— Слушаю вас.
— Мой сын.., погиб… — дрожащим голосом произнесла Санталова.
— Я знаю. Дело ведет лейтенант Руденко. Он вчера был у меня. Я вам очень сочувствую, но…
— Он сказал, что знаком с вами. Я знаю, что вы расследуете преступления, — Санталова подавила всхлип. — Могу я на вас положиться?
— Я, конечно, очень благодарна господину Руденко за рекламу, но боюсь, что разочарую вас.
— Прошу вас, не отказывайте мне, — взмолилась Санталова, — я щедро оплачу ваши услуги.
— Но этим делом занимается милиция. Мне кажется, лейтенант Руденко на верном пути, или вы иного мнения? — Яна была не склонна предпринимать расследование, она чувствовала себя не готовой к этому.
Вчерашнее разочарование, постигшее ее в связи с тем, что карты не могли активизировать скрытые в ней энергетические ресурсы, давало о себе знать. В настоящее время она лечила людей и была вполне довольна результатами. Две ее пациентки избавились от ревматических болей, лечение язвы третьей шло хорошими темпами. Язва рубцевалась. А тут это убийство!
— Помогите мне! — воскликнула Санталова. — Мне нужно с вами поговорить. Вы все поймете!
Яна еще пару минут колебалась. В течение этого времени трубка рыдала и умоляла. Наконец Яна произнесла довольно сухо и деловито:
— Хорошо, приезжайте. Знаете мой адрес?
— Разумеется, — ответила Санталова, все еще всхлипывающая и подавленная.
Яна положила трубку на рычаг со смешанным чувством раздражения и удивления. Ее распирало от желания помочь, но становиться объектом манипулирования она не хотела. Нет, не то чтобы манипулирования, вздохнула Яна, скорее она не терпела быть понуждаемой как приказами, так и назойливыми просьбами. Ей хватало всех этих взбалмошных женщин, приезжавших к ней с требованиями и мольбами приворожить неверных мужей, насолить сопернице, вернуть возлюбленных, пославших их куда подальше, она устала встречать обманутых мужей дежурными репликами, вкладывая в них максимум терапевтического тепла, успокаивать великовозрастных любовников, сетующих на то, что молодые любовницы предпочитают им смазливых ветреных жиголо. Она вынуждена была себя защищать. Нет, не пистолетом или кинжалом, не газовым баллончиком или кастетом, а психофизическими методами, призванными не допустить откачивание у нее полезной, положительной энергии.
И тем не менее Яна согласилась. Размышляя над своим скоропалительным решением, она пришла к выводу, что сделала это исключительно из эгоистических соображений. Сейчас к ней приедет заплаканная, горюющая женщина, которая потеряла сына, Яна ее утешит, скажет ей несколько теплых слов, посочувствует и мягко откажется от этого дела. Часто людям просто необходимо выплакаться или высказаться перед кем-то.
Яна взяла на себя нелегкую миссию психоаналитика, руководствуясь определенным расчетом: она сделает все от нее зависящее и сохранит себя для своих пациентов. Если Яна отказала бы Санталовой по телефону, она бы, возможно, в течение долгих часов мучилась угрызениями совести, досадуя на собственную черствость и невнимательность. Приняв же женщину у себя и спокойно объяснив, что ей, Яне, сейчас не до расследования, что у нее полно проблем и больных, она убедит ее довериться милиции, похвалит лишний раз Руденко, заверит ее в правильности действий последнего и так далее и тому подобное.
Яна закусила губу. “Вот так эгоизм понуждает нас быть альтруистами, — невесело подумала она. — А может быть, альтруизм — не что иное, как щит, за которым прячется наш эгоизм?"
Яна размышляла обо всем этом и о многом другом, так глубоко погрузившись в свои мысли, что раздавшийся в прихожей звонок показался ей расплывчатой серенадой ленивого шмеля. Звонок повторился. Яна вздрогнула, поспешила открыть дверь. Джемма проявила живой интерес и, настороженно рыкнув, проследовала за хозяйкой.
На пороге стояла дородная дама средних лет в роскошной дубленке и песцовой шапке. Волос видно не было. Лицо женщины, одутловатое, с обвисшими щеками, изборожденное морщинами, изрядно наштукатуренное, выражало боль и растерянность. При виде собаки растерянность на ее онемевшем лице только возросла. Она немного отпрянула и выжидательно посмотрела на Яну.
— Джемма, фу! — скомандовала Яна. — Не бойтесь, она вас не тронет. Свои, Джемма.
— Здравствуйте еще раз, — процедила дама, — это я вам звонила.
— Проходите, пожалуйста, — посторонилась Яна, пропуская посетительницу в прихожую и жестом приказывая любопытной Джемме освободить дорогу, но собака по-прежнему загораживала проход.
— Я кому сказала! — прикрикнула на нее Яна.
Джемма подняла на хозяйку виноватый взгляд, в котором сквозила тайная укоризна. Я, мол, волнуюсь за тебя, а ты…
— Спасибо, — со вздохом ответила та и протиснулась между Яной и косяком.
— Не снимайте обувь, не надо, — предупредила Яна, — проходите в гостиную.
Санталова сняла дубленку, повесила ее на вешалку, потом — шапку. Ее короткие светлые волосы были завиты и уложены. Прическа, правда, изрядно примялась под шапкой.
Джемма, демонстрируя само смирение, наблюдала за вошедшей.
Санталова неловким суетливым движением одернула черную юбку, поправила такой же черный пиджак и, бросив торопливый взгляд в зеркало, прошла в гостиную. Села в кресло. Яна устроилась напротив. Джемма растянулась у ее ног. Санталова робко улыбнулась, скосив глаза на собаку, и тут же лицо ее вновь стало подчеркнуто серьезным, если не скорбным.
— Чай, кофе? Может, что-нибудь покрепче?
— Нет, спасибо, я за рулем. А вот от чая не откажусь, — пробормотала Санталова.
Яна прошла на кухню, включила электрочайник и вернулась в гостиную.
— У вас курить можно? — осведомилась Санталова.
— Пожалуйста. — Яна пододвинула гостье пепельницу и сама достала из лежавшей на столе пачки “Винстона” сигарету.
— Мне нелегко говорить об этом, — Санталова нервно затянулась, — но я должна…
Ее маленькие серо-голубые глазки подернулись влажным туманом. Яна заметила, что губы и руки посетительницы дрожат, но та усиленно стремится сдержаться и не рухнуть в океан рыданий.
— Извините, — торопливо произнесла Санталова, — так вот… Мой сын погиб.., глупо и бессмысленно. Я никогда не одобряла его брака с этой… — Она скривилась.
И тут Яна поняла, что перед ней вовсе не истеричка и не сверхчувствительная особа: Санталова, подумала Яна, властная и жесткая женщина, и только смерть сына смогла исторгнуть из ее глаз потоки слез. И словно в унисон Яниным мыслям глаза Санталовой просветлели, высохли, став похожими на два прозрачных кристалла. Их ледяное сияние неприятно ударило Яне в глаза.
— Все это из-за нее. Нет, не улыбайтесь! — чуть не возмущенно воскликнула Санталова. — Это не обычная неприязнь свекрови! И то, что произошло… — Она словно задохнулась.
— Я вас очень хорошо понимаю, — мягко сказала Яна, — вы потеряли сына…
— Никто не может этого понять, пока сам не потеряет сына или дочь!
— Я, представьте себе, в один день потеряла сына и мужа, — стараясь не показывать своего волнения, произнесла Яна, — они погибли в автокатастрофе. Я чудом осталась жива.
— Простите, — сбавила обороты Санталова, — нервы ни к черту. Но это не отменяет ее вины. Она допустила у себя в доме такое! Господи, какой позор! Да ни одна порядочная женщина не пошла бы на это. Этот.., парень, которого она привела…
— Мне неудобно об этом говорить, но осмелюсь напомнить вам, что на вечеринке было две пары. Ваш сын вызвал проститутку, — Яна выдержала грозный взгляд Санталовой.
— Если бы Оксанка сказала “нет”, ничего бы не было! Все в семье зависит от женщины! Но я пришла не за этим… — Ее взор смягчился.
— Вы хотите, чтобы я помогла вам с расследованием? — скромно сказала Яна.
Она поймала себя на том, что сочувствие, которое обычно питаешь к людям, потерявшим близких, испаряется в ней с быстротой спирта. По телефону Санталова производила впечатление убитой горем, сникшей женщины. Кто мог догадаться, какое вулканическое пламя таится в глубинах ее тщеславного существа?
— И кто вам сказал про проститутку? — нахохлилась Санталова. — Может, она была просто знакомой… Как что, так сразу проститутка!
— Сказал мне это лейтенант Руденко, а ему сообщил Гулько, тот парень, которого на вечеринку пригласила Оксана.
— Понятно, откуда ветер дует. — Санталова быстро загасила сигарету в пепельнице. — Так вот, я хочу предпринять расследование с тем, чтобы все прояснить раз и навсегда! — торжественно и гордо изрекла она. — Зачем этой девушке понадобилось убивать моего сына? Да еще принародно! Преступник был в маске, значит, не хотел, чтобы видели его лицо. Думаю, это был сообщник моей невестки. Она ни шиша не имеет, и ее мамаша, думаю, отдала бы полжизни, чтобы с моим сыном случилась какая-нибудь беда. Оксанка балластом висела на шее моего мальчика. Он ее кормил, обувал, одевал, покупал ей всякие безделушки, возил на курорты, оплачивал ее массажисток, всякие там сауны, солярии, тренировочные залы… — она снова осеклась, решив перевести дыхание.
— Вы полагаете, что в убийстве замешана Оксана? — удивилась Яна.
Ей все более становилось невыносимо общаться с этой вздорной мамашей. Исходящая от Санталовой аура нетерпения и упрека угнетала Яну. Она еще могла бы согласиться заняться этим расследованием из-за симпатии к пострадавшей, но помогать самовлюбленной, высокомерной и придурковатой мамаше она не собиралась. Яна стала как бы между прочим перебирать карты. Остановилась на карте “Внушение”. “Было бы замечательно внушить этой громогласной особе желание покинуть скромный этот чертог”, — с усмешкой подумала Яна.
— Да кому же, как не Оксанке, желать смерти моего мальчика?! — чуть не вскочила с кресла Санталова.
— А я в этом не уверена, — скептически пожала плечами Яна. — Кто бы тогда стал оплачивать ее расходы?
Она положила руку на карту и чуть прикрыла веки.
"Собирайся, собирайся, уходи, — шептал ее внутренний голос. — У тебя много дел, забот, ты забыла выключить утюг, стиральную машину, миксер, кухонный комбайн. Тебя ждут далеко отсюда.., ну, вспомни, кто может тебя ждать… Тебе здесь нечего делать. Никто не поможет здесь тебе. Уходи”.
Но Санталова молотила языком, словно какой-то автомат. Она костерила невестку, совершала бесчисленные экскурсы в прошлое супругов, поносила мать Оксаны, всю ее родню, жадную и нищую, превозносила сынка, желала кары Оксаниным родственникам, говорила что-то о ее любовниках, о том, как она мешала Юре, и так далее.
Нет, карта не помогала настроиться на нужную, волну, и Яна с досады закусила губу. Она остановила неподвижный стеклянный взгляд на дергающемся лице Санталовой и созерцала ее с той тоскливой отрешенностью, к какой порой смотришь на скалу и бешено плюющее в нее пеной море. “Давай-давай, болтай-болтай, выкладывай…” Яна вздохнула. А что, если ей все-таки заняться расследованием? Нет, не из желания помочь этой тетке, а, наоборот, чтобы доказать ей, что ее сноха ни при чем. А ты сама-то веришь в то, что Оксана не замешана в убийстве? Посмотрим.
— Но ведь Оксана сама пострадала, — возразила Яна Санталовой после того, как та на секунду замолчала.
— Случайно, — намекающе улыбнулась женщина, отчего лицо ее собралось в складки. — Это была часть плана. Чтоб ее никто не заподозрил.
Довольная своим хитроумием, Санта-лова даже подмигнула Яне.
— Вас не устраивают действия милиции? — равнодушно поинтересовалась Яна.
— Мне нужно, чтобы расследование шло быстро и продуктивно. А наша милиция… Сами знаете, как она работает, — сделала презрительную гримасу Санталова.
— Хорошо, я берусь, — просто сказала Яна, — но вам это будет стоить…
Теперь очередь Яны лукаво подмигнуть Санталовой.
— Сколько бы ни стоило! — встрепенулась та. — Я докажу, что эта дрянь убила моего сына!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31