Вскоре желтая сеть начала ползти к полюсам, обнажая сероватую круглую поверхность.
И тут, как на экране телевизора, появилась комната, дешевые бледные обои в розовый цветочек, диван с полированной спинкой, письменный стол, детская кроватка… Яна услышала странное жужжание, словно работал какой-то бытовой прибор.
На диване сидела одетая в синий с красным рисунком халат молодая женщина с печальным, некрасивым лицом и короткими темными волосами. Ее тонкие губы шевелились, но звука голоса Яна не слышала, словно в немом кино. Голова незнакомки была наклонена, взгляд — обращен вниз.
Яна силилась опустить глаза. Ей это удалось. Рука женщины лежала на затылке мальчика. Он сидел на полу, у ее ног, недовольно глядя на нее и капризно поджав губы. У мальчика были темные глаза-вишни, чуть более светлые брови, очаровательный носик и круглые щечки.
Тут в комнату вошел высокий угловатый подросток. Жесткие русые пряди и дерзкий взгляд, которым он уставился на женщину, наводили на мысль о его непростом, ершистом характере. Лицо женщины приняло сразу более строгое выражение — теперь она обращалась к нему. Он скривил губы, видимо, что-то резко и грубо ей отвечая. Она стала ему раздраженно и яростно возражать, он изобразил оскорбительную гримасу и, хлопнув дверью, вышел из комнаты. Женщина ударилась в слезы. Испуганный малец быстро поднялся и, не зная, что делать, прижался к матери. Она обняла его одной рукой, а другой пыталась вытереть слезы, которые, не слушаясь ее, катились крупными гроздьями по щекам.
"Что это за Мадонна с младенцами?” — иронично подумала Милославская, убирая карты в карман пальто. Тут Джемма ткнулась в колено своей мордой, и Яна положила руку ей на голову. Но собака дернулась немного, села и стала тихонько поскуливать, глядя в сторону родильного дома.
— Тихо, Джемма. — Яна подняла глаза и увидела, что Радзиевский торопливо спускается по ступеням лестницы, ведущей к роддому. Она чуть было не пропустила его.
— Молодец, — похвалила Яна собаку, которая, почуяв похвалу в голосе хозяйки, подобралась и завиляла хвостом.
"Интересно, куда он направляется?” — Яна дала возможность Радзиевскому уйти немного вперед и, дав Джемме команду “рядом”, двинулась следом.
Николай шел быстро, не оборачиваясь, словно куда-то спешил. Он добрался до трамвайной линии и свернул в сторону путепровода, пересекавшего железнодорожные пути.
Милославской показалось довольно странным, что он не воспользовался общественным транспортом, потому что место это было какое-то необжитое, что ли. “Похоже, — решила она, — кто-то назначил ему встречу подальше от посторонних глаз”. Ей пришлось отпустить Радзиевского на приличное расстояние, так как в этом пустынном месте, где расположены только промышленные предприятия, довольно трудно было следовать за человеком, оставаясь незамеченным. Но, слава богу, Николай не смотрел по сторонам. Он миновал таможенные склады и, подойдя к путепроводу, остановился. Здесь была небольшая площадка, поросшая густым высоким кустарником, голые ветви которого образовали сплошную стену. Вдоль нее под мост шла узенькая тропинка. Она, как предполагала Яна, вела к гаражам, построенным в зоне отчуждения под путепроводом.
Радзиевский закурил и, приняв непринужденную позу, посмотрел в обе стороны дороги, по которой с шумом и грохотом, выплевывая из себя килограммы выхлопных газов, проносились большегрузные автомобили, легковушки и автобусы. Чтобы остаться незамеченной, Милославской пришлось замереть за углом какого-то пыльного склада, шагах в ста от места, где обосновался Радзиевский. Было ясно, что дальше идти он не собирается, во всяком случае пока. Яна время от времени выглядывала на дорогу, чтобы убедиться, что Николай все еще остается на месте. В какой-то момент в ней шевельнулось тревожное чувство, которое трудно было объяснить. Правда, место для встречи — а в том, что Радзиевскому назначена встреча, она уже не сомневалась — было выбрано не слишком-то удобное, но, возможно, как раз такое и нужно было тому, кто ее назначил. Наверное, оно было удобным… Вот только для кого и для чего?
— Черт возьми, — Яна выругалась вслух, вышла из-за угла и решительным шагом направилась к площадке, где топтался Радзиевский. “Как же объяснить этому придурку, — лихорадочно думала Яна на ходу, — что такое место, где почти нет пешеходов, просто идеально подходит для убийства?"
Она прошла уже треть расстояния, разделявшее ее с Николаем, когда краем глаза заметила, что у белой “девятки”, прошелестевшей шинами в том же направлении, опущено заднее стекло. Это само по себе наводило на подозрения — не май все-таки, чтобы распахивать окна, — но самое главное, ей показалось, что в окне мелькнула рука, сжимавшая пистолет.
— Джемма, вперед, — крикнула она, махнув рукой в сторону Радзиевского, и сама что было сил рванула туда же. Она махала руками, как ветряная мельница крыльями, и кричала, стараясь привлечь к себе внимание Николая, но он, казалось, ничего не замечал. В какой-то момент он все же обернулся и, увидев несущуюся на него во весь опор Джемму, застыл словно вкопанный.
— Пригнись, идиот, к земле! — Яна делала знаки, чтобы показать Радзиевскому, откуда ему грозит опасность, но он только со страхом поглядывал на страшное животное, приближавшееся к нему с неумолимостью селевого потока.
Он не видел ни Яну, ни “девятку”, которая уже остановилась на противоположной от него стороне дороги. Из опущенного окна “девятки” высунулась рука с пистолетом, который рявкнул несколько раз, заглушаемый шумом проносящихся мимо автомобилей.
— Джемма, лежать! — за секунду до первого выстрела крикнула Милославская, чтобы не подставлять собаку под случайную пулю.
Та, моментально среагировав, припала к пыльному асфальту и замерла в нескольких метрах от Николая. Выронив камеру, он вскинул руки и, согнувшись пополам, сделал несколько шаркающих шагов на подкосившихся ногах. Ему обожгло грудь и живот и страшно хотелось наглотаться холодного весеннего воздуха, чтобы остудить поднявшийся внутри жар. Поэтому он открывал и закрывал рот, словно выброшенная на прибрежный песок рыба, но это не помогало. Сознание его быстро угасало, и стало очень трудно поддерживать равновесие. Пытаясь выровняться, Радзиевский шагнул еще несколько раз, но ноги его не поднимались. Он споткнулся о бордюрный камень и с немым криком упал на проезжую часть, ударившись головой об асфальт.
Когда через несколько секунд над ним наклонилась подоспевшая Милославская, он уже не подавал признаков жизни. Водители проносящихся мимо машин покачивали головами, принимая лежавшего на дороге человека за сильно перебравшего алкаша. Поняв, что Радзиевскому уже ничем не поможешь, Милославская вскочила на ноги, но белой “девятки” и в помине не было.
— Что за дерьмо, — в сердцах произнесла Яна и достала сигарету.
Она не успела запомнить даже номер машины, откуда прогремели смертельные выстрелы.
Бело-голубая “Нексия” дорожно-патрульной службы остановилась рядом с Милославской, когда от сигареты остался один лишь фильтр.
— Ну и что, — выглянул через переднее окно старший лейтенант с рыбьими глазами, — набрался до чертиков?
— Его застрелили, — пояснила Милославская, но старлей и сам уже увидел, как из-под тела на дорогу вытекает красно-бурая жидкость.
— Ебок-колобок, — пробормотал он и покосился на водителя. — Говорил тебе, едем дальше, теперь вот расхлебывай. Эх, пряники-баранки, — вздохнул он и открыл дверцу автомобиля.
— Какого черта, Миша, — недовольный выговором, возразил водитель, лейтенант лет двадцати трех, — а кто мне сказал, давай-ка подбросим эту дамочку, а?
— Заткнись, Вован, — старлей покосился на Милославскую и вышел из машины. — Лучше вызови бригаду, пусть сами здесь разбираются. И “Скорую”, — добавил он, — может, жив еще…
Лейтенант послушно потянулся к рации, а старлей пошел осматривать место происшествия — все равно протокол составлять придется, раз уж остановились.
— Чья собака? — он с опаской взглянул на Джемму, сидевшую на тротуаре и внимательно смотревшую на хозяйку.
— Моя, — Яна достала сигареты и закурила.
— Хорошо, — старлей кивнул, присел над телом Радзиевского и попытался нащупать у того пульс, — полная хренотень.
А вы ему кто? — Он выпрямился и с интересом уставился на Милославскую.
— Никто, — пожала плечами Милославская.
— А как вы здесь оказались и откуда знаете, что его застрелили? — еще больше заинтересовался старший лейтенант.
— Я видела, как напротив него остановилась белая “девятка”, — Яна сознательно проигнорировала первую половину вопроса, — кто-то протянул из окна руку с пистолетом и выстрелил в этого человека.
— Номер машины не запомнили?
— Как-то было не до того.
— Кто стрелял, кто сидел за рулем, тоже не видели?
— Не видела. Когда все это случилось, я была довольно далеко от этого места.
Постепенно возле места трагедии начали останавливаться машины, пассажиры и водители которых с любопытством посматривали на тело, лежащее на дороге, и расплывающееся пятно крови. Создалась даже небольшая пробка. Откуда-то появились пешеходы и обступили Яну со старшим лейтенантом неплотным кольцом. Кое-кто пытался даже задавать вопросы, другие делали попытки на них ответить.
— Вован, — старлей подошел к служебной машине и наклонился к открытой дверке, — ну-ка направь движение в нужное русло. Можешь штрафануть парочку для острастки за остановку в зоне действия знака. Короче, чего я тебя учу — не маленький уже. Устроили здесь цирк, понимаешь.
Лейтенант, как показалось Милославской, принялся выполнять указание старшего по званию не без удовольствия. Передвинув машину немного вперед, он достал жезл, выбрался на дорогу и повелительным жестом показал водителю стоявшей впереди всех машины место у тротуара. Через пять минут пробка была ликвидирована, а карманы лейтенанта пополнились трудовыми рублями.
Вскоре подоспел “уазик” с оперативниками и “РАФ” “Скорой помощи”. Оперативники не то чтобы оперативно, но довольно шустро проверили карманы покойного, зафиксировали его местоположение на асфальте кусочком мелка и предоставили возможность медикам констатировать смерть. После чего стали опрашивать свидетелей и производить осмотр места происшествия. Яну, как главного и единственного свидетеля, забрали с собой для того, чтобы снять показания в спокойной обстановке.
По дороге Яна, как могла, объяснила ментам, в чем дело. Она сообщила, что данное убийство скорее всего связано с делом, расследованием которого занимается Руденко. Менты задавали ей разнообразные вопросы, порой не относящиеся к происшествию. А когда узнали, что она экстрасенс, стали пялиться на нее с той смесью скепсиса и насмешливого недоверия, которое отличает людей, Объевшихся баланды Кашпировского и пройдошливого Чумака. Ребята несколько раз выразили сомнение по поводу связи убийства Радзиевского со всей этой “кашей”, как они назвали расследование, но Яна заверила, что так оно и есть и что Руденко сейчас был бы как нельзя более кстати.
Они не стали возражать.
Для появившегося Руденко, разумеется, это было полным сюрпризом. Он буквально не знал, как реагировать. И только присутствие других людей заставило его собраться с силами, стряхнуть с себя хмель удивления и приступить к официальной процедуре снятия показаний. Именно эта протокольная рутина отвлекала его от эмоций, позволила функционировать, как нержавеющий механизм, спрашивать, дополнять, анализировать, уточнять и так далее.
— Тебе не кажется какой-то досадной случайностью, — решила поиронизировать Яна, — что я все время даю показания?
— Это твой да-ар, — насмешливо протянул Руденко, — ты вечно оказываешься в “горячих точках”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
И тут, как на экране телевизора, появилась комната, дешевые бледные обои в розовый цветочек, диван с полированной спинкой, письменный стол, детская кроватка… Яна услышала странное жужжание, словно работал какой-то бытовой прибор.
На диване сидела одетая в синий с красным рисунком халат молодая женщина с печальным, некрасивым лицом и короткими темными волосами. Ее тонкие губы шевелились, но звука голоса Яна не слышала, словно в немом кино. Голова незнакомки была наклонена, взгляд — обращен вниз.
Яна силилась опустить глаза. Ей это удалось. Рука женщины лежала на затылке мальчика. Он сидел на полу, у ее ног, недовольно глядя на нее и капризно поджав губы. У мальчика были темные глаза-вишни, чуть более светлые брови, очаровательный носик и круглые щечки.
Тут в комнату вошел высокий угловатый подросток. Жесткие русые пряди и дерзкий взгляд, которым он уставился на женщину, наводили на мысль о его непростом, ершистом характере. Лицо женщины приняло сразу более строгое выражение — теперь она обращалась к нему. Он скривил губы, видимо, что-то резко и грубо ей отвечая. Она стала ему раздраженно и яростно возражать, он изобразил оскорбительную гримасу и, хлопнув дверью, вышел из комнаты. Женщина ударилась в слезы. Испуганный малец быстро поднялся и, не зная, что делать, прижался к матери. Она обняла его одной рукой, а другой пыталась вытереть слезы, которые, не слушаясь ее, катились крупными гроздьями по щекам.
"Что это за Мадонна с младенцами?” — иронично подумала Милославская, убирая карты в карман пальто. Тут Джемма ткнулась в колено своей мордой, и Яна положила руку ей на голову. Но собака дернулась немного, села и стала тихонько поскуливать, глядя в сторону родильного дома.
— Тихо, Джемма. — Яна подняла глаза и увидела, что Радзиевский торопливо спускается по ступеням лестницы, ведущей к роддому. Она чуть было не пропустила его.
— Молодец, — похвалила Яна собаку, которая, почуяв похвалу в голосе хозяйки, подобралась и завиляла хвостом.
"Интересно, куда он направляется?” — Яна дала возможность Радзиевскому уйти немного вперед и, дав Джемме команду “рядом”, двинулась следом.
Николай шел быстро, не оборачиваясь, словно куда-то спешил. Он добрался до трамвайной линии и свернул в сторону путепровода, пересекавшего железнодорожные пути.
Милославской показалось довольно странным, что он не воспользовался общественным транспортом, потому что место это было какое-то необжитое, что ли. “Похоже, — решила она, — кто-то назначил ему встречу подальше от посторонних глаз”. Ей пришлось отпустить Радзиевского на приличное расстояние, так как в этом пустынном месте, где расположены только промышленные предприятия, довольно трудно было следовать за человеком, оставаясь незамеченным. Но, слава богу, Николай не смотрел по сторонам. Он миновал таможенные склады и, подойдя к путепроводу, остановился. Здесь была небольшая площадка, поросшая густым высоким кустарником, голые ветви которого образовали сплошную стену. Вдоль нее под мост шла узенькая тропинка. Она, как предполагала Яна, вела к гаражам, построенным в зоне отчуждения под путепроводом.
Радзиевский закурил и, приняв непринужденную позу, посмотрел в обе стороны дороги, по которой с шумом и грохотом, выплевывая из себя килограммы выхлопных газов, проносились большегрузные автомобили, легковушки и автобусы. Чтобы остаться незамеченной, Милославской пришлось замереть за углом какого-то пыльного склада, шагах в ста от места, где обосновался Радзиевский. Было ясно, что дальше идти он не собирается, во всяком случае пока. Яна время от времени выглядывала на дорогу, чтобы убедиться, что Николай все еще остается на месте. В какой-то момент в ней шевельнулось тревожное чувство, которое трудно было объяснить. Правда, место для встречи — а в том, что Радзиевскому назначена встреча, она уже не сомневалась — было выбрано не слишком-то удобное, но, возможно, как раз такое и нужно было тому, кто ее назначил. Наверное, оно было удобным… Вот только для кого и для чего?
— Черт возьми, — Яна выругалась вслух, вышла из-за угла и решительным шагом направилась к площадке, где топтался Радзиевский. “Как же объяснить этому придурку, — лихорадочно думала Яна на ходу, — что такое место, где почти нет пешеходов, просто идеально подходит для убийства?"
Она прошла уже треть расстояния, разделявшее ее с Николаем, когда краем глаза заметила, что у белой “девятки”, прошелестевшей шинами в том же направлении, опущено заднее стекло. Это само по себе наводило на подозрения — не май все-таки, чтобы распахивать окна, — но самое главное, ей показалось, что в окне мелькнула рука, сжимавшая пистолет.
— Джемма, вперед, — крикнула она, махнув рукой в сторону Радзиевского, и сама что было сил рванула туда же. Она махала руками, как ветряная мельница крыльями, и кричала, стараясь привлечь к себе внимание Николая, но он, казалось, ничего не замечал. В какой-то момент он все же обернулся и, увидев несущуюся на него во весь опор Джемму, застыл словно вкопанный.
— Пригнись, идиот, к земле! — Яна делала знаки, чтобы показать Радзиевскому, откуда ему грозит опасность, но он только со страхом поглядывал на страшное животное, приближавшееся к нему с неумолимостью селевого потока.
Он не видел ни Яну, ни “девятку”, которая уже остановилась на противоположной от него стороне дороги. Из опущенного окна “девятки” высунулась рука с пистолетом, который рявкнул несколько раз, заглушаемый шумом проносящихся мимо автомобилей.
— Джемма, лежать! — за секунду до первого выстрела крикнула Милославская, чтобы не подставлять собаку под случайную пулю.
Та, моментально среагировав, припала к пыльному асфальту и замерла в нескольких метрах от Николая. Выронив камеру, он вскинул руки и, согнувшись пополам, сделал несколько шаркающих шагов на подкосившихся ногах. Ему обожгло грудь и живот и страшно хотелось наглотаться холодного весеннего воздуха, чтобы остудить поднявшийся внутри жар. Поэтому он открывал и закрывал рот, словно выброшенная на прибрежный песок рыба, но это не помогало. Сознание его быстро угасало, и стало очень трудно поддерживать равновесие. Пытаясь выровняться, Радзиевский шагнул еще несколько раз, но ноги его не поднимались. Он споткнулся о бордюрный камень и с немым криком упал на проезжую часть, ударившись головой об асфальт.
Когда через несколько секунд над ним наклонилась подоспевшая Милославская, он уже не подавал признаков жизни. Водители проносящихся мимо машин покачивали головами, принимая лежавшего на дороге человека за сильно перебравшего алкаша. Поняв, что Радзиевскому уже ничем не поможешь, Милославская вскочила на ноги, но белой “девятки” и в помине не было.
— Что за дерьмо, — в сердцах произнесла Яна и достала сигарету.
Она не успела запомнить даже номер машины, откуда прогремели смертельные выстрелы.
Бело-голубая “Нексия” дорожно-патрульной службы остановилась рядом с Милославской, когда от сигареты остался один лишь фильтр.
— Ну и что, — выглянул через переднее окно старший лейтенант с рыбьими глазами, — набрался до чертиков?
— Его застрелили, — пояснила Милославская, но старлей и сам уже увидел, как из-под тела на дорогу вытекает красно-бурая жидкость.
— Ебок-колобок, — пробормотал он и покосился на водителя. — Говорил тебе, едем дальше, теперь вот расхлебывай. Эх, пряники-баранки, — вздохнул он и открыл дверцу автомобиля.
— Какого черта, Миша, — недовольный выговором, возразил водитель, лейтенант лет двадцати трех, — а кто мне сказал, давай-ка подбросим эту дамочку, а?
— Заткнись, Вован, — старлей покосился на Милославскую и вышел из машины. — Лучше вызови бригаду, пусть сами здесь разбираются. И “Скорую”, — добавил он, — может, жив еще…
Лейтенант послушно потянулся к рации, а старлей пошел осматривать место происшествия — все равно протокол составлять придется, раз уж остановились.
— Чья собака? — он с опаской взглянул на Джемму, сидевшую на тротуаре и внимательно смотревшую на хозяйку.
— Моя, — Яна достала сигареты и закурила.
— Хорошо, — старлей кивнул, присел над телом Радзиевского и попытался нащупать у того пульс, — полная хренотень.
А вы ему кто? — Он выпрямился и с интересом уставился на Милославскую.
— Никто, — пожала плечами Милославская.
— А как вы здесь оказались и откуда знаете, что его застрелили? — еще больше заинтересовался старший лейтенант.
— Я видела, как напротив него остановилась белая “девятка”, — Яна сознательно проигнорировала первую половину вопроса, — кто-то протянул из окна руку с пистолетом и выстрелил в этого человека.
— Номер машины не запомнили?
— Как-то было не до того.
— Кто стрелял, кто сидел за рулем, тоже не видели?
— Не видела. Когда все это случилось, я была довольно далеко от этого места.
Постепенно возле места трагедии начали останавливаться машины, пассажиры и водители которых с любопытством посматривали на тело, лежащее на дороге, и расплывающееся пятно крови. Создалась даже небольшая пробка. Откуда-то появились пешеходы и обступили Яну со старшим лейтенантом неплотным кольцом. Кое-кто пытался даже задавать вопросы, другие делали попытки на них ответить.
— Вован, — старлей подошел к служебной машине и наклонился к открытой дверке, — ну-ка направь движение в нужное русло. Можешь штрафануть парочку для острастки за остановку в зоне действия знака. Короче, чего я тебя учу — не маленький уже. Устроили здесь цирк, понимаешь.
Лейтенант, как показалось Милославской, принялся выполнять указание старшего по званию не без удовольствия. Передвинув машину немного вперед, он достал жезл, выбрался на дорогу и повелительным жестом показал водителю стоявшей впереди всех машины место у тротуара. Через пять минут пробка была ликвидирована, а карманы лейтенанта пополнились трудовыми рублями.
Вскоре подоспел “уазик” с оперативниками и “РАФ” “Скорой помощи”. Оперативники не то чтобы оперативно, но довольно шустро проверили карманы покойного, зафиксировали его местоположение на асфальте кусочком мелка и предоставили возможность медикам констатировать смерть. После чего стали опрашивать свидетелей и производить осмотр места происшествия. Яну, как главного и единственного свидетеля, забрали с собой для того, чтобы снять показания в спокойной обстановке.
По дороге Яна, как могла, объяснила ментам, в чем дело. Она сообщила, что данное убийство скорее всего связано с делом, расследованием которого занимается Руденко. Менты задавали ей разнообразные вопросы, порой не относящиеся к происшествию. А когда узнали, что она экстрасенс, стали пялиться на нее с той смесью скепсиса и насмешливого недоверия, которое отличает людей, Объевшихся баланды Кашпировского и пройдошливого Чумака. Ребята несколько раз выразили сомнение по поводу связи убийства Радзиевского со всей этой “кашей”, как они назвали расследование, но Яна заверила, что так оно и есть и что Руденко сейчас был бы как нельзя более кстати.
Они не стали возражать.
Для появившегося Руденко, разумеется, это было полным сюрпризом. Он буквально не знал, как реагировать. И только присутствие других людей заставило его собраться с силами, стряхнуть с себя хмель удивления и приступить к официальной процедуре снятия показаний. Именно эта протокольная рутина отвлекала его от эмоций, позволила функционировать, как нержавеющий механизм, спрашивать, дополнять, анализировать, уточнять и так далее.
— Тебе не кажется какой-то досадной случайностью, — решила поиронизировать Яна, — что я все время даю показания?
— Это твой да-ар, — насмешливо протянул Руденко, — ты вечно оказываешься в “горячих точках”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31