И вот спросите китайца о том, какая будет завтра погода? Наверняка один обидится, другой насторожится. Может быть, вы намекаете, что видите в них лягушку?
— Ну, брат, — выдохнул изумленно Курков. — Поистине век живи, век глупым будешь… А все же, какую опасность ты сам улавливаешь в вопросе о возрасте?
— Какую? Да может, вы решили, что у Мансура ума маловато, что он чего-то не заметил в разговоре с вами. Вот он и насторожился.
— Чем дальше в лес, тем больше убеждаюсь: Восток — дело тонкое. Как же тогда мне следовало спросить его о возрасте?
— Прежде всего, товарищ капитан, надо иметь в виду: любопытство на Востоке не в почете. А если уж спрашивать о чем-то, то лучше делать вид, будто подтверждаете свои мысли. Например, вы видите: Мансур не стар. Совсем не стар. Значит, можно было сказать: «Воистину не седины делают человека мудрым, а один лишь ум. — И потом спросить: — Сколько вам лет, уважаемый Мансур?» Ему бы на такой вопрос одно удовольствие ответить.
— Слушай, Кадыржон! Мудрый наставник — счастье для учеников. Откуда в тебе столько понимания?
— Я сам человек Востока.
— Тогда откуда ты такой появился в роте?
— Пути воинов, товарищ капитан, размечены в книге судеб Генерального штаба. Пришла в округ разнарядка, и ноги мои вступили в стремя боевой жизни.
— Плохо, брат, с тобой обошлись. Будь моя власть, я бы тебе дал лейтенанта и работу по плечу.
— Спасибо, но, видать, нет в таких людях, как я, потребности. Разве в министерстве знают, на каких языках говорят в Афганистане? Или об этом знает майор в военкомате, который все твердил: «И на грудь четвертого человека коси глаз!»
— Все, Кадыржон, пора отдыхать… Да, кстати, какой у нас нынче месяц?
— Смотря для кого. По нашему календарю — июль. Для пухтунов — конец чунгаша, начало змарая. Для тех, кто говорит на дари, — саратан, за которым последует асад. Это значит, как говорят астрономы, что солнце переходит из созвездия Рака в созвездие Льва.
— Ну, брат, — сказал Курков, — ты сегодня буквально растешь в моих глазах. Встань вон на табуретку, я хоть раз взгляну на тебя снизу вверх.
— Рад стараться, — ответил Кадыржон с той же долей иронии. — Но на табуретку не надо.
— Молодец! — похвалил капитан. — Скромность присуща льву. Как там у нас теперь лев зовется? Бабр? Верно? Но учти, скидок на твою гениальность не будет. Подавать в трудный момент команду «ослов и ученых на середину» у меня нет возможности. Поэтому завтра с утра займемся боевой подготовкой.
7
С высоты безлесого кряжа — вокруг только голые камни и бурая чешуйчатая щебенка в осыпях — перед наемниками открылась узкая лощина. Она тянулась с востока на запад, угрюмая, неприветливая. По обеим сторонам быстрого потока к кручам тесно лепились серые, как гнезда ласточек, домики кишлака. На всем здесь лежала печать уныния и бедности. Лишь на узкой полоске намытой водой земли стояли два дома побогаче — их окружали небольшие сады.
— Мы пришли, господа, — объявил доверенный мистера Сингха проводник Аманулла, который сопровождал наемников. — Слава аллаху, охранившему нас в пути!
Группа втянулась на узкую, едва заметную тропу, петлями упавшую на крутой склон. Но только через час утомительного спуска они достигли цели, казавшейся столь близкой.
Несколько раз путников останавливали гортанные окрики караульных. Аманулла тут же отвечал на них, выкрикивая непонятные слова. Их пропускали, но всякий раз Роджерс обращал внимание, что заставы посажены в скалах с большим смыслом и, доводись им открыть огонь, сопротивление тех, кто находился на тропе, было бы бесполезным.
Курт, к собственному великому удивлению, за время пути сильно устал. Он чувствовал, что, появись нужда идти еще час или чуть больше, сделать этого он не сможет. «Чертовы горы, — бормотал Мертвоголовый, подбадривая себя. — Чертовы туземцы, будь вы прокляты, азиаты, с вашими гребаными войнами и заботами! Будь вы прокляты!» Он еще задолго до боевого дела утратил свой пыл, и только привычка точно выполнять пункты контракта понуждала его продолжать начатое.
Леблана выматывало другое. Он по заданию Роджерса обеспечивал безопасность группы с тыла и все время приглядывал за проводниками и носильщиками, которые их сопровождали. Поначалу, пока двигались по долине, делать это было нетрудно, но едва вышли на скальные тропы. Француз понял — все его искусство здесь ни к чему. При желании любой бандит, засевший в скалах, мог перещелкать группу поодиночке, как куропаток.
Роджерс, который всю сложность обстановки и ее неуправляемость понял еще при разговоре с мистером Сингхом, положился на случай и потому держался бодрее своих партнеров. Во всяком случае, ему так казалось самому.
Пройдя по тропе вдоль всего кишлака, наемники приблизились к богатому дому, на который обратили внимание еще с вершины кряжа.
— Здесь, — сказал Аманулла и показал на шаткий мосток, который им предстояло перейти, чтобы попасть к усадьбе.
Затем они миновали калитку, вделанную в стену высокого, почти крепостного забора. Роджерс обратил внимание, что дерево створок, старое, почерневшее от времени, некогда было покрыто богатой резьбой. Сейчас узор стерся, но еще угадывались линии красивого орнамента.
Войдя во двор, наемники увидели дом с деревянной верандой, окруженный плодовыми деревьями. Три боевика — охрана — сидели на земле у стены. Между колен они держали новенькие автоматы с белыми тополевыми прикладами. Увидев незнакомцев, боевики ничем не выдали ни беспокойства, ни любопытства. Роджерс понял — они предупреждены о прибытии гостей. Значит, связь внутренней охраны с наружными постами работала нормально. Это Роджерсу профессионально понравилось.
Гостей встретил на крыльце благообразный седобородый, но явно еще не очень старый мужчина. Держался он спокойно, с большим достоинством и независимостью.
— Мулави Хади Мухамеддин, — представил его Аманулла. — Духовный вождь бригады амера Шаха. — И тут же что-то сказал Мухамеддину. Тот внимательно выслушал, слегка склонил голову и спокойным, ленивым голосом, чуть растягивая звуки, бросил несколько фраз. Затем, не обращая внимания на гостей, удалился.
Это произошло так быстро, что Роджерс, собиравшийся задать Мухамеддину вопрос, не успел раскрыть рта.
— Уважаемый мулави Мухамеддин, — сказал Аманулла, — считает, что гости после трудной дороги должны хорошо отдохнуть. Он ушел отсюда, чтобы гости чувствовали здесь себя хозяевами.
— Да, — возразил Роджерс, — но у нас были вопросы.
— Прошу вас, уважаемый мистер Лайтинг, — пропел Аманулла. — Сберегите свое любопытство до завтрашнего дня. Проходите в гостиную. Сейчас принесут еду. Все уже готово. Вас здесь ждали.
— Еда — это хорошо, — возразил Роджерс ворчливо. — Но у нас мало времени. — Он взглянул на наручные часы, словно дело действительно шло о каких-то дефицитных минутах. — Я хотел видеть командира бригады сейчас.
— Мистер Лайтинг, не надо спешить. Только один аллах знает, у кого из нас сколько времени. Часы — игрушка людей, время — достояние аллаха.
Лицо Амануллы осветилось широкой, очень дружеской, располагающей улыбкой. Он прижал обе руки к груди, показывая сердечность своих чувств, и медоточиво договорил:
— Амер Шах будет здесь только завтра. Он большой человек, господа. И дела у него большие. Вам придется подождать.
Ужин был обильный и вкусный. Это несколько улучшило настроение наемников. Поев, они стали устраиваться на отдых.
Укладывались в гостиной не раздеваясь, так чтобы в любой момент быть готовыми ко всему. Оказавшись в логове моджахедов, никто — ни Роджерс, ни Леблан, ни Курт — ни разу не вспомнил о том, что пресса их стран именует этих боевиков «борцами за свободу», «воинами веры». Трескотня политиков здесь не звучала. Все трое знали истинную цену тем, с кем должны были идти на дело и соответственно с этим принимали меры безопасности.
Леблан, заснувший быстро и глубоко, пробудился от непонятного беспокойства. В комнате было тихо и темно. Лишь в своем углу изредка постанывал Мертвоголовый. С минуту Француз лежал, открыв глаза, и старался понять, что прервало его сон. Разобрался в этом довольно быстро. Надоедливая блоха забралась к нему под брючину, прокралась под колено и стала безжалостно грызть ногу. Несколько раз Леблан пытался поймать верткое насекомое, но оно благополучно ускользало и затаивалось. Выждав, когда человек успокоится, блоха возвращалась на облюбованную позицию и опять кусалась.
Леблан понял, что заснуть не сможет. Он встал и вышел из дома на свежий воздух. Остановился на айване — деревянной веранде. Увидел тень часового, который стоял под шелковицей. Сошел со ступенек, чтобы пройтись, но тут же услыхал предупреждающий оклик: «Эджаза нест!» Понял: дальше ему идти не позволят. Выругался про себя, но перечить не стал. Вернулся на крыльцо.
Небо, усыпанное звездами, дышало холодом. С гор тянул пронизывающий ветерок, и Леблану стало зябко. Он защелкнул до горла молнию куртки и поднял голову. Хотел найти на черном пологе Канопус — звезду, которую считал своим южным талисманом. Однако увидеть ее не сумел. Горы, сжимавшие ущелье, позволяли разглядеть только те звезды, которые оказались над головой.
Снизу, из двора, донеслись звуки разговора. Леблан пригляделся и увидел у калитки еще двух боевиков. Двор охранялся бдительно и плотно. Значит, люди, обитавшие здесь, достаточно серьезны и не считаться с ними нельзя.
Постояв еще минуты три, Леблан озяб и ушел в дом. До утра он спокойно спал. Лагерь охранялся надежно, стража бодрствовала, не смыкала глаз.
Утром в комнате наемников первым появился Аманулла. Вежливо поклонившись, он поинтересовался самочувствием гостей, спросил, как они спали. Отдельно выяснил, не было ли какой-нибудь особой нужды у высокочтимого месье Дюпре, чем продемонстрировал знание подробностей незапланированного ночного гулянья Леблана. На вопрос Роджерса, когда они смогут увидеть амера Шаха, Аманулла высокопарно возвестил:
— Насколько мне известно, джентльмены, саркарда спешит на встречу с вами с той же силой желания, которая переполняет ваши души. И раз встреча не произошла до сих пор, на то у амера Шаха есть весомые обстоятельства… Неизвестные причины задержали появление Шаха в Лаш-карикалай до полудня. Наемники, изнывая от безделья, валялись на подушках, когда в гостиную без предупреждения, стремительно распахнув дверь, в сопровождении Амануллы вошел человек.
— Хода ра шукер, — сказал вошедший приветливо и раскрыл руки обнимающим жестом. — Слава богу, уважаемые, вы прибыли. Рад приветствовать вас в благословенном краю, который сам аллах назначил нашей обителью. Здесь — наша крепость. Здесь — наша слава. И все, кто помогает ее приумножать, — наши друзья.
— Это амер Шах, — сказал Аманулла наемникам. — Он прибыл!
Вошедший протянул Роджерсу руку. Тот пожал поданную ему ладонь и, не выпуская ее несколько мгновений, с интересом разглядывал лицо амера. Обратил внимание на проницательные, злые глаза, на черные щегольские усы, пышную шевелюру. Поджарый, без грамма лишнего веса, должно быть, привычный к большим переходам, к ночевкам под открытым небом — там, где удавалось сделать привал, Шах выглядел настоящим воином — выносливым, упорным, безжалостным. От него остро пахло конским потом. Так обычно пахнут жокеи после многомильной гонки. Должно быть, уже с утра амер находился в седле и прибыл сюда издалека. Тем не менее он выглядел свежо и бодро.
— Как вас встретили в моем доме, уважаемые гости? — спросил Шах и открыл в улыбке белые зубы. — Хорошо ли вам спалось? Сыты ли вы?
— Благодарю вас, уважаемый, — ответил Роджерс. — Мы хорошо отдохнули. Нам удобно было в вашем доме. Мы сыты. А теперь прошу нас извинить: время не терпит. Может быть, мы сразу приступим к делу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Ну, брат, — выдохнул изумленно Курков. — Поистине век живи, век глупым будешь… А все же, какую опасность ты сам улавливаешь в вопросе о возрасте?
— Какую? Да может, вы решили, что у Мансура ума маловато, что он чего-то не заметил в разговоре с вами. Вот он и насторожился.
— Чем дальше в лес, тем больше убеждаюсь: Восток — дело тонкое. Как же тогда мне следовало спросить его о возрасте?
— Прежде всего, товарищ капитан, надо иметь в виду: любопытство на Востоке не в почете. А если уж спрашивать о чем-то, то лучше делать вид, будто подтверждаете свои мысли. Например, вы видите: Мансур не стар. Совсем не стар. Значит, можно было сказать: «Воистину не седины делают человека мудрым, а один лишь ум. — И потом спросить: — Сколько вам лет, уважаемый Мансур?» Ему бы на такой вопрос одно удовольствие ответить.
— Слушай, Кадыржон! Мудрый наставник — счастье для учеников. Откуда в тебе столько понимания?
— Я сам человек Востока.
— Тогда откуда ты такой появился в роте?
— Пути воинов, товарищ капитан, размечены в книге судеб Генерального штаба. Пришла в округ разнарядка, и ноги мои вступили в стремя боевой жизни.
— Плохо, брат, с тобой обошлись. Будь моя власть, я бы тебе дал лейтенанта и работу по плечу.
— Спасибо, но, видать, нет в таких людях, как я, потребности. Разве в министерстве знают, на каких языках говорят в Афганистане? Или об этом знает майор в военкомате, который все твердил: «И на грудь четвертого человека коси глаз!»
— Все, Кадыржон, пора отдыхать… Да, кстати, какой у нас нынче месяц?
— Смотря для кого. По нашему календарю — июль. Для пухтунов — конец чунгаша, начало змарая. Для тех, кто говорит на дари, — саратан, за которым последует асад. Это значит, как говорят астрономы, что солнце переходит из созвездия Рака в созвездие Льва.
— Ну, брат, — сказал Курков, — ты сегодня буквально растешь в моих глазах. Встань вон на табуретку, я хоть раз взгляну на тебя снизу вверх.
— Рад стараться, — ответил Кадыржон с той же долей иронии. — Но на табуретку не надо.
— Молодец! — похвалил капитан. — Скромность присуща льву. Как там у нас теперь лев зовется? Бабр? Верно? Но учти, скидок на твою гениальность не будет. Подавать в трудный момент команду «ослов и ученых на середину» у меня нет возможности. Поэтому завтра с утра займемся боевой подготовкой.
7
С высоты безлесого кряжа — вокруг только голые камни и бурая чешуйчатая щебенка в осыпях — перед наемниками открылась узкая лощина. Она тянулась с востока на запад, угрюмая, неприветливая. По обеим сторонам быстрого потока к кручам тесно лепились серые, как гнезда ласточек, домики кишлака. На всем здесь лежала печать уныния и бедности. Лишь на узкой полоске намытой водой земли стояли два дома побогаче — их окружали небольшие сады.
— Мы пришли, господа, — объявил доверенный мистера Сингха проводник Аманулла, который сопровождал наемников. — Слава аллаху, охранившему нас в пути!
Группа втянулась на узкую, едва заметную тропу, петлями упавшую на крутой склон. Но только через час утомительного спуска они достигли цели, казавшейся столь близкой.
Несколько раз путников останавливали гортанные окрики караульных. Аманулла тут же отвечал на них, выкрикивая непонятные слова. Их пропускали, но всякий раз Роджерс обращал внимание, что заставы посажены в скалах с большим смыслом и, доводись им открыть огонь, сопротивление тех, кто находился на тропе, было бы бесполезным.
Курт, к собственному великому удивлению, за время пути сильно устал. Он чувствовал, что, появись нужда идти еще час или чуть больше, сделать этого он не сможет. «Чертовы горы, — бормотал Мертвоголовый, подбадривая себя. — Чертовы туземцы, будь вы прокляты, азиаты, с вашими гребаными войнами и заботами! Будь вы прокляты!» Он еще задолго до боевого дела утратил свой пыл, и только привычка точно выполнять пункты контракта понуждала его продолжать начатое.
Леблана выматывало другое. Он по заданию Роджерса обеспечивал безопасность группы с тыла и все время приглядывал за проводниками и носильщиками, которые их сопровождали. Поначалу, пока двигались по долине, делать это было нетрудно, но едва вышли на скальные тропы. Француз понял — все его искусство здесь ни к чему. При желании любой бандит, засевший в скалах, мог перещелкать группу поодиночке, как куропаток.
Роджерс, который всю сложность обстановки и ее неуправляемость понял еще при разговоре с мистером Сингхом, положился на случай и потому держался бодрее своих партнеров. Во всяком случае, ему так казалось самому.
Пройдя по тропе вдоль всего кишлака, наемники приблизились к богатому дому, на который обратили внимание еще с вершины кряжа.
— Здесь, — сказал Аманулла и показал на шаткий мосток, который им предстояло перейти, чтобы попасть к усадьбе.
Затем они миновали калитку, вделанную в стену высокого, почти крепостного забора. Роджерс обратил внимание, что дерево створок, старое, почерневшее от времени, некогда было покрыто богатой резьбой. Сейчас узор стерся, но еще угадывались линии красивого орнамента.
Войдя во двор, наемники увидели дом с деревянной верандой, окруженный плодовыми деревьями. Три боевика — охрана — сидели на земле у стены. Между колен они держали новенькие автоматы с белыми тополевыми прикладами. Увидев незнакомцев, боевики ничем не выдали ни беспокойства, ни любопытства. Роджерс понял — они предупреждены о прибытии гостей. Значит, связь внутренней охраны с наружными постами работала нормально. Это Роджерсу профессионально понравилось.
Гостей встретил на крыльце благообразный седобородый, но явно еще не очень старый мужчина. Держался он спокойно, с большим достоинством и независимостью.
— Мулави Хади Мухамеддин, — представил его Аманулла. — Духовный вождь бригады амера Шаха. — И тут же что-то сказал Мухамеддину. Тот внимательно выслушал, слегка склонил голову и спокойным, ленивым голосом, чуть растягивая звуки, бросил несколько фраз. Затем, не обращая внимания на гостей, удалился.
Это произошло так быстро, что Роджерс, собиравшийся задать Мухамеддину вопрос, не успел раскрыть рта.
— Уважаемый мулави Мухамеддин, — сказал Аманулла, — считает, что гости после трудной дороги должны хорошо отдохнуть. Он ушел отсюда, чтобы гости чувствовали здесь себя хозяевами.
— Да, — возразил Роджерс, — но у нас были вопросы.
— Прошу вас, уважаемый мистер Лайтинг, — пропел Аманулла. — Сберегите свое любопытство до завтрашнего дня. Проходите в гостиную. Сейчас принесут еду. Все уже готово. Вас здесь ждали.
— Еда — это хорошо, — возразил Роджерс ворчливо. — Но у нас мало времени. — Он взглянул на наручные часы, словно дело действительно шло о каких-то дефицитных минутах. — Я хотел видеть командира бригады сейчас.
— Мистер Лайтинг, не надо спешить. Только один аллах знает, у кого из нас сколько времени. Часы — игрушка людей, время — достояние аллаха.
Лицо Амануллы осветилось широкой, очень дружеской, располагающей улыбкой. Он прижал обе руки к груди, показывая сердечность своих чувств, и медоточиво договорил:
— Амер Шах будет здесь только завтра. Он большой человек, господа. И дела у него большие. Вам придется подождать.
Ужин был обильный и вкусный. Это несколько улучшило настроение наемников. Поев, они стали устраиваться на отдых.
Укладывались в гостиной не раздеваясь, так чтобы в любой момент быть готовыми ко всему. Оказавшись в логове моджахедов, никто — ни Роджерс, ни Леблан, ни Курт — ни разу не вспомнил о том, что пресса их стран именует этих боевиков «борцами за свободу», «воинами веры». Трескотня политиков здесь не звучала. Все трое знали истинную цену тем, с кем должны были идти на дело и соответственно с этим принимали меры безопасности.
Леблан, заснувший быстро и глубоко, пробудился от непонятного беспокойства. В комнате было тихо и темно. Лишь в своем углу изредка постанывал Мертвоголовый. С минуту Француз лежал, открыв глаза, и старался понять, что прервало его сон. Разобрался в этом довольно быстро. Надоедливая блоха забралась к нему под брючину, прокралась под колено и стала безжалостно грызть ногу. Несколько раз Леблан пытался поймать верткое насекомое, но оно благополучно ускользало и затаивалось. Выждав, когда человек успокоится, блоха возвращалась на облюбованную позицию и опять кусалась.
Леблан понял, что заснуть не сможет. Он встал и вышел из дома на свежий воздух. Остановился на айване — деревянной веранде. Увидел тень часового, который стоял под шелковицей. Сошел со ступенек, чтобы пройтись, но тут же услыхал предупреждающий оклик: «Эджаза нест!» Понял: дальше ему идти не позволят. Выругался про себя, но перечить не стал. Вернулся на крыльцо.
Небо, усыпанное звездами, дышало холодом. С гор тянул пронизывающий ветерок, и Леблану стало зябко. Он защелкнул до горла молнию куртки и поднял голову. Хотел найти на черном пологе Канопус — звезду, которую считал своим южным талисманом. Однако увидеть ее не сумел. Горы, сжимавшие ущелье, позволяли разглядеть только те звезды, которые оказались над головой.
Снизу, из двора, донеслись звуки разговора. Леблан пригляделся и увидел у калитки еще двух боевиков. Двор охранялся бдительно и плотно. Значит, люди, обитавшие здесь, достаточно серьезны и не считаться с ними нельзя.
Постояв еще минуты три, Леблан озяб и ушел в дом. До утра он спокойно спал. Лагерь охранялся надежно, стража бодрствовала, не смыкала глаз.
Утром в комнате наемников первым появился Аманулла. Вежливо поклонившись, он поинтересовался самочувствием гостей, спросил, как они спали. Отдельно выяснил, не было ли какой-нибудь особой нужды у высокочтимого месье Дюпре, чем продемонстрировал знание подробностей незапланированного ночного гулянья Леблана. На вопрос Роджерса, когда они смогут увидеть амера Шаха, Аманулла высокопарно возвестил:
— Насколько мне известно, джентльмены, саркарда спешит на встречу с вами с той же силой желания, которая переполняет ваши души. И раз встреча не произошла до сих пор, на то у амера Шаха есть весомые обстоятельства… Неизвестные причины задержали появление Шаха в Лаш-карикалай до полудня. Наемники, изнывая от безделья, валялись на подушках, когда в гостиную без предупреждения, стремительно распахнув дверь, в сопровождении Амануллы вошел человек.
— Хода ра шукер, — сказал вошедший приветливо и раскрыл руки обнимающим жестом. — Слава богу, уважаемые, вы прибыли. Рад приветствовать вас в благословенном краю, который сам аллах назначил нашей обителью. Здесь — наша крепость. Здесь — наша слава. И все, кто помогает ее приумножать, — наши друзья.
— Это амер Шах, — сказал Аманулла наемникам. — Он прибыл!
Вошедший протянул Роджерсу руку. Тот пожал поданную ему ладонь и, не выпуская ее несколько мгновений, с интересом разглядывал лицо амера. Обратил внимание на проницательные, злые глаза, на черные щегольские усы, пышную шевелюру. Поджарый, без грамма лишнего веса, должно быть, привычный к большим переходам, к ночевкам под открытым небом — там, где удавалось сделать привал, Шах выглядел настоящим воином — выносливым, упорным, безжалостным. От него остро пахло конским потом. Так обычно пахнут жокеи после многомильной гонки. Должно быть, уже с утра амер находился в седле и прибыл сюда издалека. Тем не менее он выглядел свежо и бодро.
— Как вас встретили в моем доме, уважаемые гости? — спросил Шах и открыл в улыбке белые зубы. — Хорошо ли вам спалось? Сыты ли вы?
— Благодарю вас, уважаемый, — ответил Роджерс. — Мы хорошо отдохнули. Нам удобно было в вашем доме. Мы сыты. А теперь прошу нас извинить: время не терпит. Может быть, мы сразу приступим к делу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21