Но главное было совсем в ином — пророчица расценивала сильную половину человечества как ублюдочное и вымирающее явление. Она предрекла, что Двадцать Первый век будет веком Женщины, то есть такой Всемирной Бабищи, которая наконец возьмет в свои руки планету и оставит мужикам лишь частичное участие в процессе зачатия, без чего, впрочем, в дальнейшем, в связи с развитием генной инженерии, можно будет и обойтись.
Дамы жутко возбудились. Загоготали, как гусыни, им нравилось думать, что они смогут обойтись без своих гусаков.
Ораторша плюхнулась за фисгармонию и заиграла очень профессионально и энергично. Ее девы уткнулись в книжечки, а она призвала жестом всех нас присоединиться к пению. Такие же песенники были разложены на спинках кресел. Публика начала несколько сконфуженно листать книжечки, поскольку в инглише многие не волокли ни уха ни рыла, девы грянули, пританцовывая нечто псалмообразное, на мотив «Выходила на берег Катюша». Песнопение явно было заготовлено для России. «Евины дочери» пели классно, у негритяночки обнаружилось уникальное бархатистое контральто.
— Ну и как это тебе, Карловна? — покосилась я на Элгу.
— К чертовой матери! — фыркнула та. — Я не имела никакого понимания, Лиз, что тут будет. Кажется, эта особа полагает, что прилетела к туземкам?
— А может, ее не дотрахали в молодости? — предположила я. — Или она просто забыла, как это делается? И чему так обрадовались эти коровы? У каждой есть койка, где ее ждут…
Кажется, я ляпнула что-то не то, потому что Элга отчаянно покраснела. Приняла, значит, на свой счет. В отличие от меня, койка, в которой ждут, у нее была.
Музыкальная пауза оборвалась так же резко, как и началась, миссис ухватилась за Библию и стала растолковывать, что из рая нашу прародительницу выперли исключительно по вине Адама. Этого первого супермужичка завело и возбудило известное пресмыкающееся, уговорив его первым куснуть яблочко. И бывший до этого джентльменом парнишка озверел от похоти и разложил Еву под древом познания. Это, оказывается, был первый случай изнасилования в истории человечества, первое оскорбление действием, каковое наследники Адама продолжают и в наши дни.
— С меня хватит! Я линяю… — пнула я Элгу.
— Я тоже.
В обширном холле перед конференц-залом были выставлены столы для безалкогольного файф-о-клока, такого чаепития встоячку, громоздились горы пирожных, выпечки и бутеров, парили заварочные чайники, расписанные под матрешку, и дышал жаром многоведерный электросамовар, тоже расписанный под хохлому. Четыре редакционные девицы из штата двухнедельника скучали в ожидании перерыва. Девчонки, видно по задумке мадам Рынды, изображали сестричек-аленушек, в сарафанах и кокошниках, и должны были разливать чаи для гостий. Но пока томились без дела.
Кроме них в холле был только Кен. Я чуть не охнула от неожиданности. Он был белым с головы до пят, то есть совершенно белоснежен, начиная с белых замшевых туфель и заканчивая капитанкой с яхтсменской кокардой, которую он держал под мышкой. Стрелками наглаженных брюк можно было порезаться, флотского типа сюртуку с лацканами, облекавшему его чуть сгорбленный высоченный остов, не хватало только эполет. От этой белизны загорелое морщинистое лицо его казалось особенно темным. Он отпивал чай из чашки, изящно держа ее на весу, и хрустел сухариком. Чингисханов-ские глаза его вспыхнули приязнью и весельем, когда он увидел меня. Ну просто отец родной, не иначе.
— Какая приятная неожиданность, Лизавета Юрьевна… Не ждал, не ждал! — пошел он нам навстречу.
— У вас неожиданностей не бывает, Тимур Хакимович, — сдержанно заметила я. — И я думаю, что как раз и ждали. Именно меня. У вас неплохие информаторы.
— Поговорим? — предложил он миролюбиво. — Только… Как бы это помягче? Без посторонних.
Он покосился на Элгу.
— У меня от нее секретов нет!
— А вы не допускаете, Лиза, что они есть у меня? Он смотрел почти просительно.
Я его не видела с того зимнего дня, когда он привозил ко мне на территорию Авербаха. Я не знала, как он принял то, что мы выперли его из совета директоров. Я вообще о нем, нынешнем, ничего не знала. Михайлыч как-то проговорился, что в Москве Кен почти не бывает, ввязался в какую-то игру с казахской валютой — теньге, а когда появляется в районе столицы, предпочитает пребывать на борту своей яхты «Хантенгри», которая стоит на приколе на каком-то водохранилище. Яхта тщательно охраняется. В плавании ее сопровождает катерок с охраной. На яхте стояли мощные дизели, никаких бризов и пассатов для ее парусов не требовалось, и люди Чича засекли, что с весны Кен дважды ходил через канал Волго-Балт в Питер, раз спускался до Нижнего, но с чего его бросало туда-сюда, Михайлыч не знал. А если и знал, мне не сообщал.
Выставлять с ходу рога мне не стоит, решила я. Изображу полную дурочку, может, что-нибудь интересненькое и услышу.
— Извини, Карловна, — сказала я Элге. — Уважу дедульку! Все ж таки не совсем чужие. Можно сказать, почти родные… Были.
— Прошу вас…
Мы прошли через холл в курительный закуток у лифтов, где стояли низкий стол и кресла.
— Чаю? — предложил он вежливо.
— Обойдусь.
Он помедлил, раздумывая, и закурил свою китайскую пахучую сосалочку. Я задымила своими.
Из-за дверей конференц-зала донеслось хоровое пение. Пели вразнобой, но уже воодушевленней. Дамы осваивались.
— Как там? — кивнул Кен на дверь.
— Бред.
— Ошибаетесь… — Он покачал головой. — Очень точно просчитанный ход со стороны этой дамы. Я не думаю, что ее так уж волнуют проблемы женской эмансипэ, эгалитэ и фратернитэ… Это разведка куда, как и сколько вкладывать свои деньги. Сегодня вечером каждая из наших леди, все эти жены, любовницы, подруги, неизбежно расскажут своим супругам, любовникам и дружкам о великой Мэрион! Ночные кукушки кукуют победоносно… И завтра перед ней откроются такие двери, перед которыми она вчера бы топталась… Гроссмейстерский класс! Минимум затрат на рекламу собственной персоны, максимум результата. Один Аллах ведает, какими капиталами она оперирует и есть ли они у нее в действительности, но легенда уже создается.
— Не будем про легенды, Хакимыч, — сказала я. — Давайте про наших баранов.
— Не обидитесь?
— Там будем посмотреть.
— Возможно, я поступаю глупо, но… Вы правы, Лизавета: мы с вами действительно не чужие. Были. И потому я не могу вас не пожалеть. Я хочу, чтобы вы использовали свой шанс. В общем-то последний…
— На что?
— На спасение.
— От вас?
— Да бросьте вы!.. Я не посланник из ада, как бы ни убеждал вас в этом ваш Кузьма Михайлович! Мы ведь сидим на одной карусели, Лиза, только я всегда был ближе к тем, кто ее крутит, а вы к тем, кто предпочитает кататься, не представляя, что за механизм и что за люди ее вращают. Мне горько и больно об этом говорить, но вы совершенно не контролируете ситуацию, Лизавета.
— Можно конкретнее?
— Ну обо всем, что меня тревожит, говорить вам, судя по вашему тону, малопродуктивно, но возьмите хотя бы компьютерный сектор. Те фактически самоделки ручной сборки, которые лет шесть назад затевала Нина Викентьевна, чуть более сложные, чем бухгалтерский калькулятор, сегодня уже никому не нужны. Во-первых, идет мощный импортный вал всяких «Хьюллет-Паккардов», во-вторых, и наши спохватились. Тот же Зеленоград собирает машины почти на мировом уровне. Под лозунгом «Вчера в Штатах, сегодня в Кукуеве!». Наши, пардон, уже ваши склады под Подольском под крышу забиты «туманскими» поделками, которые мало кто берет. Это дело надо было сворачивать еще при Нине. О чем я ей талдычил… Кстати, ваш обожаемый Семен тоже хлопал ушами. Даже представить страшно, какие деньги вбуханы и заморожены в этом компьютерном дерьме!
— А вы что, видели выход?
— Безусловно! Все зависит от связей и соответствующей смазки… Нужно цепляться к системе образования! Школы, особенно какие-нибудь провинциальные, все слопают. Внедряться надо в глубинке! Как-нибудь и к госбюджету прилипнуть!
Что-то в том, что он мне говорил, было. Но меня не покидало ощущение нелепости происходящего. Сидим, покуриваем — человек, «заказавший» моего Сим-Сима (а в этом я была уверена почти на сто процентов), и я. И что бы я ни выкинула сейчас по отношению к нему — будет бессмысленно, и он знал, что я ничего скандального не выкину, так же как понимала это и я.
Я почти явственно чувствовала, что он примеривает ко мне удавку и ждет момента, когда ему удобно будет накинуть ее на меня и затянуть.
— Включили мозги? — продолжал он. — У вас, Лиза, этого не отнимешь… Думать вы все-таки способны… Но пока не решаетесь довести все до логического конца. Кстати, та же ситуация и со строительством коттеджей, всех этих персональных замков Броуди, которое так привлекало Нину! У нас же, то есть теперь у вас, десятки контрактов со всеми этими мелкими стройфирмочками, которые на свой страх и риск городят эти кирпичные фазенды в ближнем и дальнем Подмосковье и рассчитывают их с приличной прибылью толкнуть, вернуть нам долги за кирпич, брус и стройлес, который мы им поставляем… Но весь этот стройбум уже сдыхает, нормальные люди предпочитают обзаводиться замками где-нибудь на том же Кипре, и половина всех этих коробок, которые понатыкали по полям, лесам и весям, никогда не будет достроена, тем более продана… В дальнейшее углубляться бессмысленно. По всем позициям одно и то же. Все дело, которое я строил вместе с Туманскими, — строил, строил, не возражайте! — зависло на волоске. И достаточно малейшего толчка, чтобы все рухнуло.
— Пока вроде бы все катится, — заметила я.
— Не обольщайтесь. Эффект велосипеда: педали еще вертятся, но все это — энергия разгона. Боюсь, что очень скоро вы и без моей помощи вылетите из седла, Лизанька. И сломаете себе вашу прелестную шейку. Ну а сами не сломаете, вам ее свихнут, когда поймут, что "Система "Т" уже только видимость, фикция. И за все отвечать, девушка, придется лично вам. Боюсь, что вы не представляете себе возможных последствий!
— Если вы о нарах, то я знаю, что это такое, — заметила я.
— Какие там нары! Вы что, забыли, где и в какое время живете?
— А-а! Это как Сим-Сима, да? Из снайперской винтовки, спецбоеприпасом… Как в Питере?
— Не юродствуйте, Лизавета Юрьевна! Я о серьезных вещах говорю. Я вышел на вас сегодня не затем, чтобы оценить ваши реанимированные прелести, хотя должен признать, что нынче вы смотритесь на удивление эффектно! И представляю не только мои личные интересы. Есть целая команда, скажем, неких зауральских периферийных мальчиков, у которых имеется солидный финансовый фонд, деньги, которые они накопили в бессонных трудах и которые они намерены вложить в уже готовую, имеющую репутацию надежной, схему, чем пока еще является "Система "Т". Работает авторитет Нины. Которую они прекрасно знали.
— «Братки», что ли?
— А какое это имеет значение? Сегодня он «браток», а завтра депутат или мэр города… Содержимое их не очень волнует. Им нужна готовая форма, мехи, в которые они могут влить свое вино… Я думаю, что меня в романтическом бескорыстии вы заподозрить не можете. От них вы получите отступные. Но мне вы вернете мое — прежде всего право управлять сие темой… Уходите, Лизавета Юрьевна! Благо пока у вас есть куда уходить.
— Обидно как-то, Тимур Хакимович, — надула я губы. — Я ведь только-только начала. Почти привыкла, что я и впрямь бизнес-леди. Портретики эти в прессе, интервью давеча толкала на «Эхе Москвы»!
Все говорят, надежда, мол, «Россия вспрянет ото сна» и все такое!
— Я вижу дальнейшее бессмысленно, — сказал он. — Жаль. Вы даже не представляете насколько…
Он встал, вежливо поклонился и пошел к лифту. Но вернулся. Он забыл на столике пачку сигарет, красную, как знамя Народно-освободительной армии Китая, с иероглифами и золотым драконом, смахивающим на знак доллара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46