— Такие — никакие. В семнадцать сыскать мужика не могут, а мне куда? Только и осталось, что за бабой Варей ухаживать! — Она кивнула на дом. — А то не сын ваш спит?
— Да нет, не сын. Дочь у меня, — улыбнулся Никотиныч. — А это — друг, коллега. Работаем вместе.
Светлана направилась к калитке, снова кокетливо склонила голову:
— Ну, так вы, Сергей Дмитриевич, заходите вечерком с другом, как обещали. Почта у нас до шести. Не знаю только, где вино для продолжения знакомства возьмете? В магазинах у нас его теперь не продают.
— Как это не продают? — удивился Никотиныч.
— А вот так. После того как мой мужик сверзился — запретили, чтобы мост в глазах не двоился, — неожиданно весело сказала Светлана.
— Нет, а если серьезно?
— Если серьезно — из наших трех магазинов только один работает, потому как у людей денег нет, чтоб ваши городские фильдекосы покупать. Да и в этом водка такая, что вы ее пить не будете — за версту ацетоном прет. А в пять часов автолавка проездом в Костино будет, там всякое быть может: и винцо, и конфетки… Я от жизни своей горькой очень сладкое люблю! — неожиданно пропела Светлана, рассмеялась и неторопливо пошла по тропинке с холма.
«Ишь ты, веселая вдова. Светка… Светка? Хоть убей, не помню! — подумал Никотиныч, глядя ей вслед. — Видно, здорово ее мужик достал. Только смеяться и осталось».
Лобстер проснулся от ощущения сильной боли в спине и понял, что лежит крайне неудобно — средняя подушка софы провалилась вниз, заставив спать его в полувисячем положении. Лобстер поднялся, снял с софы белье, скинул на пол подушки. Фанера оказалась проломлена в двух местах. «Интересно, чем они занимались с сестрой на этой софе?» — усмехнулся Лобстер.
Он заглянул за перегородку, убедился, что Никотиныча нет, стал шарить на полках около печи. В одной из банок обнаружил заплесневевшую черную гречку, вдобавок траченную мышами. Больше ничего съестного в доме не было.
Скрипнула калитка, и Лобстер подскочил к окну. Он увидел Никотиныча с ведрами в руках. Никотиныч поднялся на крыльцо, открыл ногой дверь.
Лобстер сделал вид, что изучает выцветший календарь за 1988 год на стене.
— Проснулся? — Одно ведро с водой Никотиныч водрузил на табурет рядом с печью, другое поставил на пол, прикрыл крышкой. — Я тут как пчелка, а он дрыхнет.
— Жрать нечего, — констатировал Лобстер. — И дискеты я дома забыл.
— А череп папаши не забыл прихватить? — насмешливо поинтересовался Никотиныч.
— Ты отца не трогай! — Лицо Лобстера мгновенно приобрело злое выражение, а голос стал жестким.
— Извини, — смутился Никотиныч: он не ожидал подобной реакции. Обычно анекдоты и шутки о родственниках проходили безболезненно — Лобстер и сам любил отпустить что-нибудь циничное про предков. — Насчет жрать — скоро автолавка придет, а вот дискеты… — Никотиныч пожал плечами.
— Шутишь? Хоть один-то компьютер у них в поселке должен быть, — уверенно произнес Лобстер.
— Не знаю, должен. Кстати, связь, по словам телефонистки, приличная. Она тут к нам заходила… Очень милая, между прочим, барышня. Подруга детства.
Лобстер подозрительно посмотрел на Никотиныча.
— Когда успел?
— Подругу детства завести? — уточнил Никотиныч. — В шестнадцать. Собирайся давай, а то не будет тебе ни дискет, ни жратвы.
Лобстер напялил на ноги кроссовки, и они вышли из избы.
Никотиныч притворил дверь в сени, направился к калитке.
— А закрыть? — кивнул на дверь Лобстер.
— Кто к тебе полезет? — махнул рукой Никотиныч.
Они стали спускаться вниз по склону.
— Ну что, устроим разбор полетов? — неожиданно предложил Никотиныч.
— Давай, — кивнул Лобстер. Он вспомнил звук треснувшего стекла, опять увидел сплавившуюся дырку в витрине, почувствовал железные руки дяди Паши, толкающие его на асфальт, под машину, — поежился, словно от холодного ветра.
— Покушение, если, конечно, хотели убрать именно тебя, касается хакерства — других вариантов быть не может. Давай честно, кого обижал?
Всю ночь Лобстер думал об этом и пришел к выводу, что обидеть он мог всех и никого конкретно. Чаще всего задание на взлом он получал от посредника — Гоши или еще одного парня из их тусовки — и с непосредственным заказчиком не виделся. Ему передавали дискеты, компакт-диски с программой, которую нужно взломать, плюс аванс — процентов тридцать от причитающегося гонорара, Лобстер работал, сдавал «продукцию», получал расчет. Иногда дискет не было, давался конкретный электронный адрес или описание информации, которая нужна, наводка, где искать, он влезал в «локалку» и скачивал файлы. У него была собственная программа, которая стирала следы несанкционированного доступа, так что чаще всего владелец даже не догадывался о том, что в его терминал кто-то лазил. Ну хорошо, даже если догадался, а своим взломом Лобстер навредил «солидным» людям, которые дали задание его вычислить, сначала нужно найти заказчика, разобраться, зачем ему понадобилась та или иная информация, а уж потом…
«Продажный» хакер, он всего лишь среднее звено в цепочке, крохотное, как горчичное зерно, чаще всего его даже не интересует содержание файла, который он украл. Вот еще — голову себе морочить! Настоящему хакеру куда важнее процесс, чем то, что находится за «волшебной дверцей». Он слишком азартен, как карточный игрок, не знающий, сколько тузов в рукаве у шулера. Он идет в атаку, как настоящий солдат, который видит только лицо врага и готов победить или умереть в бою. Лобстер всегда побеждал. Почти всегда… Софт, сколько бы он там ни стоил, недостаточная причина, чтобы сажать на крышу киллера с винтовкой. Пока что ни на кого из хакеров не покушались. Потребовать возместить ущерб, «поставить на счетчик», подать в суд, посадить, в конце концов, но чтоб без разговоров, без разборок? Просто Чикаго какой-то! А может, причина именно в том, что частенько Лобстер не вникал в содержание украденного? Скачал, передал — и айда на теплоход с девочками гулять! А там секреты мировой важности? Нет-нет, ни в какие фээсбэшные или военные терминалы он не лазил. Понимал, что найдет себе на задницу приключений. В натовские — было, но так то — особый случай…
Ночью Лобстер вспоминал все свои взломы за два года — столько времени он воровал информацию на заказ. Конфиденциальная информация фирм, «сидящих» на политических технологиях, файлы налоговой полиции, бухгалтерии конкурентов, банковские терминалы — вот за что его могут наказать. Если по «гамбургерскому счету», как любил говаривать Никотиныч, два года он занимался промышленным шпионажем, особо не вникая в суть информации. Дитя неразумное…
— Ты все еще спишь? — вернул его к действительности Никотиныч.
— Никого я не обидел, — сказал Лобстер. — А вот меня обидеть всякий может, потому что сволочи они!
— Не хочешь говорить? Ну ладно, смотри. — Никотиныч помолчал и добавил ободряюще: — Ничего, отобьемся.
На площади рядом с памятником уже стояла автолавка. На картонных ящиках был выставлен товар: какие-то консервы с промасленными этикетками, пластиковые бутылки с подсолнечным маслом и стеклянные — с вином. Тут же стояли ботинки, сапоги, по бокам фургона были развешаны платья и костюмы.
Народу было немного — две старухи, баба с младенцем да хмельной мужик лет сорока в кирзовых сапогах. Никотиныч с Лобстером приветливо поздоровались с аборигенами. С минуту их пристально изучали, не задавая, однако, вопросов «чьи вы будете», потом потеряли всякий интерес.
— Я не знаю кто, — неожиданно вернулся к разговору Лобстер. — И вообще — собственная жизнь в последнее время стала для меня загадкой. Мне иногда кажется, что виртуальный мир какого-то компьютерного триллера вышел из системы и вторгся в нашу жизнь.
— Триллер — это кот. Хотя большая энигма, конечно, — кивнул Никотиныч. — Может, нервы подлечить? После военных действий солдаты всегда проходят курс реабилитации.
— Издеваешься? — вздохнул Лобстер. — Меня не закопали только благодаря счастливому стечению обстоятельств. Тот парень, под аркой, приходил по мою душу — теперь это очевидно. Но пока он меня ждал, прилетел ангел смерти.
— Да вы, сударь, поэт, и поэт недюжинный, — усмехнулся Никотиныч.
— Ты только не думай, я не трус и не «ботаник», который «умоется», когда ему дадут в морду. Я не собираюсь подставлять вторую щеку, но мне кажется, что ситуация вышла из-под нашего контроля.
— Я знаю, — кивнул Никотиныч.
Мужик подозрительно покосился на Лобстера и на всякий случай отодвинулся от странной парочки «дачников».
— Но пока мы в безопасности, — заметил Никотиныч.
— Вот именно — пока. Пока не засветились со связью. Как только выйдем на связь, нас запеленгуют. Поэтому делать все надо очень быстро.
Мужик взял бутылку водки и, оглядываясь на Лобстера с Никотинычем, зашагал в сторону реки.
— Видишь, деревенский рекрут мафии пошел, — кивнул на мужика Лобстер. — Сейчас придет на бережок и расскажет собутыльникам, что, мол, понаехало тут всяких, шибко умных, про смерть насильственную говорят.
— Вино сухое есть? — поинтересовался у продавщицы Никотиныч.
— Всякое, — кивнула она, — «Анапа», «Три семерки», «Хванчкара».
— Ну, если «Анапа» и «Три семерки» — такие сухие… — Никотиныч рассмеялся. — «Хванчкару» сами делаете?
— Почему сами? На «оптяке» в городе берем! — возмутилась продавщица.
— А дискеты у вас есть? — спросил Лобстер, заглядывая в темную утробу фургона.
— У нас, парень, все есть, — уверенно сказала продавщица. — Ты только закажи, я тебе любую бутылку привезу. Хочешь — «Наполеон», хочешь — «Дискеты».
Лобстер рассмеялся:
— Да нет, спасибо, мы уж как-нибудь сами съездим.
Продавщица, обидевшись, что ей не доверяют, поджала губы.
— Ладно, дайте нам пять бутылок «Хванчкары».
— Хватит? — спросил Никотиныч у Лобстера.
Лобстер пожал плечами.
Лобстер, Никотиныч и Света сидели на почте в небольшой комнатушке за столом. Стол был заставлен бутылками и едой. Пахло сургучом и мышами. «Хванчкара», конечно, оказалась паленой. Впрочем, Свете вино понравилось — она пила его стаканами и нахваливала. И без того румяное лицо ее стало пунцовым, как помидор. Никотиныч травил сальные анекдоты. Почтальонша заливалась звонким смехом. Лобстер откровенно скучал. Ему не терпелось добраться до телефона и проверить связь. Никотиныч прекрасно понимал его, но глупой бесконечной болтовней и всем своим видом давал понять, что еще рано — «плод не созрел».
Наконец, когда была выпита третья бутылка, Никотиныч, прикуривая, как бы невзначай спросил:
— Светочка, ничего, если Олег сделает маленький звоночек?
— Конечно-конечно, — улыбнулась Светлана. — Там под стеклом все телефоны.
Лобстер вышел в соседнюю комнату, где стоял телефонный аппарат. Аппарат был допотопный, дисковый. Впрочем, потом он ему будет не нужен. А сейчас — только связь проверить.
Фрикингом Лобстер занимался лет с четырнадцати и считал это занятие делом плевым — куда только не звонил по приколу: и в Америку, и в Австралию, и на Фиджи, при этом до сих пор не получил ни одного телефонного счета. Его метод был довольно прост. Лобстер вычислял фирму, у которой кредит на междугородние и международные телефонные переговоры в несколько тысяч, «пробивал» чужой аппарат во время набора и с помощью звукового анализатора «подслушивал» номер кредитной карты. Поздно вечером, когда в офисе уже никого не было, Лобстер набирал простой семизначный московский номер, дожидался гудка, после чего переходил на тональный набор. Код, состоявший из восьми цифр, давал ему доступ к кредитке, потом набиралась «10», код страны, код города и номер. По окончании набора автоматическая телефонная барышня сообщала, что кредит составляет, допустим, более пятидесяти часов. Все было просто: какой-то неизвестный Лобстеру богатый дядя, владелец фирмы, ежемесячно платящий кругленькую сумму за возможность позвонить в любую точку мира, оплачивал и его разговоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37