Но что такое? Полграмма, оказывается, уже недостаточно. Какие пустяки! Надо увеличить дозу, ну, скажем, до одного грамма. О, чудо! Эдем опять возвращается, и поскольку, как вам кажется, ничего дурного не произошло, вы решаете продолжить эти визиты в Эдем. Вам хорошо известно, какой непоправимый вред наносят здоровью наркотики, но ведь только дураки становятся наркоманами, а вы сразу прекратите их принимать, как только почувствуете ухудшение здоровья. Доза в полтора грамма. Перед вами раскрываются чудесные перспективы, тогда как три месяца назад все казалось непоправимо испорченным и мрачным. Два грамма. Естественно, чем больше доза, тем дольше продолжается ваше состояние нездоровья и депрессии. Прошло уже четыре месяца после вашей первой понюшки. Пора с этим кончать. Два с половиной грамма. Вы ощущаете сухость и жжение в носу и в глотке. Вы плохо спите, вас начинают раздражать окружающие — они слишком громко разговаривают. Вам кажется, что они говорят о вас. Да, да, они говорят о вас, и притом распространяют о вас гнусную ложь — вы же видите, это написано у них на лицах. Три грамма. Вы вдруг чувствуете, что произошли какие-то непредвиденные изменения, надо обязательно с этим покончить, потому что у пищи вдруг такой отвратительный вкус, потому что вы никак не можете вспомнить, какой сегодня день или как вас зовут. А когда вам удаётся вспомнить, вы вдруг чувствуете себя животным, вам хочется встать на четвереньки и залаять; или вам вдруг кажется, что от вас убежал ваш нос, или он собирается убежать, и вам надо обязательно придерживать его рукой, чтобы он не убежал; или появляется муха, которая все время досаждает вам: то вдруг сядет на лицо, то — на руку, то — на шею. Надо во что бы то ни стало держаться, иначе… Три с половиной грамма. Вы поняли, что происходит, мистер Латимер?
— Кажется, вы не одобряете эту пагубную страсть.
— Не одобряете! — фыркнул мистер Питерс. — Да она ужасна, чудовищна! Тот, кто попал под её ярмо, погиб. С каждым днём он все больше теряет способность работать. А для все увеличивающихся доз требуется больше денег — так наркоман может стать преступником. Я знаю, что вы сейчас подумали, мистер Латимер. Так красноречиво осуждать наркоманию и в то же время превратить её в неисчерпаемый источник дохода. Но давайте посмотрим на это дело пристальнее. Допустим, я бы отказался, но ведь наверняка вместо меня нашёлся бы кто-нибудь другой. От моего отказа никому из этих несчастных не стало бы лучше, а я не смог бы заработать.
— Вы ведь сами говорили, что число ваших клиентов постоянно возрастало? Значит, не все среди них были наркоманы, принимавшие наркотики до того, как начала действовать ваша организация?
— Разумеется, это так. Но ведь увеличением числа клиентов занимались Ленотр и Галиндо, а не я. Между прочим, Ленотр, Галиндо и Вернер сами принимали наркотики. Они были кокаинистами. Кокаин сильнее действует на иммунитет, причём изменения в психике появляются лишь через несколько лет, тогда как при приёме героина психика разрушается в течение нескольких месяцев.
— Какой наркотик принимал Димитриос?
— Героин. Когда мы в первый раз заметили, это была сногсшибательная новость. Собрались, как всегда, в комнате, где мы с вами находимся, мистер Латимер. Он обычно появлялся часов в шесть вечера. Помню, была уже весна, весна 1931 года.
Помню, Димитриос опоздал, что уже само по себе было необычно, но мы и на это не обратили внимания. В последнее время, присутствуя на наших собраниях, он сидел очень тихо, прикрыв глаза рукой, точно у него болела голова и ему не мил был весь белый свет. Мы уже к этому привыкли, хотя и видно было, что с ним творится нечто неладное. Именно тогда мне часто приходила в голову мысль: ну и руководителя мы выбрали. Правда, все менялось, если кто-нибудь возражал ему. Особенно часто с ним спорил Виссер, человек по натуре агрессивный, быстрый и очень хитрый, но, конечно, ребёнок по сравнению с Димитриосом. Однажды Виссер, поняв, что Димитриос опять одурачил его, побелев от ярости, выхватил револьвер и наставил его на Димитриоса. На месте Димитриоса я бы, наверное, на коленях стал просить прощения, а он только саркастически ухмыльнулся и повернулся к нему спиной, заговорив со мной о каком-то деле. Я уже тогда знал, что Димитриос умеет хорошо скрывать гнев.
Итак, в тот вечер он опоздал. Войдя же, зачем-то остановился в дверях и долго всех разглядывал. Потом молча пошёл на своё место. Виссер как раз рассказывал о том, что хозяин одного кафе — неприятный тип и что Галиндо не должен появляться в этом кафе, потому что хозяин может вызвать полицию. В его словах не было ничего необычного, как вдруг Димитриос вскочил со своего места и, крикнув «кретин!», плюнул ему в лицо.
Мы все, конечно, удивились. А Димитриос, не дав никому раскрыть рта, брызжа слюной, стал бросать Виссеру такие фантастические обвинения, что у нас глаза на лоб полезли.
Виссер, побелев от злости, полез было в карман за пистолетом, но Ленотр схватил его за руку и что-то зашептал на ухо. Ленотр, наряду с Галиндо и Вернером, сам принимал наркотики и догадался, что происходит с Димитриосом. Димитриос, заметив это, обрушился с грубой бранью на Ленотра. Потом стал кричать, что все мы дураки, что только благодаря ему не подыхаем с голода, что, конечно, было правдой, но обидной правдой; что он знает про заговор, который мы против него замышляем, но таким дуракам, как мы, никогда не провести его; что он сделает с нами все, что захочет. Он говорил, наверное, целых полчаса, пересыпая свою речь французскими и греческими ругательствами. Потом вдруг замолчал и вышел из комнаты.
Не знаю, почему здравый смысл не подсказал нам, что он близок к предательству (между прочим, это характерно для наркоманов, принимающих героин). Наверное, мы не обратили на это внимания потому, что купались в деньгах. Когда он ушёл, Ленотр расхохотался и спросил у Вернера, неужели босс тратится на «порошок». Шутка имела большой успех, даже Виссер улыбнулся.
На следующем заседании Димитриос выглядел уже нормально, и никто из нас не напомнил ему той выходки. Прошло ещё несколько месяцев. Димитриос сильно похудел, внешне очень изменился. В глазах его стояла какая-то мрачная тоска. Но взрыв больше не повторялся, хотя он был вечно не в духе и раздражался по пустякам. Он все чаще и чаще отсутствовал на наших собраниях.
Помню, в сентябре он объявил, что прекращает поставки, и в течение ближайших трех месяцев мы будем пользоваться запасами.
Представьте себе, никому в голову не пришло, что он ликвидирует запасы, так как решил выйти из игры. Вы, быть может, скажете, что мы проявили не свойственную людям нашего круга доверчивость, и будете сто раз правы. Но ведь до сих пор во всех возникающих меж нами спорах он всегда оказывался прав, и даже Лидия, прекрасно разбирающаяся в людях, ничего не заподозрила. Что касается Виссера, то он стал жертвой собственного самодовольства: разве мог какой-то наркоман — да хоть бы и сам Димитриос! — провести его. Кроме того, как я уже говорил, мы хорошо зарабатывали, и ведь согласно нашей логике Димитриос зарабатывал в десятки раз больше. Так что какие там ещё подозрения?
Вам известно, что из этого вышло. Я и Ламар были арестованы в Марселе. К счастью, мы вовремя заметили слежку и отказались от приёма товара, только что поступившего из Стамбула. Ни у него, ни у меня наркотики не были найдены, тогда как Ленотр, Галиндо и Вернер были пойманы с поличным. Допрашивавший меня следователь показал мне донос, который Димитриос направил в полицию, и спросил, не знаю ли я человека, написавшего его. С тем же самым успехом он мог спросить, не был ли я на Луне. Я впоследствии узнал, что Виссера тоже об этом спрашивали. Конечно, он ничего им не сказал. Правда, он, надеясь отделаться штрафом, солгал, что босс проживает где-то в семнадцатом округе Парижа, но ему это нисколько не помогло — он получил такой же срок, как и я. Бедняга умер совсем недавно, — сказал мистер Питерс, вздохнув, и закурил сигарку.
Латимер отхлебнул из своей чашки и тотчас поставил её на стол — кофе совсем остыл. Он достал сигарету — мистер Питерс чиркнул спичкой и дал ему прикурить. Сделав первую затяжку, Латимер спросил:
— Ну, так как же? Я все жду, когда вы начнёте говорить, как мы с вами заработаем миллион.
Мистер Питерс улыбнулся, точно Латимер был мальчик, попросивший дать ему ещё один кусок праздничного торта.
— Это уже другая история, мистер Латимер.
— Интересно, о чем?
— О том, что случилось с Димитриосом после того, как он исчез.
— Ну и что же с ним случилось? — Латимер начинал терять терпение.
Мистер Питерс опять достал фотографию и подал ему.
— Но ведь я её уже видел, — сказал Латимер, нахмурившись. — Это Димитриос. В чем дело?
По лицу мистера Питерса разлилась тихая, торжествующая улыбка.
— Это фотография Мануса Виссера, мистер Латимер.
— Расскажите же, наконец, что все это значит?
— Это значит, что у Виссера, по-видимому, закралось подозрение, и он решил попробовать «подоить» Димитриоса. Когда же он попытался осуществить эту идею на практике, то сломал себе шею и оказался в стамбульском морге.
— Но ведь это же Димитриос. Я видел его собственными глазами…
— Своими глазами вы видели на столе в морге труп Виссера, которого убил Димитриос. Я рад сообщить вам, что сам он жив и находится в добром здравии.
МЕСЬЕ С.К.
Латимер знал, что у него сейчас глупый вид, но ничего не мог с собой поделать. Известие о том, что Димитриос жив, произвело на него такое же действие, как удар дубинкой по голове.
— Я предполагал, — сказал мистер Питерс, — что вы далеки от истины. Гродек, конечно, установил это с неоспоримой точностью. По-видимому, вы пали жертвой весьма распространённого заблуждения, будто полиция располагает точными фактами. Я знал, что тот, кого вы видели в морге, не Димитриос, но я не мог это доказать. Ну а вы легко могли опознать Мануса Виссера.
Он многозначительно посмотрел на Латимера и, поскольку тот по-прежнему молчал, спросил:
— Как полиция установила, что это Димитриос?
— У него под подкладкой пиджака нашли удостоверение личности, выданное год назад в Лионе Димитриосу Макропулосу, — словно автомат, сообщил Латимер. До него наконец дошёл смысл шуточного тоста за процветание английской детективной литературы и последовавшего за ним неудержимого смеха Гродека. Воистину, когда боги хотят посмеяться над человеком, они отнимают у него разум.
— Значит, нашли удостоверение личности, — повторил мистер Питерс. — Ужасно смешно. Можно просто помереть от смеха.
— Работники французского консульства признали удостоверение подлинным и, кроме того, на нем была фотография.
Мистер Питерс на сей раз пощадил чувства автора детективных романов и едва-едва сдержался.
— Я могу достать десяток таких удостоверений. Все они будут подлинными, все будут выданы на имя Димитриоса Макропулоса, и на каждом будет своя фотография. Вот, смотрите!
С этими словами он достал из кармана свой вид на жительство, небольшую зеленую книжку, и раскрыл её перед глазами мистера Латимера.
— Я здесь очень похож на самого себя?
Латимер отрицательно качнул головой.
— И тем не менее это подлинная моя фотография, снятая три года назад. Просто я не фотогеничен, как и многие другие. Вероятно, Димитриос воспользовался фотографией человека, похожего на Виссера. Между прочим, на фотографии, которую я только что вам показывал, снят человек, похожий на Виссера.
— Если Димитриос жив, то где он сейчас?
— Он здесь, в Париже. — Мистер Питерс наклонился и похлопал Латимера по коленке. — Вы мне очень нравитесь, мистер Латимер, вы такой милый и скромный. Я обязательно вам все расскажу.
— Вы так добры, — сказал Латимер с горечью.
— Нет, нет, — сказал мистер Питерс с чувством, — не надо сердиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25