Я позволяю ему выговориться о своем доме и своей мамаше. Сейчас это ему очень нужно.
- Она воспитывала меня одна. Отец убежал с соседкой, когда я был еще в пеленках. Я никогда ее не огорчу. Верьте мне, месье.
- Я тебе верю.
Он поднимает ко мне свое лицо большого мальчика - упрямого, но не злого. Машинально я бормочу.
- Ты рано облысел. С чего бы это?
- Три года назад у меня был тиф, после чего выпали волосы, будто иголки с артишоков, да так и не выросли.
- Как ты познакомился с мадам Бордо?
- Случайно. На улице. Я возвращался вечером на мотоцикле через Марли. У нее случилась авария возле Сены. Ну, мы и познакомились.
"Сена, мамаша, Париж". Что-то роднит меня с этим парнем, развязным, неуживчивым бродягой и шалуном.
Я мог стать таким же, если бы родился в более скромной обстановке, чем моя.
- Вы не разрешите мне помыть руки? Я больше не могу...
- Иди.
Он направляется к цинковому умывальнику. Его лицо свела судорога переживания.
- Как это могло случиться с моими руками?
Вместо ответа я пожимаю плечами.
Берюрье не увлекла вся эта история, и он уснул в полотняном кресле, сложив руки на объемистом животе. Он храпит со свистом через нос, с рокотом через рот, и это напоминает разгрузку машины с щебенкой.
- Значит, ты помог Валерии в аварии?
- Не совсем, потому что я не силен в этом. Я просто сходил к ближайшему гаражу и прислал оттуда буксир, а Валерии предложил свой мотоцикл. Она согласилась. Ей даже было забавно.
- И вот тогда.
Он пожимает плечами.
- Я привез ее домой. Там никого не было: муж ее снимался где-то в провинции, а у прислуги был выходной день. Я далее не предполагал тогда, кто она такая! Уже когда вошел в дом и увидел фото Кристиана Бордо, она назвала мне свое имя. Она угостила меня виски, потом еще. Я не привык к спиртному, и голова у меня закружилась Я начал с ней заигрывать, и она оказалась не против, даже наоборот.
- Вы были любовниками?
Он как будто немного краснеет - это слово для него является табу.
- Вы часто встречались?
- Почти каждый день.
- Где?
- В маленьких гостиницах.
- Платила она?
- Разумеется. Я же не богач, да и она настаивала на этом.
- Ты водил ее на танцы?
- Бывало, - он на мгновение задумывается. - Видите ли, она скучала, дела у нее с мужем не ладились. Ей хотелось развлечься. Она любила, что попроще. Мы ходили на ярмарку в Трон или в Лож, иногда - в лес Сен-Жермен. Если она приглашала в ресторан, то это было бистро, где подают селедку, картошку с постным маслом, лапшу и другие "деликатесы".
Слушая его, я начинаю лучше представлять Валерию - заброшенную мужем женщину, которая ненавидела свою золотую клетку. Забавлять, возить ее по забегаловкам, услаждать в постели - вот, что ей нужно было для счастья.
- Так вы и жили целый год?
- Даже дольше.
- Значит, это была настоящая любовь?
- Сам не знаю.
Этот ответ меня расстраивает.
Он принадлежал к среде, где мало говорят о любви и страсти. Просто "влечение". У него было большое влечение к мадам Бордо, а она его обожала, в этом нет сомнения.
- Она рассказывала тебе о своем муже?
- Редко.
- А если это случалось, то что она говорила?
Он качает головой.
- Ну, что он был немного педе... что он давно ее не любит. Они не были супругами уже несколько лет.
Храп Берюрье становится откровенно нахальным. Я набираю стакан воды и плещу ему в физиономию. Толстяк вздрагивает, просыпается и испуганно озирается по сторонам.
- Шлюпки! Все по шлюпкам! - кричит он, но тут к нему возвращается сознание. - Мне приснилось, будто наше судно тонет, - его взгляд натыкается на Роберта Песона, и он спрашивает. - Этот мек сказал что-нибудь толковое?
- Послушай сам.
- Я моту курить? - спрашивает Песон.
Глазами указываю ему на пачку сигарет на комоде.
- А в последнее время отношения между вами не изменились? - спрашиваю его.
- Нет, а почему бы?
- Она не была чем-нибудь недовольна?
- Нет, ее заботило путешествие. Ей очень не хотелось со мной разлучаться, но поездка была предусмотрена давно.
- Ну и как же?
- Она уехала восемь дней тому назад. Попрощалась и уехала. Я был вне себя. Вы уже знаете, что мы каждый день встречались. И вдруг на следующее утро, выходя из дома, я натыкаюсь на Валерию, которая ждала меня за рулем машины! Мы бросились в объятия друг к другу - видит Бог, как мы были счастливы!" Я даже на работу не пошел. Оказывается, она вышла из самолета при первой же возможности и прилетела обратно. Она придумала переодеть меня девицей и забрать с собой. Я не соглашался, но она так просила и настаивала, что я, скрепя сердце, согласился. Мне особенно понравилось путешествовать на самолете, до этого я никогда не летал.
- А бумаги?
- Я взял документы своей замужней сестры. Она пользуется ими только для голосования.
- А те дай, что вы были в Париже, где она жила?
- Валерия? В гостинице.
- В какой?
- "Людовик IX" на улице Сен-Луи.
- Вы уехали позавчера?
- Да. Это было непросто, особенно, в туфлях на каблуках. Впрочем, ведь вы тоже...
- Будь вежлив и благоразумен, с нами не равняйся, - предупредил его Берю.
- Почему? Вы педики?
Пятерня Берю, опустившаяся на физиономию Песона, прерывает его жалкие потуги на остроумие. Щека парня на глазах вспухает, словно парус на ветру.
- Я же тебе говорил, неряха! Будь вежлив и благоразумен! - строго заявляет Берю. - По характеру работы нам приходится переодеваться, чтобы нас никто не заподозрил.
Песон не возражает. Со слезами на глазах он растирает щеку.
Я продолжаю:
- Вчера вечером, когда вы ложились спать, кто-нибудь сюда заходил?
- Нет.
- Вы что-нибудь пили?
- Скотч. Это фантазия Вавы. Пила она мало, но перед сном обязательно.
- Из этой бутылки? - я указываю на столик у кровати.
- Да.
Я поднимаю бутылку и нюхаю. Затем выливаю капельку на ладонь и осторожно ее слизываю. - Ну, как? - нервничает Берю.
- Жалко, что нет Матье. Но все равно, какой-то посторонний привкус есть. Спрячь бутылку, анализ произведем потом.
Маленький лысячок больше не улыбается. Он в отчаянии хватается за голову.
- Что скажет ее муж, когда узнает обо всем этом?! - вздыхает он. Он думает уже о будущем.
- Ага! Ты разве не знаешь, что он умер? - спрашиваю я без обиняков, стараясь прочитать реакцию на его лице.
Его брови ползут вверх, глаза округляются.
- Умер?
Он как будто не понимает, не может осознать мое сообщение.
- Умер.
- Что делать, такова жизнь! - подтверждает философ Берюрье.
Часть третья
Ты еще увидишь...
Камионетка [Камионетка - грузовичок.], видимо сошла с экрана фильма, снятого по мотивам произведений Стейнбека, ее водитель - тоже. И машина, и ее хозяин, вероятно, не моложе шестидесяти - оба помяты и производят невероятный шум во время езды.
Дорогой служит простая колея, проложенная по пустынной долине. Напрашивается вопрос: почему старик ведет машину по глубокой колее, из-за чего нас бросает в разные стороны, как лодку во время бури, если проще, проехав лишних пять километров, выбраться пусть не на прекрасный, зато вполне терпимый грейдер?
- Чертовщина! Мы отобьем себе задницы-. - скулит Берю. - Спроси его, скоро ли приедем?
Я задаю вопрос водителю. Он что-то бормочет себе под нос, смысла я не улавливаю. Переспрашивать бесполезно - такие типы не повторяют сказанного.
- Ну что? - с надеждой глядит на меня Берю.
- Уже недалеко, - говорю я, чтобы его подбодрить.
- Большое удовольствие - трястись на этом катафалке, черт возьми! И что ты рассчитываешь там узнать?
- Может быть, и ничего, а может быть, и все.
- И ради таких забав ты мучаешь себя и меня? - он снова начинает стонать и жаловаться. Наш конечный пункт - ферма "Ред Окс".
- Вот увидишь, там все закрыто: и ставни, и двери, и окна! И потом, зачем нам это нужно? Объяснил бы поподробнее.
Его ворчание похоже на жужжание огромного потревоженного шмеля и отзывается в моей душе неприятным осадком.
Я отвечаю ему с единственной целью - чтобы отстал от меня и не мешал думать. Кроме того, версия, высказанная вслух, выглядит выпуклее и нагляднее.
- Первый этап - Кристиан Бордо, его окружение и проблемы, связанные с ним. Второй - Валерия и ее личная жизнь. Третий - Флипы, прибывшие из Небраски только для того, чтобы их убил Бордо. Зачем? Почему? Задача очень сложная, потому что все умерли: муж, жена, псевдоубийцы. Тысяча чертей, как разобраться в этой каше? С чем сравнить все это? На кого валить эти убийства? Вот это надо понять, чтобы распутать такой кровавый клубок.
"Его Величество" громко откашливается и сплевывает на дорогу с такой силой, что сопля летит не в сторону, а по ходу движения машины, и цепляется к фетровому борту шляпы шофера, придавая ей вид бравой бретонской шапки.
- Прежде, чем ответить, мек, позволю себе заметить, что есть и четвертый этап.
- Даже так?
- Ты забыл установщиков телефона, которые, возможно, не входили в банду, а действовали самостоятельно.
- Нет, я их не забываю.
- Значит, ты сбрасываешь их со счетов?
Так как я обдумываю ответ, мистер Берю продолжает:
- Если бы они были заодно с американцами, тогда почему совали бомбу в тюфяк и пиан - в лекарство?
Внезапно он замолкает, будто ему сунули в рот хорошую простыню вместо кляпа.
Через некоторое время он вновь начинает говорить, но уже неуверенно:
- Если эти американцы в самом деле - фермеры, то что им понадобилось во Франции?
Я тороплюсь воспользоваться его растерянностью, чтобы быстро вставить:
- Вот поэтому мне и нужно посмотреть все самому на месте, не доверяя никаким докладам и запискам.
Недовольный Берю дуется, съеживается и забирается в угол. Себе он, вероятно, становится незаметным, но перед моими глазами - гора мяса и жира.
Старик, который везет нас, неожиданно затягивает куплет из какого-то вестерна и тем усиливает мое впечатление, что сам является персонажем какого-то фильма.
Мы катим вдоль необозримых пастбищ, которые в Америке составляют большую часть территории. Всюду бродят стада животных - десятки, сотни тысяч голов.
Тут и там попадаются ковбои - на джипах, в бархатных драных штанах. Вместо широкополых шляп - каскетки с большими козырьками, вероятно, позаимствованными у французских кепи.
Навстречу нам проезжает грузовик, в кузове которого жалобно мычат быки.
- Подъезжаем, - заявляет старик. Плевок Берю так и висит на полях его шляпы.
- Ферма "Ред Окс".
Она больше походит на военный лагерь, или даже - на декорацию, прикрывающую атомный завод. Кое-где видны сельскохозяйственные машины, напоминающие красных и желтых динозавров.
Наш шофер решает прибытие сделать шикарным. Он описывает вираж, едва не перевернув нас, и резко тормозит перед закрытыми воротами.
- Вот тут, - говорит он. Берю глубоко вздыхает.
- Не слишком-то быстро, черт! Если это ферма, то пускай будет фермой, а не маскируется под концентрационный лагерь. Нет ли тут газовых камер? Сдается мне - а нюх меня еще никогда не обманывал - что есть.
- Меня зовут Бен Мой.
Он менее строг, чем судья в старину, высокий, морщинистый, и, вероятно, улыбался в последний раз еще до войны с бурами, когда генерал Грант приказал набить свою трубку молодой рабыне, которую первой отпустил на волю.
- Вы - интендант этого королевства? - спрашиваю я, машинально протягивая ему руку, которую он якобы не видит.
- Я - управляющий "Ред Окс Ферм", - исправляет меня субъект, указательным пальцем разглаживая одну из своих морщинок.
- Мой друг и я - французы. Кроме того, мы из парижской полиции.
Он делает едва заметный жест, сопроводив его гримасой, будто напуган приземлением на его огороде самолета "Конкорд".
- Мы приехали из-за Стива и Маризы Флип. Вы в курсе того, что с ними случилось?
- Да, шериф округа сообщил, что они убиты.
Говоря это, он не проявляет никаких чувств. Если бы у меня в комнате перегорела лампочка, он воспринял бы это известие точно так же: "Ах, вот как? Хозяин извещен".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20