– Нет смысла плыть к берегу, если мы не знаем, где он, – повторил Мейси.
Бейкер продолжал отчаянно вычерпывать воду. Теперь эта операция упростилась: он черпал прямо с палубы. Но толку от его стараний не было никакого.
– Кажется, мы и на самом деле пойдем ко дну, – задыхаясь, выкрикнул он.
– Король, Король, что же нам делать? – пронзительно завизжала Рози.
Опять раздался сигнал с маяка. Он прозвучал откуда-то справа, так близко, что все даже вздрогнули.
Внезапно Бейкер резко выпрямился.
– А может, нам нужно плыть к маяку, а, Король? Похоже, это наш единственный шанс.
– Как раз об этом я и думал, малыш, – ответил Мейси, хотя такая мысль не приходила ему в голову.
Он снова запустил двигатель. Никто теперь не спорил, даже Хайнес. Любой выход казался лучше, чем просто медленно тонуть.
– Черпайте, черпайте! – заорал Мейси. – Чтобы мотор не залило… Черпайте ради своих проклятых жизней!
Бейкер и Хайнес бросились к ведру… Мейси направил катер туда, откуда, как ему казалось, донесся последний сигнал маяка. Рози стояла рядом с ним в плещущейся воде и смотрела вперед.
Сигнал прозвучал опять, немного правее, но оглушающе близко. Мейси чуть повернул штурвал.
Вдруг Рози закричала:
– Я вижу, вижу свет, Король!
– Где?
– Прямо перед нами… А теперь погас.
Мейси вглядывался в темноту. Через миг перед ним, прямо по ходу катера, появилось мутное пятно света. Зажглось, погасло и зажглось вновь.
– Мы уже совсем рядом, – крикнул Мейси Бейкеру и Хайнесу. – Держитесь, ребята!
Пятно света заметно приблизилось. Мейси сбавил обороты двигателя. В тумане непросто оценить расстояние, но они уже должны были быть возле маяка. Интересно, подумал Мейси, может, мы подплывем к самой двери башни и так выйдем на берег? Море-то совсем спокойное.
Тут катер со страшным скрежетом ударился днищем о камни, вздрогнул и остановился.
– Черт, что еще случилось? – закричал Хайнес.
– Вроде сели на скалу, – заметил Бейкер.
Мейси заглушил двигатель, и все столпились у борта. Но скалы они не увидели – вокруг была только вода с белыми пятнами пены. От маяка их еще отделяло некоторое расстояние, может быть, ярдов тридцать. Виднелись лишь неясные очертания башни, мрачной глыбой поднимающейся из тумана.
Да, чувствовать облегчение было рано. Катер под ногами скрипел и покачивался, вода ледяная, и здесь еще глубоко. Они почти достигли цели, но не представляли, как им теперь попасть к маяку…
Почти над головой раздался звук сирены, оглушив их ревом и хрипом.
Бейкер с минуту осматривался, потом сообщил:
– Похоже, сейчас отлив, Король… Наш корабль уже меньше скрипит.
Это была правда. Палуба под ногами стала более устойчивой, и действующий на нервы скрежет утих.
– Впрочем, все равно на нем уже не поплывешь, – добавил Бейкер.
Рози еще дрожала от страха:
– Что же мы будем делать, Король?
– Лучше всего сейчас – звать на помощь, – ответил тот.
Попробовали кричать. Хайнес орал что было мочи и вдобавок еще сигналил клаксоном. Кричали, пока не охрипли. Но ничего вокруг них не изменилось, никакого отклика.
– Я не верю, что они нас когда-нибудь услышат, – захныкала Рози.
– Конечно, услышат, – ответил Мейси. – Обязательно услышат через некоторое время. Тогда они придут и помогут нам.
– А что мы будем делать, когда попадем на башню? – спросил Хайнес.
– Об этом не волнуйся, парень. Предоставь все мне.
Глава 2
Наверху, в башне Сверлстоун, бодрствовал главный смотритель Джордж Робсон. Он заступил в полночь и должен был дежурить до четырех.
Робсон был ветераном маячной службы. Прошло почти сорок пять лет с тех пор, как он нанялся младшим помощником смотрителя. А сейчас уже близок день, когда ему исполнится шестьдесят пять. Это значит, что уход на пенсию вовсе не за горами. Его внешность и манеры полностью соответствовали его жизненному пути. Главный смотритель был человеком плотного сложения, большим и сильным, с обветренным лицом и коротко остриженными седыми волосами. Взгляд его голубых глаз, глубоко посаженных под седоватыми бровями, был ясным и мудрым. Морщинки, веером расходившиеся от уголков глаз, придавали ему добродушно-снисходительный вид. Робсон производил впечатление спокойного и уверенного в себе человека с огромным опытом, скромно и добросовестно исполняющего свои обязанности. Таким он и был в действительности.
Сейчас он находился в служебной комнате – оперативном и административном центре маяка, удобно расположенном под световой камерой. Здесь хранились все записи, составлялись метеосводки, велся вахтенный журнал. Тут же находилась большая часть метеорологических приборов – барометр, термометр, указатель силы ветра. Мебели немного – небольшой рабочий стол да стул. На соседнем столе – радиотелефон для связи с берегом. Комната была круглая, как все помещения в башне, безупречно чистая, с белеными стенами. Ее диаметр, не считая места, занятого объемистым шкафом, был едва ли больше двенадцати футов.
Робсон, в голубой фуфайке, которую он предпочитал своей форменной куртке, удобно сидел, откинувшись на спинку стула. Он курил трубку и читал одну из газет, привезенных сегодня его помощником Митчелом на сменном катере. Он позволил себе немного расслабиться, так как в это время от него требовалось лишь время от времени посматривать да прислушиваться. В окно он видел отблеск вращающегося луча маяка на стене тумана. Из глубины башни доносился тихий равномерный гул генератора. Все было в полном порядке.
Не так давно все механизмы Сверлстоуна были электрифицированы, и современная система контроля взяла на себя большую часть тяжелой работы и тревог ночной вахты. Теперь не нужно было ежечасно заводить пружину, которая в старые времена вращала световое устройство, и постоянно следить за работой лампы. Теперь почти все делалось автоматически. Если наверху, в световой камере, выйдет из строя электрическая лампа, немедленно включится другая, и на индикаторной панели будет гореть аварийный сигнал до тех пор, пока неисправная лампа не будет заменена. Если что-нибудь случится с механизмом, управляющим световым устройством, загорится другой сигнал на индикаторной панели. Если внизу, в машинном отделении, обнаружится дефект в работе генератора, сработает сигнальное устройство, и через секунду может быть включен один из двух запасных генераторов. Робсон, человек солидного возраста, хоть и моложавый с виду, в свое время одобрил все новые приспособления. Прежде, когда это было необходимо, он с удовольствием, и азартом трудился физически: поднимал грузы лебедкой, подрезал фитили ламп. Работа на маяке тогда была по сути рабством, но он тем не менее всегда ее любил. Ему нравился даже монотоннейший, скучнейший здешний порядок, потому что это тоже каким-то образом служило маяку, а служение маяку было его призванием и его гордостью. Он очень просто выбрал когда-то свой жизненный путь. Он хотел быть полезным в этом мире, а уберегать корабли от скал – это очень важно, и такая работа согревала его сердце… Тем не менее после почти полувека тяжелого, утомительного труда на разных маяках побережья он был полностью за то, чтобы избегать бессмысленной и излишней работы. Ведь было много и других дел…
Включился ревун, предупреждающий суда о тумане. Звук был несколько приглушен гранитными стенами башни толщиной даже на такой высоте в два с лишним фута. Однако он был все же достаточно громким, чтобы заставить вибрировать воздух. Робсон отложил газету. Он был человеком мыслящим и некоторое время просто сидел, удовлетворенно покуривая и размышляя. Вспомнил с удовольствием, как хорошо прошла последняя смена. Он всегда испытывал удовлетворение при благополучном исходе смены: возвращающийся домой высажен на берег, заступающий на дежурство прибыл, припасы доставлены. Эти ежемесячные морские путешествия всегда были ненадежными и рискованными, даже если погода благоприятствовала. И никогда наверняка не было известно, что смена состоится. Робсон мог вспомнить достаточно случаев, когда погода была тихой почти до последнего момента, а потом внезапно портилась. Это означало, что тот, кто собирался возвращаться на берег, вынужден распаковывать свои вещи. Все становились раздраженными, теряли терпение. И невозможно было сказать, когда погода переменится к лучшему. Однажды Робсон провел в башне без смены четыре месяца. Хотя, пожалуй, это все заботы тех времен, когда не было катеров, а, чтобы подвести лодку к башне, четыре человека должны были работать веслами. Но зато, заступив на смену, все чувствуют себя прекрасно. Можно успокоиться еще на один месяц… и, конечно, были письма, газеты и книги, привезенные с берега, и слухи из внешнего мира, не говоря уже о свежем мясе и овощах на несколько дней. Да, ничего не было лучше удачной смены…
Тень пробежала по лицу Робсона. Не много смен тут ему осталось. Ему было грустно от этой мысли. Грустно еще и потому, что жена умерла год назад, что дети выросли и разъехались. И когда он в последний раз вернется на берег, он будет один. Он знал, что ему будет не хватать общения с башней, которая стала ему близким, верным другом. Уход на пенсию лишит его части того, к чему он привык. Но он не слишком грустил. Они с Джейн прожили вместе долго и счастливо, несмотря на то, что многие годы подряд он видел ее один месяц из четырех. Но зато каким чудесным бывал этот месяц… В целом у него была прекрасная жизнь, лучше, чем у многих других. И сейчас еще у него ясный ум и крепкое тело. Старость имеет свои радости. Он найдет, чем заняться… Робсон обладал здравым смыслом, и эта простая философия обычно поддерживала его.
Оставшиеся месяц или два здесь, думал он, должны быть приятными. Ему нравились все его помощники – Грэнджер, который сейчас был в отпуске, и Митчел, хоть он и держался несколько вызывающе. А больше всех ему нравился новый молоденький паренек Джим Лоу. Это был многообещающий юноша – старательный, тактичный, стремящийся побольше узнать. Робсон чувствовал в нем какую-то глубину – он должен многого добиться на этой службе. Очень спокойный и интеллигентный. Слушатель и наблюдатель – вот каким был Лоу. И замечательно хороший повар, что имело большое значение на маяке. Подумать только – испек почти такой же вкусный хлеб, как печет сам Робсон.
Опять завыла сирена, предупреждающая о тумане. Ужасный звук, подумал Робсон, под стать ужасной ночи… Он ненавидел туман – как все смотрители маяков. Туман прибавлял работы, а постоянно повторяющийся звук сирены нарушал покой. Привыкнуть к нему было невозможно… Однако к утру погода должна улучшиться.
Помощник смотрителя Митчел находился в это время в помещении этажом выше. Он прохаживался взад и вперед по комнате. Он относился к туману так же, как Робсон, – с ненавистью, но его чувство было острее. Он и дежурил-то сейчас только для того, чтобы предупреждать о тумане. Если бы ночь выдалась ясная, он бы мог и поспать. Вместо этого он торчал у механизмов восемь часов без перерыва. Однако в этом и заключались его обязанности.
Митчел был худой, энергичный сорокалетний мужчина. У него был длинный тонкий нос, острый подбородок и немного впалые щеки. Гладкая, прилизанная прическа, тонкие сардонические губы. Он не был красив, но его внешность производила впечатление на окружающих. Хотя ему и не хватало уверенной силы Робсона, он был мускулистым и крепким. В нем чувствовался энергичный и хорошо знающий свое дело работник.
Не считая пары сезонов на рыбацком траулере в юности, Митчел, как и Робсон, посвятил всю свою трудовую жизнь службе на маяке. Как и Робсон, он ни разу не пожалел об этом. Но он относился к службе не совсем так, как главный смотритель. Его преданность маяку имела привкус горечи. Митчела нельзя было отнести к категории людей, страстно стремящихся служить на благо человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25