— Можете найти способ выманить его из норы?
— Раньше это не составило бы никакого труда. — Жаламбе принялся сосредоточенно обкусывать ногти. — Но теперь, когда отношения слегка осложнились… Вот если бы натравить на него губернатора! Предлог нужен. — Он нетерпеливо закружился на месте. — Железный предлог. Послушайте, Уэда, — сказал он с фамильярной деловитостью. — Каковы будут условия мира с Таиландом?
— Зачем вам? — полные губы Уэды сжались в ниточку.
— Мне на такие секреты, извините, плевать, а предлог нужен солидный. Что мне сказать Деку? Какие новости не терпят отлагательств?
— Япония поддержит притязания Таиланда? Это не секрет. Мир будет подписан в Токио? Новость, не заслуживающая особого интереса. — Уэда принялся размышлять вслух: — Скажите, что тайская армия начала новое наступление.
— Источник информации? — мгновенно отреагировал Жаламбе.
— Сошлитесь на меня. Утром я принесу его превосходительству извинения за ошибку.
— Тогда я бегу! Пока выберешься из этой чертовой дыры, сколько времени потеряешь…
— Погодите, — задержал его Уэда. — Выйдем вместе. У меня поблизости спрятан автомобиль.
— Отлично! Подбросите меня до моей лавки.
— Нет. Сначала вы пошлете людей к господину Фюмролю и позвоните генерал-губернатору. Как только майор уедет, пусть без промедления входят в дом. Если мы с вами чуточку и опоздаем, то не беда. Главное, чтоб птичка не упорхнула.
— Как, вы тоже желаете?
— Не хочу, чтобы вы наделали глупостей с самого начала. Новый шанс едва ли скоро представится.
Мадам Деку ждала Фюмроля на верхней ступеньке лестницы. На ней было смело открытое платье из лазоревого шифона.
— Как это мило с вашей стороны. — Она протянула руку для поцелуя.
— Я очень рада, что Жан наконец вытащил вас.
Они проследовали в столовую, где все осталось в том же виде, что и при прежнем хозяине.
Хотя радио ревело во всю мощь и вокруг стола сновали только вышколенные лакеи-французы. Деку не начинал делового разговора. Кофе пили в полном молчании.
Наконец мужчины смогли уединиться в кабинете.
— Плохие новости, — отрывисто сказал Деку. — Тайская армия перешла в наступление. Пибул Сонграм требует компенсации за потопленные суда. Вот уж никогда бы не подумал, что буддисты так агрессивны.
— Япония наверняка вновь предложит свое посредничество. Насколько я знаю, они хотят, чтобы соглашение было подписано в Токио.
— Но, пока суд да дело, таи слопают еще кусок.
— Откуда сведения?
— Из японских источников.
— Возможно, это провокация. Попробуйте срочно связаться с Луанг-Прабангом. У меня создалось впечатление, что тайские министры более чем удовлетворены достигнутым.
— А если нет?
— Тогда отдайте приказ флоту атаковать.
— Вы с ума сошли! Японцы сразу же вцепятся нам в горло.
— Если бы вы не поспешили усмирить Бакшон и Кохинхину, ваше превосходительство, у нас были бы козыри для контригры. Теперь они в прикупе.
— Политика — не карточная игра, майор, — наставительно заметил Деку. — У нас не было другого выхода. Красные в Бакшоне убивали наших администраторов, нападали на военные лагеря, грабили обозы, жгли долговые расписки. Это был форменный разбой.
— Разгул черни всегда отвратителен, — кивнул Фюмроль. — И навести порядок, безусловно, следовало. Возможно, предпринятые меры и оказались излишне крутыми, но в таком деле всегда неизбежны издержки. Тут у меня с вами нет разногласий Я о другом, мой адмирал. Почему мы допустили, чтобы вьетнамцы восстали против нас? Лучше бы они со всей силой обрушились на японцев. Нам следовало бы вести себя тоньше. Пусть не мы, а японцы боятся восстания.
— Я внимательно выслушал вас. — Заложив руки за спину, Деку прошелся по кабинету. — У меня возникло ощущение, что вы неправильно ориентируетесь в расстановке сил. Следует исходить из того, что Япония
— наш партнер, а не из обратного, как поступаете вы. Другого не дано. С коммунистами немыслимо вступать в любые отношения. — Он остановился перед портретом Петэна. — Есть вещи, в которых необходимо проявлять неукоснительную принципиальность. Так учит нас маршал. Забудьте политиканские компромиссы печальных времен народного фронта. Отныне и вовеки — коммунисты враги цивилизации. В переговорах с японской стороной прошу исходить из этого основополагающего принципа.
— Прошу простить меня, ваше превосходительство. — Фюмроль встал.
— Но я полагал, что вы призвали меня для консультации. Очевидно, я ошибся.
— Не сердитесь, Фюмроль, но я желаю вам добра. Вы все еще живете политическим багажом тридцать шестого года, а времена изменились, и очень существенно. Ваше сердце разрывается между безумцами, которые последовали за авантюристом де Голлем, и патриотами, не оставившими родину в ее трудный час. Пора определиться. По рождению, воспитанию и образу мыслей вы наш. Так переболейте же поскорее детской болезнью фрондерства, или не миновать беды.
Тхуана окатили водой и вновь поставили перед столом, за которым сидел Жаламбе. В снопе света, бившем из рефлектора, четко различалась каждая оспина, каждая морщинка на искалеченном побоями лице. Разбитые губы безотчетно складывались в неизменную улыбку.
— Тяо бак, — поздоровался по-вьетнамски Жаламбе.
— Тяо уань, — приветливо прохрипел Тхуан.
— Как вы себя чувствуете? — перешел на французский Жаламбе, исчерпав свой вьетнамский лексикон.
— Неважно.
— Сами виноваты. Разве можно быть таким упрямым? — пожурил он. — Ну да ладно. Скажите, кому принадлежат эти вещи, и вас отвезут домой.
Тхуан молча опустил голову.
— Может быть, вам трудно разглядеть из-за света? — Жаламбе направил рефлектор на салфетку, на которой лежали две перекальные лампы, штатив и примитивная отмычка.
— Спросите его о чем-нибудь другом. -Уэда подал голос из темного угла. — А то как доходит дело до этих злосчастных предметов, на беднягу нападает столбняк. Мы же знаем, что это не его причиндалы.
— Но мы нашли отмычку и лампы у вас в сундучке. Вы знаете этого человека? — Жаламбе наклонился над столом и приблизил к глазам Тхуана фотографию. — Этот спрятал у вас свои вещи?
— Нет.
— А этого знаете? — Жаламбе быстро схватил другой снимок. — Нго Конг Дык сознался, что частенько вас навещал. Как видите, мы все знаем, и запираться дальше бессмысленно.
Тхуан облизал саднящие губы.
— Только одно слово — и вы свободны. — Жаламбе наклонился, словно боялся не расслышать. — Да или нет?
Повар не ответил.
— Вам действительно чертовски не везет, господин Жаламбе, — сочувственно прокомментировал Уэда. — Третий случай.
— Гастон! — потеряв терпение, рявкнул Жаламбе.
В комнату на цыпочках вбежал низенький лысый человечек с близко посаженными глазами. Массируя костяшки пальцев, он выжидательно уставился на Жаламбе.
— Придется повторить, Гастон.
— Постойте, — вмешался Уэда. — Мы только даром потеряем время. Пора испробовать более эффективные методы. Пусть с него снимут одежду.
Жаламбе кивнул. Тхуан безучастно, как манекен, дал себя раздеть.
— Привяжите к скамье, — велел Уэда.
По знаку Жаламбе Гастон кликнул еще одного жандарма, и они вдвоем бросили арестованного на пол. Затем перевернули ножками вверх тяжелую скамью из эбенового дерева.
— За руки и за ноги, — уточнил японец и бросил моток провода. — Теперь бензин, — со значением произнес он, когда все было сделано. — Будете говорить? В последний раз спрашиваю. Начинайте.
Но начинать жандармам не пришлось, потому что он сам отвинтил крышку канистры и обмакнул в бензин свой платок. Наклонившись над узником, бережно положил платок ему на поясницу. Когда чиркнула спичка, Жаламбе невольно зажмурился. Но тотчас же широко раскрыл глаза и крепко вцепился в подлокотники кресла. Вопль, в котором уже не было ничего человеческого, бичом хлестнул его. Тошнотворно запахло паленым. Уэда неторопливо гасил пламя каблуком, топча распластанное тело, которое конвульсивно корчилось и билось, пронзительно светлое на черном фоне доски. Крик оборвался и перешел в пугающе сиплое бульканье. Узник, вытянувшись в струну, неестественно вывернул голову и вдруг зашелся в пароксизме кашля, заливая лавку и пол хлынувшей изо рта кровью.
— Что это? Там? — запинаясь, прошептал Жаламбе, не сводя глаз с жуткого кровяного сгустка.
— Кажется, он откусил себе язык, — безмятежно разъяснил Уэда. — Досадно.
* * *
Покинув Пагоду Благоуханий, Танг перебрался в провинцию Винь-Фу, расположенную к северо-западу от Ханоя. Убежище он нашел в пещере, на горе близ города Вьет Чи. Туда вела незаметная тропка, круто огибавшая замшелые камни, нависшие над темным ущельем. Внизу в непроглядных зарослях бамбука бежал ручей, через который был перекинут деревянный мостик, вверху рос колючий можжевельник.
Через три дня нового отшельника, поселившегося за Яшмовым камнем, навестил молодой человек с пучком волос на затылке. Видимо, он вступил в известную своими прояпонскими симпатиями секту хоа-хао совсем недавно, потому что косичка едва отросла.
— Я получил вашу записку, учитель, — почтительно поздоровался он.
— Садись. — Танг указал на циновку и отодвинул карбидный фонарь.
— Это еще что за маскарад? — удивился он, когда гость повернулся боком.
— Все правильно, учитель. Я нанялся на плантацию опийного мака, принадлежащую секте. Прикрытие не хуже любого. Притом совсем близко, на реке Ло.
— Здесь, допустим, такое сойдет. А в Ханое? Только навлечешь на себя пристальное внимание контрразведки.
— Я слышал, французы теперь сотрудничают с японцами!
— Сотрудничают они против нас, а друг с другом грызутся пуще прежнего. Всех японских агентов Жаламбе берет на учет. Одним словом, придумай себе другую прическу.
— Будет поручение?
— Ты не ошибся, Кыонг. — Голос Танга едва заметно дрогнул. — И очень опасное.
— Я готов, учитель.
— Ты знаешь о наших потерях, Кыонг?
— Нгуен Ван Кы брошен в Сайгонскую тюрьму, Нго Конг Дык и Мынь отправлены на Пулокондор.
— Так, — кивнул Танг и тихо добавил: — Фан Данг Лыу тоже в тюрьме, Тхуан замучен жандармами, Хоанг Тхи Кхюе отправили в публичный дом для японской солдатни. Мне трудно посылать тебя на задание, которое сопряжено с большим риском. Я надеялся выполнить его сам, но по моим следам рыщут ищейки. Мне нельзя показываться в Ханое.
— Понятно, учитель. Что нужно сделать?
— Избежать колючек соя и не напороться на колючки ганга. Ты знаешь, как арестовали Дыка и Хоанг Тхи Кхюе? Как выследили Мынь?
— Я должен встретиться с этим французом?
— И как можно скорее. Но помни, яйцо лежит на краешке стола. Мне легче отрубить себе руку, чем послать туда нового человека. Ты особенно дорог мне. Но именно поэтому я выбрал тебя, Кыонг, лучшего моего ученика… Теперь слушай меня внимательно. — Танг поборол волнение и сухо заговорил: — Всех, кто работал с Фюмролем, рано или поздно взяли. Возможно, он сам работает на контрразведку. В лучшем случае, за ним пристально наблюдают. Только жизненно необходимые для нас сведения могут оправдать принесенные жертвы. Восстания на севере и на юге, как ты знаешь, были жестоко подавлены. Но не будь их, страна оказалась бы под двойной оккупацией. В ходе борьбы нам удалось создать боеспособные отряды, накопить драгоценный опыт народовластия. Может пройти десять и двадцать лет, но крестьяне не забудут, что мы, коммунисты, отдали им землю реакционных помещиков, справедливо поделили рис. Одним словом, события не застали нас врасплох, и этим мы во многом обязаны сведениям, которые приносили Студент, Дык, Мынь и товарищ Тхуан. Не исключено, что мы имеем дело с тонкой игрой французской контрразведки, которая, помимо основной задачи подавления освободительного движения, пытается ослабить натиск японцев. Это подозрение усиливается и странной непоследовательностью Фюмроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Раньше это не составило бы никакого труда. — Жаламбе принялся сосредоточенно обкусывать ногти. — Но теперь, когда отношения слегка осложнились… Вот если бы натравить на него губернатора! Предлог нужен. — Он нетерпеливо закружился на месте. — Железный предлог. Послушайте, Уэда, — сказал он с фамильярной деловитостью. — Каковы будут условия мира с Таиландом?
— Зачем вам? — полные губы Уэды сжались в ниточку.
— Мне на такие секреты, извините, плевать, а предлог нужен солидный. Что мне сказать Деку? Какие новости не терпят отлагательств?
— Япония поддержит притязания Таиланда? Это не секрет. Мир будет подписан в Токио? Новость, не заслуживающая особого интереса. — Уэда принялся размышлять вслух: — Скажите, что тайская армия начала новое наступление.
— Источник информации? — мгновенно отреагировал Жаламбе.
— Сошлитесь на меня. Утром я принесу его превосходительству извинения за ошибку.
— Тогда я бегу! Пока выберешься из этой чертовой дыры, сколько времени потеряешь…
— Погодите, — задержал его Уэда. — Выйдем вместе. У меня поблизости спрятан автомобиль.
— Отлично! Подбросите меня до моей лавки.
— Нет. Сначала вы пошлете людей к господину Фюмролю и позвоните генерал-губернатору. Как только майор уедет, пусть без промедления входят в дом. Если мы с вами чуточку и опоздаем, то не беда. Главное, чтоб птичка не упорхнула.
— Как, вы тоже желаете?
— Не хочу, чтобы вы наделали глупостей с самого начала. Новый шанс едва ли скоро представится.
Мадам Деку ждала Фюмроля на верхней ступеньке лестницы. На ней было смело открытое платье из лазоревого шифона.
— Как это мило с вашей стороны. — Она протянула руку для поцелуя.
— Я очень рада, что Жан наконец вытащил вас.
Они проследовали в столовую, где все осталось в том же виде, что и при прежнем хозяине.
Хотя радио ревело во всю мощь и вокруг стола сновали только вышколенные лакеи-французы. Деку не начинал делового разговора. Кофе пили в полном молчании.
Наконец мужчины смогли уединиться в кабинете.
— Плохие новости, — отрывисто сказал Деку. — Тайская армия перешла в наступление. Пибул Сонграм требует компенсации за потопленные суда. Вот уж никогда бы не подумал, что буддисты так агрессивны.
— Япония наверняка вновь предложит свое посредничество. Насколько я знаю, они хотят, чтобы соглашение было подписано в Токио.
— Но, пока суд да дело, таи слопают еще кусок.
— Откуда сведения?
— Из японских источников.
— Возможно, это провокация. Попробуйте срочно связаться с Луанг-Прабангом. У меня создалось впечатление, что тайские министры более чем удовлетворены достигнутым.
— А если нет?
— Тогда отдайте приказ флоту атаковать.
— Вы с ума сошли! Японцы сразу же вцепятся нам в горло.
— Если бы вы не поспешили усмирить Бакшон и Кохинхину, ваше превосходительство, у нас были бы козыри для контригры. Теперь они в прикупе.
— Политика — не карточная игра, майор, — наставительно заметил Деку. — У нас не было другого выхода. Красные в Бакшоне убивали наших администраторов, нападали на военные лагеря, грабили обозы, жгли долговые расписки. Это был форменный разбой.
— Разгул черни всегда отвратителен, — кивнул Фюмроль. — И навести порядок, безусловно, следовало. Возможно, предпринятые меры и оказались излишне крутыми, но в таком деле всегда неизбежны издержки. Тут у меня с вами нет разногласий Я о другом, мой адмирал. Почему мы допустили, чтобы вьетнамцы восстали против нас? Лучше бы они со всей силой обрушились на японцев. Нам следовало бы вести себя тоньше. Пусть не мы, а японцы боятся восстания.
— Я внимательно выслушал вас. — Заложив руки за спину, Деку прошелся по кабинету. — У меня возникло ощущение, что вы неправильно ориентируетесь в расстановке сил. Следует исходить из того, что Япония
— наш партнер, а не из обратного, как поступаете вы. Другого не дано. С коммунистами немыслимо вступать в любые отношения. — Он остановился перед портретом Петэна. — Есть вещи, в которых необходимо проявлять неукоснительную принципиальность. Так учит нас маршал. Забудьте политиканские компромиссы печальных времен народного фронта. Отныне и вовеки — коммунисты враги цивилизации. В переговорах с японской стороной прошу исходить из этого основополагающего принципа.
— Прошу простить меня, ваше превосходительство. — Фюмроль встал.
— Но я полагал, что вы призвали меня для консультации. Очевидно, я ошибся.
— Не сердитесь, Фюмроль, но я желаю вам добра. Вы все еще живете политическим багажом тридцать шестого года, а времена изменились, и очень существенно. Ваше сердце разрывается между безумцами, которые последовали за авантюристом де Голлем, и патриотами, не оставившими родину в ее трудный час. Пора определиться. По рождению, воспитанию и образу мыслей вы наш. Так переболейте же поскорее детской болезнью фрондерства, или не миновать беды.
Тхуана окатили водой и вновь поставили перед столом, за которым сидел Жаламбе. В снопе света, бившем из рефлектора, четко различалась каждая оспина, каждая морщинка на искалеченном побоями лице. Разбитые губы безотчетно складывались в неизменную улыбку.
— Тяо бак, — поздоровался по-вьетнамски Жаламбе.
— Тяо уань, — приветливо прохрипел Тхуан.
— Как вы себя чувствуете? — перешел на французский Жаламбе, исчерпав свой вьетнамский лексикон.
— Неважно.
— Сами виноваты. Разве можно быть таким упрямым? — пожурил он. — Ну да ладно. Скажите, кому принадлежат эти вещи, и вас отвезут домой.
Тхуан молча опустил голову.
— Может быть, вам трудно разглядеть из-за света? — Жаламбе направил рефлектор на салфетку, на которой лежали две перекальные лампы, штатив и примитивная отмычка.
— Спросите его о чем-нибудь другом. -Уэда подал голос из темного угла. — А то как доходит дело до этих злосчастных предметов, на беднягу нападает столбняк. Мы же знаем, что это не его причиндалы.
— Но мы нашли отмычку и лампы у вас в сундучке. Вы знаете этого человека? — Жаламбе наклонился над столом и приблизил к глазам Тхуана фотографию. — Этот спрятал у вас свои вещи?
— Нет.
— А этого знаете? — Жаламбе быстро схватил другой снимок. — Нго Конг Дык сознался, что частенько вас навещал. Как видите, мы все знаем, и запираться дальше бессмысленно.
Тхуан облизал саднящие губы.
— Только одно слово — и вы свободны. — Жаламбе наклонился, словно боялся не расслышать. — Да или нет?
Повар не ответил.
— Вам действительно чертовски не везет, господин Жаламбе, — сочувственно прокомментировал Уэда. — Третий случай.
— Гастон! — потеряв терпение, рявкнул Жаламбе.
В комнату на цыпочках вбежал низенький лысый человечек с близко посаженными глазами. Массируя костяшки пальцев, он выжидательно уставился на Жаламбе.
— Придется повторить, Гастон.
— Постойте, — вмешался Уэда. — Мы только даром потеряем время. Пора испробовать более эффективные методы. Пусть с него снимут одежду.
Жаламбе кивнул. Тхуан безучастно, как манекен, дал себя раздеть.
— Привяжите к скамье, — велел Уэда.
По знаку Жаламбе Гастон кликнул еще одного жандарма, и они вдвоем бросили арестованного на пол. Затем перевернули ножками вверх тяжелую скамью из эбенового дерева.
— За руки и за ноги, — уточнил японец и бросил моток провода. — Теперь бензин, — со значением произнес он, когда все было сделано. — Будете говорить? В последний раз спрашиваю. Начинайте.
Но начинать жандармам не пришлось, потому что он сам отвинтил крышку канистры и обмакнул в бензин свой платок. Наклонившись над узником, бережно положил платок ему на поясницу. Когда чиркнула спичка, Жаламбе невольно зажмурился. Но тотчас же широко раскрыл глаза и крепко вцепился в подлокотники кресла. Вопль, в котором уже не было ничего человеческого, бичом хлестнул его. Тошнотворно запахло паленым. Уэда неторопливо гасил пламя каблуком, топча распластанное тело, которое конвульсивно корчилось и билось, пронзительно светлое на черном фоне доски. Крик оборвался и перешел в пугающе сиплое бульканье. Узник, вытянувшись в струну, неестественно вывернул голову и вдруг зашелся в пароксизме кашля, заливая лавку и пол хлынувшей изо рта кровью.
— Что это? Там? — запинаясь, прошептал Жаламбе, не сводя глаз с жуткого кровяного сгустка.
— Кажется, он откусил себе язык, — безмятежно разъяснил Уэда. — Досадно.
* * *
Покинув Пагоду Благоуханий, Танг перебрался в провинцию Винь-Фу, расположенную к северо-западу от Ханоя. Убежище он нашел в пещере, на горе близ города Вьет Чи. Туда вела незаметная тропка, круто огибавшая замшелые камни, нависшие над темным ущельем. Внизу в непроглядных зарослях бамбука бежал ручей, через который был перекинут деревянный мостик, вверху рос колючий можжевельник.
Через три дня нового отшельника, поселившегося за Яшмовым камнем, навестил молодой человек с пучком волос на затылке. Видимо, он вступил в известную своими прояпонскими симпатиями секту хоа-хао совсем недавно, потому что косичка едва отросла.
— Я получил вашу записку, учитель, — почтительно поздоровался он.
— Садись. — Танг указал на циновку и отодвинул карбидный фонарь.
— Это еще что за маскарад? — удивился он, когда гость повернулся боком.
— Все правильно, учитель. Я нанялся на плантацию опийного мака, принадлежащую секте. Прикрытие не хуже любого. Притом совсем близко, на реке Ло.
— Здесь, допустим, такое сойдет. А в Ханое? Только навлечешь на себя пристальное внимание контрразведки.
— Я слышал, французы теперь сотрудничают с японцами!
— Сотрудничают они против нас, а друг с другом грызутся пуще прежнего. Всех японских агентов Жаламбе берет на учет. Одним словом, придумай себе другую прическу.
— Будет поручение?
— Ты не ошибся, Кыонг. — Голос Танга едва заметно дрогнул. — И очень опасное.
— Я готов, учитель.
— Ты знаешь о наших потерях, Кыонг?
— Нгуен Ван Кы брошен в Сайгонскую тюрьму, Нго Конг Дык и Мынь отправлены на Пулокондор.
— Так, — кивнул Танг и тихо добавил: — Фан Данг Лыу тоже в тюрьме, Тхуан замучен жандармами, Хоанг Тхи Кхюе отправили в публичный дом для японской солдатни. Мне трудно посылать тебя на задание, которое сопряжено с большим риском. Я надеялся выполнить его сам, но по моим следам рыщут ищейки. Мне нельзя показываться в Ханое.
— Понятно, учитель. Что нужно сделать?
— Избежать колючек соя и не напороться на колючки ганга. Ты знаешь, как арестовали Дыка и Хоанг Тхи Кхюе? Как выследили Мынь?
— Я должен встретиться с этим французом?
— И как можно скорее. Но помни, яйцо лежит на краешке стола. Мне легче отрубить себе руку, чем послать туда нового человека. Ты особенно дорог мне. Но именно поэтому я выбрал тебя, Кыонг, лучшего моего ученика… Теперь слушай меня внимательно. — Танг поборол волнение и сухо заговорил: — Всех, кто работал с Фюмролем, рано или поздно взяли. Возможно, он сам работает на контрразведку. В лучшем случае, за ним пристально наблюдают. Только жизненно необходимые для нас сведения могут оправдать принесенные жертвы. Восстания на севере и на юге, как ты знаешь, были жестоко подавлены. Но не будь их, страна оказалась бы под двойной оккупацией. В ходе борьбы нам удалось создать боеспособные отряды, накопить драгоценный опыт народовластия. Может пройти десять и двадцать лет, но крестьяне не забудут, что мы, коммунисты, отдали им землю реакционных помещиков, справедливо поделили рис. Одним словом, события не застали нас врасплох, и этим мы во многом обязаны сведениям, которые приносили Студент, Дык, Мынь и товарищ Тхуан. Не исключено, что мы имеем дело с тонкой игрой французской контрразведки, которая, помимо основной задачи подавления освободительного движения, пытается ослабить натиск японцев. Это подозрение усиливается и странной непоследовательностью Фюмроля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23