают тех, кто не желает открываться. Поэтому, задавая вопрос, помимо всего прочего Ручкин хотел понять, насколько Лобода готов к откровенности и в какой мере ему можно верить.
Капитан не выдал ни смущения ни неудовольствия. — Скажу, но с одним условием.
— С каким?
— Мое мнение не тема для обсуждений с кем-то. Вам, Василий Иванович, я доверяю полностью, но с другими этим делиться не стал бы.
Ручкин одобрительно качнул головой.
— Подводить тебя, Глеб, не намерен. Все что здесь говорится — останется между нами. Ты знаешь — я не трепач.
— Василий Иванович, история очень грязная. Мы в нее влипли случайно, но как это для нас обернется — еще не ясно.
— Есть причины тревожиться? .
— Есть. И очень серьезные. — Лобода опять замялся.
Ручкин опустил глаза, чтобы не смущать собеседника внимательностью своего взгляда.
— Не хочешь, не говори.
Лобода засмеялся.
— Нет уж, раз начал — скажу. — Он выпил морс и отставил стакан. — Дело в том, Василий Иванович, что Усачевых убил сын губернатора Немцева. Игорь...
С минуту, а может и дольше, Ручкин сидел, не зная что и сказать.
— Сразил я вас? — Лобода улыбнулся уголками рта.
— Наповал. Как ты на это вышел?
— Работаем. — Лобода слегка рисовался. — В ночь убийства в Ярцево лейтенант Косухин задержал подозрительного человека. Он был так накачан наркотиками, что ничего путного о себе сказать не мог. У него изъяли нож. На лезвии и рукоятке оказалась кровь. На брюках пятна крови и спермы. Документов при себе у задержанного не было. Лейтенант Косухин мужик обстоятельный. Он собрал все вещдоки. Правда, на другой день, когда задержанный пришел в себя, он назвался Игорем Немцевым. Сообщил, что у него угнали машину — джип «Гранд-чероки». Самого его отпустили. А тут участковый лейтенант Борисов допросил путевого обходчика Рогозина. Тот видел ночью в день убийства черный джип у дома Усачевых. Запомнил часть госномера. Рапорт об этом направил на имя начальника райотдела. Расследование поручили мне. И вдруг все закрутилось...
— Что именно?
— К вечеру прилетели орлы из города. Следователь прокуратуры Волобуев. Майор Дрягин из УВД. Предъявили приказ. Дело у нас изъяли.
— И розыскные материалы?
— Не до того им было. Да и не думали они, что у нас уже что-то собралось.
Почувствовав, что удача возможно где-то рядом, Ручкин побоялся преждевременно возрадоваться и проявить свои чувства открыто. Спросил осторожно, нащупывающе :
— Что-нибудь сохранилось?
— Все. Я такие вещи не выкидаю .
— Познакомишь?
— Ох, Василий Иванович, оторвут мне голову...
— Зачем тогда хранишь?
— Затем и храню, чтобы не оторвали.
— Ладно, мое слово — тебя не подставлю.
— Добро, пошли ко мне.
Через полчаса Ручкин уже просматривал бумажки, собранные Лободой -копию рапорта участкового милиционера Борисова начальнику райотдела, рапорт лейтенанта Косухина об обстоятельствах задержания наркомана Немцева, опись вещей, изъятых при задержании, сообщение об обнаружении на территории Лужнецкого района автомашины «Гранд-чероки».
Привлекла внимание Ручкина справка, оказавшаяся в той же папке. Он взял в руки пожелтевшую четвертушку листа дешевой бумаги, забитую слепым типографским шрифтом, с графами, заполненными шариковой авторучкой.
ТРЕБОВАНИЕ
в оперативно— справочный отдел
Фамилия: Немцев Игорь Леонидович
Родился: 10 июня 1979 года в г. Зеленоборске
Чем вызвана проверка: задержание по подозрению
в совершении преступления
Какая нужна справка: о приводах и судимости.
На обороте листка (экономия бумаги!) бледными синими чернилами была сделана запись:
«Немцев Игорь Леонидович 1979 г.р. в январе 1992 г. находился под следствием по обвинению по ст. 112 УК РСФСР „Умышленное легкое телесное повреждение и побои“. В феврале уголовное дело прекращено по основаниям, указанным в ст. 52 УК РСФСР и ст. 9 УПК РСФСР с передачей на поруки»
Завиток неразборчивой подписи скрепляла круглая печать. Ручкин положил листок на широкую ладонь:
— Весомая штучка. Одно удивляет, как такое сохранилось в архивах?
Лобода пожал плечами.
— Забыли изъять. А папаша не догадался, что такие штучки существуют...
* * *
Другой день Ручкин отдал поискам Игоря Немцева. Ему хотелось хотя бы издали посмотреть на человека, чья вина перекладывалась на плечи Вадима Васильева. И не потому что тот был его племянником, а лишь из-за стремления дознаться до правды и попытаться восстановить справедливость.
Поиски Немцева Ручкин начал возле дома, где проживала губернаторская семья. Он потолкался среди молодых парней, бездельничавших на скамейке под солнышком. Некоторые из них были под «балдой», но не очень сильной. Отсутствие денег заставляло «лизать по слабенькой» — принимать самые дешевые препараты, которые умеренно грузят голову дурью и несильно опустошают карманы.
Удалось выяснить, что никто Игоря уже несколько дней не видел, а где он могли знать только некие Шах и Ирек. При этом Шах — крутой, его просто так не найдешь. А вот Ирек — шестерка без прикупа, и его всегда можно встретить на «пятачке» автовокзала, где тот промышлял «мелким бизнесом». Как Ручкин понял сие определение обозначало розничную торговлю наркотиками
Потолкавшись на автовокзале минут двадцать, Ручкин обнаружил парня, который походил описанного ему человека.
Ирек!
Пацан был тощенький, хлипкий, и когда Ручкин сжал его плечо крепкой еще клешней, тот жалобно пискнул.
— Больно!
— Да ну? — Ручкин изобразил удивление, но плеча не выпустил. Шустрый малый мог рвануться и убежать. Догнать его шансов было мало, а искать заново означало терять массу времени. — Будет еще больнее. Где мне найти Игоря Немца?
— Я его не видел с того дня.
— С какого «с того»?
— Какая разница? Сказано — давно не видел и все.
Ирек пытался освободиться, но чужая рука держала крепко.
— Уверен, знаешь. — Ручкин посильнее сжал пальцы. — Где Игорь?
— Отпусти.
— Скажешь и катись куда хочешь.
— Нету Немца. — В голосе Ирека заиграло торжество: вот, мол, тебе, старик! Ищи ветра в поле.
— Что значит нет?
Ирек уже понял — крутому деду нужен вовсе не он, а значит бояться нечего. Раз так, его все равно отпустят.
— А то. Его в солдаты запятили. Повестка, ложка, вилка и ать-два, левой!
От такого сообщения Ручкин слегка опешил.
— Свистишь?
— Правду говорю, век свободы не видать...
— Куда вызвали? В военкомат?
— Не, прямо на сборный пункт.
Новость была интересной, хотя ход, который прочитывался в ней, выглядел примитивным.
Ладно, решил Ручкин, разберемся.
* * *
Сборный пункт областного военкомата, куда со всей области свозили призывников перед отправкой на армейскую службу, являл собой нечто среднее между казармой дисциплинарного батальона и обычной пересыльной тюрьмой.
Два больших пятиэтажных здания с прочными решетками на окнах по периметру окружал забор. Он предназначался для того, чтобы ограждать строгий армейский быт и порядок от тлетворного влияния окружающей городской среды.
Бетонные плиты, снаружи покрашенные охрой говнистого цвета, достигали высоты трех метров. Поверху для надежности по забору вилась спираль Бруно — колючая проволока, способная разрезать мясо до самой кости.
Через проходную, которую охранял караульный, войти на территорию и покинуть ее можно было только по пропуску.
Жизнь, если судить о ней по звукам, которые доносились из-за забора, в небольшом гарнизоне била большим ключом.
— И-раз! И-раз! Левой! Левой! Ать! Ать! Ать-два!
Пушечно ухавший голос учил новобранцев азам строевой подготовки. Здесь, на сборном пункте их натаскивали печатать шаг, тянуть носок, громко шлепать подошвой по утрамбованному солдатскими ботинками плацу.
Иногда из-за забора из самого дальнего угла территории доносились скорбные слова надгробной речи: — Мы прощаемся с тобой, наш дорогой боевой товарищ, и перед открытой могилой торжественно обещаем, что никогда не забудем ни тебя, ни день твоих похорон...
Потом слышался шорох лопат и хруст песка, сыпавшегося в могилу.
У человека неискушенного от ужаса мог пробежать мороз по коже — сколько же их бедных, лопоухих и тонконогих умирает за этим проклятым забором, если похороны случаются не реже двух раз в неделю?
Однако действительность была не так уж мрачна, и пугаться ее не следовало. В дальнем углу за забором у кустов пыльной бузины находилась могила, в которой по армейскому обряду погребали «бычки». И происходили эти похороны по одной и той же отработанной опытом схеме.
Вся территория сборного пункта была разбита на участки, которые закреплялись за командами призывников. Иногда, проходя по участку, кто-то из офицеров находил на земле брошенный нерадивым призывником окурок, в просторечии — «бычок». Тут же гремел раздраженный командирский голос:
— Старшина!!!
На зов мгновенно являлся прапорщик, краснолицый, строгий, исполнительный.
— Э-т-то что?!
Голос командира возбуждал в душе прапорщика могучие биотоки. Лицо из красного превращалось в фиолетовое. Голос ревел как сирена пожарной машины, несшейся по тревожному вызову.
— Р-р-рота, строиться!
Топотали ноги защитников демократии, еще не осознавших величия своего призвания и потому бросавших окурки где попало, а не там, где это положено делать человеку, носящему на законном основании военную форму. На плацу в месте, указанном старшиной, солдатики становились в шеренгу.
— Взять лопаты! Принести гроб!
Специально отряженные новобранцы волокли с хоздвора огромный тяжелый ящик, наспех сколоченный из толстых сосновых плах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22