— показания милиционеров;
— показания свидетелей;
— протоколы осмотра и изъятия;
— протоколы допроса и очных ставок.
Таким образом, следствие приходит к выводу о достаточности фактов, свидетельствующих о вине обвиняемого в совершении преступления."
Немцев в очередной раз снял очки. Устало потер переносицу. Посмотрел на прокурора.
— Вроде бы ничего, но все же о несогласии обвиняемого лучше умолчать.
— Нельзя. — Прокурор решил стоять насмерть. — Это таит в себе немало подводных рифов.
— Тоже мне, флотоводец! Рифы. Еще скажи «кильватер». — Немцев нажал кнопку вызова на панели переговорника. — Илья, загляни ко мне.
Через минуту дверь бесшумно открылась, и в кабинет тихой мышью проскользнул Илья Ефимович Гусман — юридический советник Немцева.
При невзрачной внешности — пузатенькая груша на тонких ножках с сияющей лысой головой — он отличался удивительно острым умом, умел блестяще вести полемику, мгновенно схватывал самые слабые места в аргументации оппонентов и безжалостно потрошил их. С подачи Гусмана Немцев ухитрялся обходить самые сложные препятствия на своем пути и весьма ценил советы «юридического крючка».
Гусман вел осторожную политику — старался не лезть на глаза, всегда держался в тени и потому о его влиянии на решения губернатора знал крайне ограниченный круг лиц. Однажды ко дню рождения Гусмана Немцев подарил ему визитную карточку, тиснутую на золотой фольге: «Илья Ефимович Гусман, умный еврей при губернаторе».
Гусман, оставшись с Немцевым с глазу на глаз, визитку вернул:
— Мне лестно получить такую оценку, Леонид Викторович. Но в тексте серьезная ошибка. Надо бы написать «старательный еврей при умном губернаторе». Иначе мы оба оказываемся в неловком положении.
Немцев по достоинству оценил такт своего юриста и убрал золотую карточку в сейф.
— Слушаю вас, Леонид Викторович. — Гусман вежливо склонил зеркальную голову к плечу.
— Взгляни. — Немцев подвинул к нему обвинительное заключение.
— Как тебе понравится этот абзац?
Гусман пробежал взглядом по строкам, в которые упирался палец
губернатора. Повернулся к прокурору. Спросил:
— Обвиняемый так и не признался?
Прокурор утвердительно кивнул.
— Нет.
Гусман посмотрел шефу в глаза.
— Тогда это сильный ход, Леонид Викторович. Если на процессе подсудимый заявит, что не признавал и не признает за собой вины, то протоколы только подтвердят объективность следствия. И перед судом встанет задача исследовать не столько версию подсудимого, сколько доказательства его вины, собранные в ходе расследования.
— Хорошо, — Немцев давал задний ход, но старался, чтобы это не поняли, как капитуляцию.

* * *
Ручкин искал Игоря Немцева, который в городе не появлялся. Сделав несколько неудачных попыток, обратился за помощью к участковому инспектору Геннадию Жерехову. На его участке кучковались представители самых разных неформальных молодежных групп, и был шанс среди них найти таких, кто знал о том, куда исчез Немцев.
Поразмышляв, Жерехов сказал:
— Я вам, Василий Иванович, устрою встречу с дружинником.
— Не стоило бы привлекать к моему делу общественность, — вяло возразил Ручкин.
— Не, это не то, что вы подумали. У меня общественность иного рода.
— Куда денешься, надо так надо.
Жерехов привел Ручкина на бульвар Федерации, они сели на скамейку и стали ждать. В пустых разговорах прошло минут двадцать. Наконец участковый оживился.
Штурмбанфюрер, подойди! — Жерехов помахал проходившему мимо парню рукой.
Длинный как жердь, на взгляд возрастом не более шестнадцати лет, в черной рубашке, перепоясанной офицерским широким ремнем, с портупеей через плечо, с длинной огуречной башкой, обритой наголо, парень подошел к ним.
— Чево?
— Вот с тобой человек поговорить хочет. — Жерехов кивнул на Ручкина. — Хороший мужик. Мой друган. Понял?
—Ну.
Парень присел на край скамейки так, словно собирался тут же вскочить с нее и бежать. Шмыгнул носом, подхватывая соплю.
— Чево надо?
Ручкин смотрел на него с интересом.
— Так ты что, немец?
— Не, — парень снова шмыгнул носом, — русский.
— А почему штурмбанфюрер?
— Это он капитан шутит. Я только гауптштурм...
— Ну, тогда конечно. — Ручкин покачал головой, хотя сам в рангах эсэсовских чинов не разбирался. — Ты прости, я от жизни отстал, не все теперь понимаю.
Гауптштурмфюрер удовлетворенно шмыгнул и потер по носом пальцем.
Они помолчали.
— Закуришь? — Жерехов прервал затянувшуюся паузу и потянул парню сигареты.
— Не-е, — отказался тот. — Мы курение не обожаем.
— У вас и программа есть? — Ручкин спросил и деланно зевнул. Ему не хотелось, чтобы парень испугался его любопытства.
— Железно.
— И какая, коли не секрет?
— Много всего.
— Хорошо, с кем вы ведете борьбу?
— Много всяких.
— Ладно, с кем все же в первую очередь?
— В первую? Жидов бьем. Черных...
— Негров, выходит? Много их для вас привозят сюда из Африки? Парень уловил насмешку, насупился.
— Зачем с Африки? Здесь своих черных хватает.
— Что-то не встречал.
— Плохо смотрите. Вон сколько базарджанцев развелось вокруг: бить и бить.
— Каждый день бьете?
— Не, получим команду — тогда.
— Ладно, оставим базарджанцев. Ты Игоря Немцева знаешь?
— Вроде...
Гауптштурмфюрер бросил испытующий взгляд на Жерехова. Тот молча кивнул, мол, не пугайся, можно говорить.
— Он тоже ваш?
— Он? — Парень посмотрел на Ручкина пристально, стараясь понять шутит тот или задал вопрос из неразумения. Убедился, что никакой подначки нет. Ответил со злостью. — Нет, он из «новых русских». Мы таких тоже давить будем.
— Круче вас?
— Мы не преступники. Мы за то, чтобы в стране была власть.
— Ясно, гауптман. И еще один вопрос. Этот самый Игорь Немцев исчез. Был и вдруг испарился. Можно его как-то найти? Я думаю, далеко он не отбежал. А вот милиция, — Ручкин кивнул в сторону Жерехова, — искать его не берется.
Парень подумал. Посмотрел на капитана. Тот качнул головой, показывая согласие.
— Можем, — сказал парень. — Два дня не больше.
— Даже так? — Ручкин удивленно приподнял брови. — Круто у вас.
— Как есть. — Парень встал. — Я могу идти?
Когда он ушел, Ручкин вопросительно посмотрел на Жерехова.
— Слушай, это не розыгрыш?
— С какой стати, Василий Иванович? С кем-то я мог и пошутить, но не с вами.
— Хорошо, допустим. И все же трудно представить: по нашему городу шастают штурмбанфюреры.
Жерехов промолчал.
— Почему их не разгоняют?
— Они официально зарегистрированы как общественная организация. Социал-националисты. На выборах поддержали кандидатуру президента Ельцина. У кого после этого на них поднимется рука?
— А фашистская форма?
— Что форма, Василий Иванович? В Москве один мудель отрастил сталинские усы, надел форму генералиссимуса, и никто его не трогает. Больше того, телевизионщики тянутся к нему, как мухи к меду. Одно слово: демократия.
— Ты часто с этими наци контактируешь?
— Приходится.
— И есть толк?
— Оперативная информация. Очень быстрая и точная. У тебя два дня на проверку. Увидишь сам.
Ручкин увидел. Уже к вечеру следующего дня Жерехов позвонил ему и назвал адрес: Дачный поселок Бирюзовый. Солнечная аллея. Участок 10.
В тот же вечер Ручкин пришел к соседу Игнату Медведеву. Кадровый рабочий оборонного завода «Искра» он считался специалистом высокой пробы, имел орден «Трудовой славы» и медаль «Ветеран труда». В последние годы, когда прожить на пенсию стало трудно, Медведев, по слухам, приторговывал оружием. Именно за этим и явился к нему Ручкин.
— Игнат Кононович, — Ручкин взял быка за рога прямо с порога, — бандура нужна. — Он многозначительно помолчал, но тут же, чтобы сделать просьбу более понятой, пошевелил указательным пальцем, словно нажимал на спусковой крючок пистолета и сказал: — Пу-пу!
Медведев призадумался. Черт его знает, стоит ли помогать мужику или нет? С одной стороны сосед — старый знакомый, в лапоть ни разу гвоздей не подкладывал, но с другой — бывший мент; кто их знает, может они присягают до гробовой доски не пущать и тащить. В конце концов решил рискнуть: дело денежное, почему не попробовать?
— Бандуру можно сыскать. Можно. — Медведев возвел глаза к небу. — Но без струн... Этого нет.
— Пойдет, — сказал Ручкин, — доставай. Заодно, если сумеешь, лимончик к чаю...
Теперь Медведеву пояснений не требовалось. Он и без того понял — сосед вооружается. Но с вопросами лезть не стал. Не дело торговца выяснять что намерен покупатель делать с лимоном и бандурой — сок выжимать под музыку или натюрморт в хате собрался вывесить. Чужими хлопотами только дураки себя озабочивают.
Медведев кивнул, обозначая согласие.
— Ящик лимонов не обещаю, но твою потребность закроем.
Парализатор-электрошок американского производства «Сандер» с силой разряда в восемьдесят тысяч вольт Ручкин купил на толкучке у торговца бытовыми электротоварами...

* * *
Из-за крутого поворота на Солнечную аллею дачного поселка Бирюзовый выкатился «Гранд-чероки», сверкавший мокрым стеклянным блеском обсидиана. Ручкин уже начал беспокоиться, что в этот вечер у дачи хозяева не появятся, но ему повезло.
Даже не глядя на номер, он понял — это они.
Чтобы не попасть на глаза приехавшим, отступил в тень за ствол старого вяза.
Из-за руля вылез рослый парень в джинсах и черной рубахе с ярким изображением дракона на груди. Повернулся к машине, что-то сказал. Послышался смех.
«Веселятся, суки», — подумал Ручкин. Он не злился, лишь констатировал факт.
Парень прошел к воротам, открыл ключом запор, распахнул створки. Возвращаясь к машине, споткнулся и едва устоял на ногах.
«А он поддатый», — подумал с удивлением Ручкин. Пьяный за рулем — вообще-то не новость, но чтобы нажраться и ездить по городу, когда обстоятельства вынуждают тихо сидеть в норе, — это уже отягчающее обстоятельство. Машина въехала на территорию дачи. Парень вернулся к воротам и запер их. Теперь Ручкин разглядел его и понял: то был знаменитый Шах, о котором ему столько рассказывали.
Машина проехала к коттеджу, остановилась. Погас свет фар.
Ручкин вышел из укрытия, пересек улицу и пошел вдоль забора, огораживавшего губернаторский участок, к месту, которое заранее выбрал для проникновения внутрь. Здесь у самой ограды росла старая липа.
Схватившись за нижний сук, Ручкин поднатужился, подтянулся и забрался на дерево. Спустился на землю уже на другой стороне забора прямо в кусты малины. Уколол палец. Подумал, что было бы хуже, если там росла ежевика.
Собак на даче не было. Ротвейлера Дикки увезла в город сиятельная Ангелина Михайловна.
По дорожке, держась в тени посадки облепихи, Ручкин прошел к коттеджу. Из открытого окна второго этажа доносился смех.
Ручкин прислушался, стараясь понять, сколько человек собралось в доме. Разобрался довольно быстро. Он хорошо различал голос Шаха, гнусавое бормотание Игоря и пьяное женское хихиканье. Скорее всего с парнями приехала шалава Лада.
Выждав, как ему показалось нужное время, Ручкин обошел коттедж и остановился у двери черного хода, которая вела в подвал и на первый этаж — в кухню.
Достал отмычку. Стараясь не греметь, сунул ее в скважину внутреннего замка. Неторопливо покачал, нашел зацепку в запирающем механизме, надавил, повернул.
Замок щелкнул, уступая его настойчивости и опыту. Дверь открылась без скрипа.
По узкому коридору, минуя кухню, Ручкин проник в холл. Не входя, постоял за косяком. Прислушался. Было тихо. Помещение освещалось только светом, который падал в широкие окна.
Крутая деревянная лестница вела на второй этаж.
Ступени ужасающе скрипели. Ручкин не знал теории губернатора о дереве живом и мертвом, потому злился на скрип и беззвучно произносил слова, по смыслу и звучанию подходившие к месту.
Чтобы уменьшить скрип, приходилось ставить ноги на края ступеней, в места, где они крепились к балкам лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22