кустарник, отчаянно боровшийся с песком за жизнь, и пока побеждавший в этом беспощадном бою, служил ему отличной маскировкой. Между двумя кустами образовалась ямка, которую снайпер и занял с тихим, неразборчивым шепотом на губах. Казалось, он не в себе: так глубоко внутрь себя шла его улыбка, а глаза блестели невменяемо и беспощадно.
Не торопясь, снайпер разложил свою смертоносную игрушку, наклонился к ней, и принялся ласково уговаривать; как будто не его беспощадную волю должна была она исполнить, а в чем-то переломить, перебороть себя.
Наконец снайпер пошевелился в последний раз и замер. Только ствол винтовки ходил вправо — влево, повторяя перемещение глаз неумолимого охотника. На кого же охотился он?
Саша очень внимательно осматривал действия людей за прилавками. Особое внимание концентрировалось на кавказцах, а если сказать точнее, то они и вызывали единственно его интерес. Саша скрипел зубами, яростно щурился, но все остальное его тело не шевелилось.
« Так, дружок… Шашлычок жарим… Жарь, жарь… И тот рядом с мангалом крутится, тоже денежку хочет поиметь… Поимеешь, поимеешь… Типичные азера… О! Друзья подвалили. Объятия, похлопывания; опять объятия… Господи, сколько же их! Но пока ничего… Ага, вот! Подходят русские… Говорят, да, еще; стоят, ждут… Что он им принес? Вот она! Косорыловка любезная. Ну-ка, ну-ка… Марочки не видно… Точно, паленая… Вот они и есть — те, кто мне нужен. Добро пожаловать в Ад!».
Наступал решительный момент. Подступал экстаз, тело сливалось с винтовкой в одну огромную стрелу, конец которой указывал на врага, и блестел мрачно и мощно…
«Будете знать, как не платить налоги!».
Выстрел! Выстрел! Выстрел! Выстрел!
Он не мог промахнуться, он не промахнулся!
Саша не стал искать гильзы, в темноте это было абсолютно бесполезно. Ну и черт с ними! Но он знал, что от бесшумности его стрельбы никто не сможет понять ни направления выстрела, ни тем более места. Он, не торопясь, выполз из ямки, подполз до велосипеда, которой оставался несколько позади; выпрямился и спокойно пошел. Но не той дорогой, какая привела его, а по диагонали, выбираясь на другую малозаметную, такую же песчаную, с помощью которой он намеревался вернуться домой с другой стороны Новопетровска.
Утром он со спокойной душой и взглядом отправился на рабочий автобус, который перевозил трудящихся из поселка на птицефабрику, которая располагалась на удалении в десять километров. Еще подходя к месту посадки, он обратил внимание на нездоровое возбуждение, охватившее массы. Даже не слыша издалека разговора, Саша понял, что разговор идет о вчерашнем происшествии. В тихой провинции криминальное убийство получает совсем другой резонанс, чем в городе, где мало кто знает соседей по лестничной площадке, и о смерти последнего может узнать вообще чисто случайно. Не то здесь; смерть даже одного индивидуума способна собрать кучу людей: потрясенных родственников, возбужденных чрезвычайным происшествием соседей, друзей и просто знакомых покойного. В конце концов, не все всех, но многие многих знают.
А здесь такое событие! Сразу четверых, наповал и абсолютно тихо. Никто ничего не слышал. Такое событие в Новопетровске без обсуждения остаться никак не могло.
Автобус проходил как раз через Авторынок, (и не авторынок вовсе: конечно, и запчасти там продавали, но на самом деле это был обычный придорожный рынок — с кафе, шашлычными, открытыми рядами и прочей обязательной атрибутикой. Много сейчас по России таких рынков и рыночков), и видны были меловые контуры тел, стоящие милиционеры с папочками, и серьезные люди в гражданском. Их лица отображали глубокую задумчивость и мудрость, а за черепными коробками нельзя было разглядеть: а соображаете ли вы вообще что-нибудь, господа хорошие? И есть ли они у вас, эти мысли мудрые?
Саша стоял, держась за спинку сиденья, а справа от него три женщины обсасывали вчерашнее происшествие.
— Верно говорю вам, упал прямо мордой в мангал, и перевернул его на себя. И эти трое рядышком легли. Анна Сергеевна торговала рядом. Говорит, ни звука не слышала, а рядом стояла. Ни звука. Даже не поняла ничего. Не поймет, с чего черные рядом валятся. А потом дошло. Теперь дома осталась, боится торговать почему-то.
— А чего боится. Кому она нужна?! Это черных не поймешь: приперлись к нам сюда, да еще разборки теперь свои устраивают.
— Да, бандиты между собой чего не поделили, вот пусть и перебьют друг друга хоть все. Я так считаю.
— На рынке чище станет.
— А кто это был?
— Точно не знаю; но вроде, слышала, где-то в Черном Яре у них поселок свой. Дома такие, что ты!
— Где только деньги берут?
— Да уж не своим горбом зарабатывают…
Женщины засмеялись, и переключились на другое.
С другого бока два пожилых мужика рассуждали степенно; один другому объяснял уверенно, с расстановкой.
— Ты, Николай Ильич, пойми, это все мафия делит наш рынок. Я точно слышал, что вся эта азерня нашей местной шпане не платила. У них «крыша» своя в области сильная. Наши сунулись к ним, а те за помощью послали. У Петра Ивановича внука знаешь?
— Какого Петра Ивановича?
— Ну, ты что, ну работал в «Коммунисте» главным энергетиком… Дошло?!
— Вспомнил.
— Вот у него внук пропал тогда как раз, и до сих пор не нашли. Его жена бывшая сейчас с инспектором налоговым, Колькой Серединцевым живет. Да. Вот с тех пор наша шпана только своих трясет, а черные себе сами хозяева. А сейчас, видно, кто-то на них наехал. Может, и наши осмелели. Но в любом случае, пусть бьют друг друга — нам будет легче дышать…
Саша отвернулся. И рядом с ним говорили о вчерашнем происшествии, и позади. И так было, пока автобус не проехал ворота птицефабрики. Начинался рабочий день, надо было зарабатывать деньги.
* * *
Из Дневника Саши Куценко.
"7 октября. Я вчера в автобусе наслушался всякого. Никто ни о чем даже не догадывается. Это понятно и хорошо.
Единственное, чего вчера ни от кого я не услышал, так это сочувствия к убитым мной.
Только злорадство или удовлетворение.
Значит, я поступил правильно!".
Глава 14
Люди, стоявшие на месте происшествия в то утро, когда их увидел Саша из окна автобуса, не были такими тупыми, как он излишне самоуверенно подумал. Они нашли те гильзы, которые снайпер не стал искать в темноте. И гильзы лежали в целлофановом пакетике, в бардачке милицейского «Вольво», и собирались отправляться на экспертизу в соответствующие органы.
Но если бы Саша и узнал, о чем и как говорили умные дяди в то утро, он все равно не испугался бы. Потому что мысли у них текли совершенно в другом направлении.
А весь интерес дела заключался в том, что в число четверых застреленных вошел некий Видади Ахвердиев, он же «Дикий» — один из средних преступных авторитетов областного центра. Почему он здесь оказался, кто знал об этом, за что, как и из чего его убили — эти вопросы пока оставались без ответа, но очень интересовали областное УВД. Потому что там считали, что весь областной расклад находиться у них под контролем; а такое непрогнозируемое событие, как убийство «Дикого», да еще выполненное настолько необычно и профессионально, больно щелкнуло по самолюбию областного руководства. Для приведения душевного состояния в нормальное русло срочно требовалось что-то предпринять.
В кабинете, где сидели двое немолодых мужчин, царил сумрак. За окном мелкий, нудный, осенний дождь покрывал каплями стекло окна, ветер мотал ветки деревьев; по обозримому из окна участку площади быстрым шагом семенили прохожие, удерживая изо всех сил зонты и шляпы. Темно— красные, почти бордовые шторы света в помещение не добавляли.
Наконец главный, совсем седой, оторвал взгляд от окна, и, подавив зевок усилием воли, спросил:
— Что скажите, Никита Сергеевич?
— То и скажу, Генадий Алексеевич. Патроны к винтовке опознали. Это ВСК-94 — туляки делают.
— Ну и…?
— И ничего. Нигде не значится!
— Это значит…
— Да! Это значит, что винтовка сделана кустарно. Вернее, эксперты уверяют, что скорее собрана кустарно. Из заводских деталей. Но, в любом случае, сделана образцово.
— Вы сообщили коллегам в Тулу?
— Да, имел удовольствие. Хотел бы я видеть физиономию Сан Саныча, когда ему доложат об этом деле.
— Да уж, ему до пенсии меньше года осталось — и такой подарок… Ладно. Что делать будем?
— Ждать. Винтовку он не бросил, данные внесены в картотеку. Как только где проявится, нам сообщат.
— А если нет?
— Что нет? Думаете, он скроется? Ну, может быть на время; но такой стрелок без работы не останется. И еще я думаю…
— Ну, что вы замолчали?
— Думаю, это стрелок местный. На такую фигуру, как Дикий, приглашать со стороны не стали бы — не тот масштаб. Не стоит таких денег.
Собеседники помолчали. Дождь за окном усилился.
— Поедете на рыбалку, Геннадий Алексеевич?
— Приглашаете, Никита Сергеевич? В такую погоду…
— Синоптики обещают на выходных тепло и солнце.
— Ну если так, то конечно поеду!
Они засмеялись. Главный крикнул кофе в кабинет.
А снайпер? Снайпер подождет — никуда не денется.
Сиди спокойно у порога своего дома, и труп твоего врага пронесут мимо тебя.
Глава 15
Дело Ирины Николаевны до суда не дошло.
Валентин Плотник вернулся из области «со штанами, одетыми ширинкой назад». Заведенное уголовное дело помогло ему как амебе пилюли. Войдя в кабинет, он швырнул папку в угол, прыгнул на стул, задрал ноги на стол и глубокомысленно произнес:
— Пять минут позора и полгода безделья. Пусть катится все к чертовой матери!
Ерохин не первый раз видел непосредственного начальника в таком состоянии и не сомневался, что Валентин по дороге из города выпил не одну бутылку пива. Сейчас шеф был готов на безумные поступки и парадоксальные мысли, чем надлежало пользоваться немедленно.
— Что делать с Воробьевой? — задал Ерохин провокационный вопрос.
— Закрывай это тухлое дело — в суд оно не годится все равно. Там статья сто семьдесят один точка один: производство, приобретение, хранение, перевозка или сбыт немаркированных товаров и продукции, да?
— Так точно, шеф!
— Все равно до крупного размера не дотягивает, мелочь пузатая. Подари женщине радость, Ерохин!
Плотник даже не догадывался, насколько буквально соответствует истине его громкая фраза. Сергей как раз и собирался извлечь максимум возможного из того случая, к возникновению которого он не приложил ни малейшего усилия.
Валентин закрыл глаза, и уснул. Ерохин посмотрел на часы, вышел на цыпочках, замкнул кабинет, и помчался в школу.
* * *
Они сидели с ней на той самой лавочке, на которой Ерохин ждал Оксанку в первый раз. Влюбленный следователь красочно описывал, как ценой неимоверных усилий, прозорливости на грани гениальности, хитрости и ловкости удалось спустить почти безнадежное дело Ирины Николаевны Воробьевой на тормозах. Наивный Ерохин. Ему надо было бы меньше врать. Оксана не была глупой девочкой. Чем больше следователь добавлял подробностей борьбы, тем меньше она им верила. И когда почти запыхавшийся следователь закончил свое красивое вранье, она окончательно убедилась в его лживости.
— Сережа, пойдем домой.
— Пойдем, дорогая!
— Пока еще не дорогая.
— Да ладно, чё ты…
До поворота они дошли молча. Сергей снова первым сломал молчание.
— Оксана! Давай встретимся сегодня вечером. Я тебя в кафе свожу, мороженым угощу.
Оксана молчала. За то время, что ее провожал из школы этот парень, только чудом можно объяснить, что его не заметил Сашка. Конечно, она на всякий случай сочинила себе оправдание: дескать, это следователь, по делу матери — приперся с допросом. Но это был единственный аргумент, и второй раз он уже не сработал бы. Отправиться с Ерохиным в кафе — это уже полное разоблачение. В таком маленьком поселке найдутся люди, не пройдут мимо, и Сашка все узнает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Не торопясь, снайпер разложил свою смертоносную игрушку, наклонился к ней, и принялся ласково уговаривать; как будто не его беспощадную волю должна была она исполнить, а в чем-то переломить, перебороть себя.
Наконец снайпер пошевелился в последний раз и замер. Только ствол винтовки ходил вправо — влево, повторяя перемещение глаз неумолимого охотника. На кого же охотился он?
Саша очень внимательно осматривал действия людей за прилавками. Особое внимание концентрировалось на кавказцах, а если сказать точнее, то они и вызывали единственно его интерес. Саша скрипел зубами, яростно щурился, но все остальное его тело не шевелилось.
« Так, дружок… Шашлычок жарим… Жарь, жарь… И тот рядом с мангалом крутится, тоже денежку хочет поиметь… Поимеешь, поимеешь… Типичные азера… О! Друзья подвалили. Объятия, похлопывания; опять объятия… Господи, сколько же их! Но пока ничего… Ага, вот! Подходят русские… Говорят, да, еще; стоят, ждут… Что он им принес? Вот она! Косорыловка любезная. Ну-ка, ну-ка… Марочки не видно… Точно, паленая… Вот они и есть — те, кто мне нужен. Добро пожаловать в Ад!».
Наступал решительный момент. Подступал экстаз, тело сливалось с винтовкой в одну огромную стрелу, конец которой указывал на врага, и блестел мрачно и мощно…
«Будете знать, как не платить налоги!».
Выстрел! Выстрел! Выстрел! Выстрел!
Он не мог промахнуться, он не промахнулся!
Саша не стал искать гильзы, в темноте это было абсолютно бесполезно. Ну и черт с ними! Но он знал, что от бесшумности его стрельбы никто не сможет понять ни направления выстрела, ни тем более места. Он, не торопясь, выполз из ямки, подполз до велосипеда, которой оставался несколько позади; выпрямился и спокойно пошел. Но не той дорогой, какая привела его, а по диагонали, выбираясь на другую малозаметную, такую же песчаную, с помощью которой он намеревался вернуться домой с другой стороны Новопетровска.
Утром он со спокойной душой и взглядом отправился на рабочий автобус, который перевозил трудящихся из поселка на птицефабрику, которая располагалась на удалении в десять километров. Еще подходя к месту посадки, он обратил внимание на нездоровое возбуждение, охватившее массы. Даже не слыша издалека разговора, Саша понял, что разговор идет о вчерашнем происшествии. В тихой провинции криминальное убийство получает совсем другой резонанс, чем в городе, где мало кто знает соседей по лестничной площадке, и о смерти последнего может узнать вообще чисто случайно. Не то здесь; смерть даже одного индивидуума способна собрать кучу людей: потрясенных родственников, возбужденных чрезвычайным происшествием соседей, друзей и просто знакомых покойного. В конце концов, не все всех, но многие многих знают.
А здесь такое событие! Сразу четверых, наповал и абсолютно тихо. Никто ничего не слышал. Такое событие в Новопетровске без обсуждения остаться никак не могло.
Автобус проходил как раз через Авторынок, (и не авторынок вовсе: конечно, и запчасти там продавали, но на самом деле это был обычный придорожный рынок — с кафе, шашлычными, открытыми рядами и прочей обязательной атрибутикой. Много сейчас по России таких рынков и рыночков), и видны были меловые контуры тел, стоящие милиционеры с папочками, и серьезные люди в гражданском. Их лица отображали глубокую задумчивость и мудрость, а за черепными коробками нельзя было разглядеть: а соображаете ли вы вообще что-нибудь, господа хорошие? И есть ли они у вас, эти мысли мудрые?
Саша стоял, держась за спинку сиденья, а справа от него три женщины обсасывали вчерашнее происшествие.
— Верно говорю вам, упал прямо мордой в мангал, и перевернул его на себя. И эти трое рядышком легли. Анна Сергеевна торговала рядом. Говорит, ни звука не слышала, а рядом стояла. Ни звука. Даже не поняла ничего. Не поймет, с чего черные рядом валятся. А потом дошло. Теперь дома осталась, боится торговать почему-то.
— А чего боится. Кому она нужна?! Это черных не поймешь: приперлись к нам сюда, да еще разборки теперь свои устраивают.
— Да, бандиты между собой чего не поделили, вот пусть и перебьют друг друга хоть все. Я так считаю.
— На рынке чище станет.
— А кто это был?
— Точно не знаю; но вроде, слышала, где-то в Черном Яре у них поселок свой. Дома такие, что ты!
— Где только деньги берут?
— Да уж не своим горбом зарабатывают…
Женщины засмеялись, и переключились на другое.
С другого бока два пожилых мужика рассуждали степенно; один другому объяснял уверенно, с расстановкой.
— Ты, Николай Ильич, пойми, это все мафия делит наш рынок. Я точно слышал, что вся эта азерня нашей местной шпане не платила. У них «крыша» своя в области сильная. Наши сунулись к ним, а те за помощью послали. У Петра Ивановича внука знаешь?
— Какого Петра Ивановича?
— Ну, ты что, ну работал в «Коммунисте» главным энергетиком… Дошло?!
— Вспомнил.
— Вот у него внук пропал тогда как раз, и до сих пор не нашли. Его жена бывшая сейчас с инспектором налоговым, Колькой Серединцевым живет. Да. Вот с тех пор наша шпана только своих трясет, а черные себе сами хозяева. А сейчас, видно, кто-то на них наехал. Может, и наши осмелели. Но в любом случае, пусть бьют друг друга — нам будет легче дышать…
Саша отвернулся. И рядом с ним говорили о вчерашнем происшествии, и позади. И так было, пока автобус не проехал ворота птицефабрики. Начинался рабочий день, надо было зарабатывать деньги.
* * *
Из Дневника Саши Куценко.
"7 октября. Я вчера в автобусе наслушался всякого. Никто ни о чем даже не догадывается. Это понятно и хорошо.
Единственное, чего вчера ни от кого я не услышал, так это сочувствия к убитым мной.
Только злорадство или удовлетворение.
Значит, я поступил правильно!".
Глава 14
Люди, стоявшие на месте происшествия в то утро, когда их увидел Саша из окна автобуса, не были такими тупыми, как он излишне самоуверенно подумал. Они нашли те гильзы, которые снайпер не стал искать в темноте. И гильзы лежали в целлофановом пакетике, в бардачке милицейского «Вольво», и собирались отправляться на экспертизу в соответствующие органы.
Но если бы Саша и узнал, о чем и как говорили умные дяди в то утро, он все равно не испугался бы. Потому что мысли у них текли совершенно в другом направлении.
А весь интерес дела заключался в том, что в число четверых застреленных вошел некий Видади Ахвердиев, он же «Дикий» — один из средних преступных авторитетов областного центра. Почему он здесь оказался, кто знал об этом, за что, как и из чего его убили — эти вопросы пока оставались без ответа, но очень интересовали областное УВД. Потому что там считали, что весь областной расклад находиться у них под контролем; а такое непрогнозируемое событие, как убийство «Дикого», да еще выполненное настолько необычно и профессионально, больно щелкнуло по самолюбию областного руководства. Для приведения душевного состояния в нормальное русло срочно требовалось что-то предпринять.
В кабинете, где сидели двое немолодых мужчин, царил сумрак. За окном мелкий, нудный, осенний дождь покрывал каплями стекло окна, ветер мотал ветки деревьев; по обозримому из окна участку площади быстрым шагом семенили прохожие, удерживая изо всех сил зонты и шляпы. Темно— красные, почти бордовые шторы света в помещение не добавляли.
Наконец главный, совсем седой, оторвал взгляд от окна, и, подавив зевок усилием воли, спросил:
— Что скажите, Никита Сергеевич?
— То и скажу, Генадий Алексеевич. Патроны к винтовке опознали. Это ВСК-94 — туляки делают.
— Ну и…?
— И ничего. Нигде не значится!
— Это значит…
— Да! Это значит, что винтовка сделана кустарно. Вернее, эксперты уверяют, что скорее собрана кустарно. Из заводских деталей. Но, в любом случае, сделана образцово.
— Вы сообщили коллегам в Тулу?
— Да, имел удовольствие. Хотел бы я видеть физиономию Сан Саныча, когда ему доложат об этом деле.
— Да уж, ему до пенсии меньше года осталось — и такой подарок… Ладно. Что делать будем?
— Ждать. Винтовку он не бросил, данные внесены в картотеку. Как только где проявится, нам сообщат.
— А если нет?
— Что нет? Думаете, он скроется? Ну, может быть на время; но такой стрелок без работы не останется. И еще я думаю…
— Ну, что вы замолчали?
— Думаю, это стрелок местный. На такую фигуру, как Дикий, приглашать со стороны не стали бы — не тот масштаб. Не стоит таких денег.
Собеседники помолчали. Дождь за окном усилился.
— Поедете на рыбалку, Геннадий Алексеевич?
— Приглашаете, Никита Сергеевич? В такую погоду…
— Синоптики обещают на выходных тепло и солнце.
— Ну если так, то конечно поеду!
Они засмеялись. Главный крикнул кофе в кабинет.
А снайпер? Снайпер подождет — никуда не денется.
Сиди спокойно у порога своего дома, и труп твоего врага пронесут мимо тебя.
Глава 15
Дело Ирины Николаевны до суда не дошло.
Валентин Плотник вернулся из области «со штанами, одетыми ширинкой назад». Заведенное уголовное дело помогло ему как амебе пилюли. Войдя в кабинет, он швырнул папку в угол, прыгнул на стул, задрал ноги на стол и глубокомысленно произнес:
— Пять минут позора и полгода безделья. Пусть катится все к чертовой матери!
Ерохин не первый раз видел непосредственного начальника в таком состоянии и не сомневался, что Валентин по дороге из города выпил не одну бутылку пива. Сейчас шеф был готов на безумные поступки и парадоксальные мысли, чем надлежало пользоваться немедленно.
— Что делать с Воробьевой? — задал Ерохин провокационный вопрос.
— Закрывай это тухлое дело — в суд оно не годится все равно. Там статья сто семьдесят один точка один: производство, приобретение, хранение, перевозка или сбыт немаркированных товаров и продукции, да?
— Так точно, шеф!
— Все равно до крупного размера не дотягивает, мелочь пузатая. Подари женщине радость, Ерохин!
Плотник даже не догадывался, насколько буквально соответствует истине его громкая фраза. Сергей как раз и собирался извлечь максимум возможного из того случая, к возникновению которого он не приложил ни малейшего усилия.
Валентин закрыл глаза, и уснул. Ерохин посмотрел на часы, вышел на цыпочках, замкнул кабинет, и помчался в школу.
* * *
Они сидели с ней на той самой лавочке, на которой Ерохин ждал Оксанку в первый раз. Влюбленный следователь красочно описывал, как ценой неимоверных усилий, прозорливости на грани гениальности, хитрости и ловкости удалось спустить почти безнадежное дело Ирины Николаевны Воробьевой на тормозах. Наивный Ерохин. Ему надо было бы меньше врать. Оксана не была глупой девочкой. Чем больше следователь добавлял подробностей борьбы, тем меньше она им верила. И когда почти запыхавшийся следователь закончил свое красивое вранье, она окончательно убедилась в его лживости.
— Сережа, пойдем домой.
— Пойдем, дорогая!
— Пока еще не дорогая.
— Да ладно, чё ты…
До поворота они дошли молча. Сергей снова первым сломал молчание.
— Оксана! Давай встретимся сегодня вечером. Я тебя в кафе свожу, мороженым угощу.
Оксана молчала. За то время, что ее провожал из школы этот парень, только чудом можно объяснить, что его не заметил Сашка. Конечно, она на всякий случай сочинила себе оправдание: дескать, это следователь, по делу матери — приперся с допросом. Но это был единственный аргумент, и второй раз он уже не сработал бы. Отправиться с Ерохиным в кафе — это уже полное разоблачение. В таком маленьком поселке найдутся люди, не пройдут мимо, и Сашка все узнает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29