— Как называется твоя страна? — Подполковник проявлял поразительное терпение.
— Вьетнам.
— А эта?
— Вьетнам.
— Где Сайгон, идиотка?
— Далеко… — Она махнула рукой на темный квадрат окна.
Японец машинально повернул голову.
В разрывах невидимых туч влажно лучились звезды. Дождь прекратился, и стало слышно, как шумит неспокойное море.
— Джонка? Сампан?
— Сампан, господин, — она обрадованно закивала, — сампан. Тайфун налетел. Три, четыре, пять, — начала загибать пальцы, — шесть дней кидало. Потом из моря Железный сампан. Японский господин в трубу кричал: «Плыви сам, плыви сам!»
— Наконец-то! — усмехнулся полковник. Его позабавила мысль о том, что судьбы таких разных человеческих существ, как беглый француз и эта вьетнамка, столь смешно и нелепо пересеклись по его вине.
Железная воля генерала Ямаситы, которому понадобились суда, предопределила, наверное, сотни подобных встреч, смешала и разметала по ветру бессильные намерения и жалкие жизни. Ямасита приказал, а он, подполковник Арита, исполнил, добыв за три дня охоты свыше двухсот судов. Все остальное — капризная прихоть случая: встречи, разлуки, гибель и этот тайфун, который, описав петлю, пригнал к Малайскому полуострову десяток лодчонок с индокитайского юга.
Фюмроль, придя в сознание, застонал и попытался встать.
— Вы можете расстрелять меня! — Цепляясь за жерди, он с трудом выпрямился. — Но не смейте прикасаться ко мне, животное!
— Хотелось бы разъяснить ваше незавидное положение, — обернулся японец. — Я могу расчленить вас на кусочки или передать господину Деку. Скорее всего, он пошлет вас на гильотину, или вы больше предпочитаете киматори? Надеюсь, не надо объяснять, что это такое. Слово за вами, господин капитан.
— Майор, — зачем-то поправил Фюмроль. Он пошатнулся и рухнул на земляной пол.
— Какие слабые нервы, — пожурил подполковник. — Похоже, вы знаете, что такое киматори. Но не волнуйтесь, мне не нужна печень малодушного. Еще, чего доброго, заразишься падучей.
— Ма-лай-а… — растягивая слоги, повторила Хоанг Тхи Кхюе.
— Что? — не понял японец. — Вышвырните эту обезьяну. — Он перевел фонарь на Кхюе. — Она меня больше не интересует.
С моря донесся низкий протяжный гудок.
— Катер, господин подполковник, — козырнул один из солдат.
— Да, пора возвращаться. А я еще не решил, как поступить с задержанным. — Он поставил ногу Фюмролю на грудь. — Вы еще не умерли?
— Чего вы хотите от меня? — не выдержал тот и со стоном перевалился на бок. — Каковы ваши условия?
— Так, — удовлетворенно констатировал Арита. — Торг начался. Это во вкусе белых людей. — Ему доставляло странное удовлетворение играть с поверженным врагом. Что ж, он и сам удивляется своему великодушию. Отпустил зачем-то перепуганную дикарку, а теперь церемонится с полутрупом, который ему также совершенно не нужен. — Итак, вас интересуют условия, — так ничего и не надумав, возобновил он зловещий диалог. — Точнее, одно-единственное условие. Короче говоря, жизнь. Вы хотите жить?
— Что вам от меня нужно? — Собрав последние силы, Фюмроль выпрямился, хватаясь руками за гладкие колена бамбукового столба.
— В том-то и весь трагизм вашего положения, майор, что ничего. Все, что можно, вы уже продали. Вам нечем расплатиться даже за жизнь, а она ведь так недорого стоит.
— Тогда добейте меня. Но зачем издеваться, мучить?
Скрипя зубами, Фюмроль отчаянно старался удержаться на ногах. Он был гол, беззащитен и бесконечно унижен. Больше всего на свете ему хотелось сейчас умереть. Только безболезненно и спокойно, подобно засыхающему дереву, как говорят японцы. Он беззвучно плакал.
— Хорошо, я сделаю вам предложение, — улыбнулся Арита. — Кажется, мне удалось найти приемлемое решение. Вы стремились к де Голлю? Что ж, это естественно Мы готовы оказать вам необходимую помощь. Сражайтесь за Францию, бейте немцев, выполняйте приказы ваших начальников. Когда вы понадобитесь Японии, мы вас найдем. Как видите, условия достаточно мягкие. Считайте это капризом, но мне почему-то захотелось сохранить вам жизнь. Долг не позволял сделать это просто так, без всякой компенсации. Я придумал приемлемое решение. Что, если вы погибнете в бою? Или ваши услуги вообще не потребуются? Всякое может статься. Вы почти ничем не рискуете. Никто не помешает вам, наконец, просто лишить себя жизни.
Фюмроль почти поверил в искренность японца. Еще секунда, и он бы сдался, но тягостное предчувствие скорой гибели мешало ему сказать «да», навязчиво подсказывало, что враг просто забавляется его беззащитностью.
— И вы отпустите меня просто так? Под честное слово? — Он ждал ответа с замиранием сердца, с трепетной надеждой, за которую себя ненавидел.
Арита презрительно усмехнулся. Ему действительно захотелось спасти этого человека, и он был готов отпустить его под честное слово. Своим вопросом заурядного торгаша француз сам все испортил. Нет, он не человек духа. Обыкновенное мясо. Пусть пеняет теперь на себя.
А Фюмроль не сводил жадных, тоскующих глаз с японца, как будто бы что-то мог разглядеть за слепящим электрическим кругом.
— Я полагал, что вы поняли, о чем идет речь. Наш договор мы оформим по всем правилам в ближайшем населенном пункте, после чего вы получите деньги, паспорт нейтральной страны и билет до Лондона, — отчеканил подполковник. — Итак, вы согласны?
— Нет! — выкрикнул Фюмроль.
В ту же секунду Арита выстрелил и, не оглядываясь, вышел из хижины.
— Господин подполковник! — подскочил к нему поджидавший у порога лейтенант Ида. — В лесу обнаружено четыре совершенно целых танка типа «Матильда» и два танка «Валан-тайн». Мои ребята могли бы…
— Отставить, — оборвал его Арита. — Это не наша задача. Быстро на катер.
Он подумал, что зря отпустил девку. Надо было отдать ее солдатам. Они заслужили маленькое развлечение.
— Где мой меч, Ида? — спросил он.
— Здесь, господин подполковник! — держа на вытянутых руках завернутую в шелк драгоценную реликвию, выступил верный оруженосец из темноты. — Прикажите поискать еще пленных?
— Сейчас уже поздно, но завтра я, быть может, смогу показать прием в стиле Мусаши. Самый трудный.
— Ребята очень обрадуются, господин подполковник. Они готовы идти за вас в огонь и в воду.
Приняв меч, Арита пошел к морю, над которым трепетали молнии дальних гроз.
* * *
Год Водяной Овцы Нго Конг Дык встретил на Пулокондоре. Прежде чем попасть на острова, расположенные в восьмидесяти километрах от дельты Меконга, он около года провел в сайгонской тюрьме, где заслужил репутацию «нгоанко"1. Перед самым тэтом его вместе с другими упрямцами заковали в цепи и швырнули в полицейский фургон. Ударившись головой о железную стойку, он потерял сознание. Очнулся только на причале, где автоколонну с узниками уже ждало судно, курсирующее между Сайгоном и Пулокондором.
1 Упрямец (вьет).
Скованные одной цепью, заключенные в последний раз вдохнули свежий воздух и побрели к люкам. Их так и не расковали. Весь путь до каторжной тюрьмы они провели в полной темноте, среди крыс и москитов, которые поколениями плодились в стальном чреве старого брандера.
На Пулокондоре по случаю Нового года тюремщики были пьяны и настроены благодушно. Ограничившись поверхностным обыском и несколькими зуботычинами, они на скорую руку рассовали новоприбывших по камерам. Надзиратель корпуса С, куда попал Дык, даже произнес прочувствованную речь:
— Мы рады приветствовать столь избранную публику на нашем знаменитом курорте… -Он залился пьяным смехом, хотя повторял свою остроту перед каждой новой партией заключенных. — Все вы отъявленные негодяи, но у каждого будет возможность исправиться. Помните это. Неисправимые у нас долго не живут. Они переселяются на небо.
В камере Дык встретил старых знакомых: студента Ло и Тон Дык Тханга, с которым познакомился в сайгонской тюрьме.
Тханга любило все коммунистическое подполье. В девятнадцатом году он поднял красный флаг на крейсере «Валь-дек Руссо», стоявшем в одесском порту, и по приговору военного трибунала целых семнадцать лет провел в каменном мешке Пулокондора. Когда во Франции победил Народный фронт, его выпустили на свободу. По возвращении с Восьмого пленума в Кохинхину он был вновь арестован. Его выследил элемент АБ.
Нго Конг Дыка приняли в камере как своего.
— Витамины привез? — первым делом спросил его студент.
Дык прошел в сайгонской тюрьме хорошую школу и прекрасно знал, что называют политзаключенные витаминами духа, без которых в тюрьме не прожить.
— Про Сталинград уже знаете? — поинтересовался Дык, развязывая мешок. — Или после известия о поражении японского флота у острова Мидуэй время для вас остановилось?
— Он еще шутит! — возмутился студент. — Мы знаем, что Красная Армия окружила фашистов и им предъявлен ультиматум. Чем кончилось?
— Чем надо, тем и кончилось. — Дык весело оглядел окруживших его товарищей. — Полная победа! Разгромлены десятки отборных дивизий, огромное количество пленных, среди которых двадцать четыре генерала и сам Паулюс. На других фронтах советские войска тоже продвигаются вперед, освобождают город за городом. На китайско-бирманской границе армия центрального правительства оказывает упорное сопротивление японцам. Ну как, хороши витаминчики?
— Сведения первый сорт, — одобрил Тханг.
— И свежие! — Ло поднял над головой кулак.
— Знал, куда еду! — Встретив своих, Дык приободрился. Даже рана на голове, нагноившаяся в тюрьме, как будто бы мучила меньше. — Так что поправляйте, товарищи, здоровье.
— Как Нгуен Ай Куок? — спросил Тханг.
— О товарище Хо Ши Мине ничего нового. Они по-прежнему держат его в тюрьме.
— Известно хоть, в чем его обвиняют? — спросил Тханг.
— В шпионаже. Гоминдановцы считают, что товарищ Хо Ши Мин перешел границу для встречи с китайскими коммунистами. Гоминдановцы пытали его, но ничего не добились.
— И ничего не добьются, — сказал Тханг. — Я знаю Ай Куока больше двадцати лет. Пусть он ездил по разным странам, а я сидел на Пулокондоре, связь между нами не прерывалась. Он мне даже стихотворение прислал. «Что бы там ни было — все стерплю…»
— «Я им ни пяди не уступлю», — продолжил Дык. — Эти стихи поют во всех политических тюрьмах Индокитая, товарищ Тханг.
— Новенький правильно сказал. — От стены отделился высокий человек с искалеченной в пытках рукой. — В мире — единый фронт против фашизма. Это рано или поздно дойдет до всех. Гоминдановцы вынуждены будут освободить нашего вождя. Они сейчас являются основной силой, противостоящей японцам, и не должны ослаблять антифашистский лагерь. — Он подошел к Дыку. — Будем знакомы, Фам Динь Тян. — Заметив миссионерскую брошюрку в руках новичка, пошутил: — Никак, евангелие от Матфея собрался проповедовать?
— Совершенно верно, товарищ Тян, — протянул ему книжку Дык, — найдется лимон или лайм? Глава девятая. Со слов: «Тогда Он, войдя в лодку…»
— С этим, к сожалению, придется подождать до первой прогулки, — огорчился Тян. — Такими сокровищами на Пулокондоре не балуют. Скоро сам увидишь, чем нас тут потчуют. Щепотки соли не допросишься.
— Соли! — усмехнулся Ло. — Наш достопочтенный боров, надзиратель, нарочно старается подсунуть вместо нее негашеную известь. Забавляется. Есть у нас еще и санитар по прозвищу мсье Аспирин. Если кто заболеет, он посыплет ему рис порошком аспирина, и был таков. Пусть у тебя язва желудка, туберкулез или амебная дизентерия — ему наплевать. Одним словом, не вздумай болеть и не проси добавки.
— Что ты стращаешь паренька, Ло? — вмешался Тханг. — Судя по всему, он изучил полный курс арестантских наук. — Он похлопал новичка по плечу. — Не пропадет. Что там в брошюре?
— Задачи Вьетнама, чу!1 Партия считает, что рабочие и крестьяне должны стать основным костяком демократического фронта борьбы против японских фашистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23