Щапов отпрянул, мгновенно срывая с плеча обрез и в ужасе тыча стволом в пространство, будто неведомые враги могли возникнуть прямо из воздуха.
Но никто не возник перед ним, и звуков никаких не было. Немного успокоясь, Захар высмотрел в глухой стене небольшую отдушину, плотно заткнутую заиндевелым мохом, и тихо, не дыша, приблизясь к ней, ткнул в неё обрезом; затычка провалилась вовнутрь.
— Кто тут есть?! — взревел он. — Вылезай! До трёх считаю! Ра-аз!…
Сумрачная избушка, и верно, была не пустой. Маленький старикашка с лисьей физиономией и здоровенный парень лет восемнадцати, губастый, с пухом вместо щетины на лице, заворожённо крутили головами, повторяя движения слепо ворочающегося в отдушине ствола.
— Два-а! — крикнул Щапов. — Щас пальну! Лезь через дыру, я приказываю!
Двое, даже не переглянувшись, покорно полезли в нору под стеной: сначала парень, за ним мелко дрожащий старик. Выползли на четвереньках наружу, поднялись: чумазые, в саже и земле лица, в волосах и на одежде мусор. Щапов посмотрел-посмотрел и вдруг громово расхохотался.
— Охо-хо-хо! Тараканы запечные! Вы бы морды-то хоть об снег потёрли!
— Так вить это Захар Данилович Щапов пожаловал! — просиял старик. — С благополучным, значит вас, Захар Данилыч, возвращеньицем, стало быть, из тех краёв в эти края. Скоко радости-то всему нашему народонаселению!
— Заткнись, Хлопотин. Ни нашему, ни вашему народонаселению от меня никакой радости не предвидится. И вообще меня тут пока не было и нет, и вы никакого Захара Даниловича Щапова пока не видели и не увидите. Понятно объясняю?
— То есть как это? Вот ведь ты, Захар Данилыч, стоишь себе, — глаза старика Хлопотина хитро сощурились: догадался, что не все у Щапова чисто, и сразу же вступил в игру: — А! Так то нам помстилось! Не было и нет никого! Это правда, Никита? Помстилось, а как же!
— Во-во. А в случае чего, вот этой штукой, — потрогав обрез, сказал Щапов, — и покажу, как оно иной раз и не метится.
— Да мы! Да ни в жисть! Мы рази ж не имеем понятия! — весь так и сморщился от веселья и руками замахал Хлопотин.
— Ну, ты-то ладно. А это что за фигура?
— Не узнаешь? Никитушка, племяш мой, сирота. Ты насчёт него, Захар Данилыч, не сомневайся, он так, маленько…
— Знамо, маленько того, коли на тебя работает. Видел ведь: тут кругом ям да самоловов, каких черт не придумает. Сам-то небось и не управляешься. Сдал ты, Хлопотин, по виду догадываюсь.
— Времечко-то, оно идёт, Захар Данилыч… Чу! Ишь, опять он гуляет…
Щапов живо обернулся. На противоположном склоне распадка солнечно сверкающий зверь плавно пересекал небольшую редину.
— Какой! И не боится!
— Ни в грош нас не ставит, Захар Данилыч! Знает, какие у нас ружья. А ты шмальни, шмальни, Захар Данилыч, из своего! Ведь ходит и ходит! Собаку сожрал — бесценный Азартка был! И капкан я ему, окаянному, и лук настраивал — хоть бы ему хны!
— Можно… — быстро прицеливаясь, пробормотал Щапов и выстрелил.
Звук выстрела, неимоверно громкий, как бы разрывающийся от натуги, доверху наполнил распадок. Полосатый зверь дрогнул, сделался длинней и, ярко сверкнув, исчез во мгновенье ока.
— А ведь попали, Захар Данилыч, ей-ей попали! — торжествующе закричал хозяин. — Теперь баловать не будет!
— Попасть-то, может, и попал, — досадливо сказал Щапов. — Токо ему от того и боли мало. Далёко! Эта штука для близкого боя — людишек убивать из засады. Стволу, вишь, усекновение сделано, потому пуля излишнее кружение и шатание получает и главную силу теряет. Зазря и стрелял, патрон истратил. Ну да ладно. Чай пить пошли. Через лаз. Это ты, старая лиса, правильно придумал. Ежели по-городскому, чёрный ход называется.
В маленькой избушке, казавшейся ещё тесней из-за развешенной для просушки пушнины, Щапов в ожидании, когда закипит чайник, все подверг тщательному и бесцеремонному осмотру. Заглянул в укромные углы, каждую шкурку подержал в руках, пересчитал запасы харчей и даже перетряхнул личные вещи браконьеров. И все это с одобрительным ворчанием:
— Нич-чего… Хор-рошо… Уд-дачно… Нет, ещё молодцом ты, Хлопотин, ишь, добыча какая… Куница-каменюшка… Не зазря посерёдке заповедника присосался и сидишь…
— Помаленьку мы, — извивался Хлопотин, со страхом следя за хватающими лапищами Щапова. — Садись к столу, Захар Данилыч, чаек поспевает. Гость ты у нас дорогой.
— Гость, чего ещё! Эту заимку ещё мой батя строил. Название какое тут? Щапово, Щапов ключ. Стало быть, вот что я решил… Стану вами управлять. Покуда зима, пушнину промышляем. А весной покажу заветные места — золотишка намоем. Богачами вас сделаю. Но вы меня за это любите и слушайте. Понятно объясняю?
— Золотишко-то, оно конечно…
Над распадком трое путников устало передвигали короткими охотничьими лыжами: раскрасневшийся, в распахнутом полушубке Мернов, Агния с биноклем на груди и карабином за спиной и сосредоточенно всматривающийся во все вокруг Георгий Андреевич.
Щапов ключ и сверху местечком весёлым не казался. Крутые, лесистые, кое-где с выходами горных пород склоны, внизу петлял, ручей, чью упорную, не сломленную холодом жизненность подтверждали выступившие тут и там из-под снега зеленоватые пятна сырых наледей. Избушку, притулившуюся за ручьём, под елями, не сразу можно было и заметить: корявое сооруженьице совершенно естественно вписывалось в окружающую его чащу.
— Тот самый Щапов ключ, про который я тебе рассказывал, — отдуваясь, сказал Мернов. — Тишина, никого. Ну-к, Агнюх, дай бинокль… — Посмотрев в окуляры и не заметив ничего подозрительного, заключил: — Пусто. Третья заимка, и все пусто. Видать, прослышал народец про нового директора, теперь опасается. Да тут, впрочем, и взять небось нечего. Тут кто хозяйничал? Щаповы. Одно слово. И сам ещё папаша, он и заимку эту лет двадцать тому назад поставил, и сынок небезызвестный. Полагаю, вокруг ни норы, ни птичьего гнезда не отыщешь. Зверьё кругом обходит.
Белов, тем временем немного отдалившийся от товарищей, вдруг вскрикнул:
— Ошибаешься, дорогой начальничек! След тигра! И свежий! — в восторге Георгий Андреевич весь засветился и опустился перед следами на колени. — И не тигр, как я понимаю, а тигрица, — след-то довольно продолговатый… Да не подходите вы! Всё вы мне тут затопчете!
Агния и участковый, посмеиваясь, отступили.
— А по мне, лучше бы пару рябчиков. Жареных, ага, Агнюха?
— У Георгия Андреевича большой интерес к тигру, это понимать надо, Иван Алексеевич, а ты все шуточки.
— Да уж понимаю, понимаю.
— Здесь она лежала и била хвостом… — бормотал Белов. — Долго лежала, снег подтаял… Ага, палку грызла… Палочку-то эту мы — в мешок; дома получше рассмотрим… Так что же тебе так не понравилось, милая?
— Видала, Агнюха? Учёный следопыт. Нас теперь и не слышит, — с наигранной обидой, в которой всё-таки сквозило уважение, сказал Мернов и, присев на валежину, достал кисет с махоркой. — Кажись, надолго. Слава богу, спешить теперь не надо: до ночёвки добрались — вон со всеми удобствами спать будем, — кивнул он в сторону избушки, — А что, Агнюха, пока Андреич своей наукой увлекается, не сообразишь ли ты нам насчёт ужина?
— Мог бы и не подсказывать, — по-мальчишески огрызнулась Агния и полетела вниз, ловко лавируя между деревьями. На дне распадка она перешла невидимый ручей, через рыхлый снежный нанос пробилась к избушке, ногами отгребла снег от топорно сколоченной двери, нашла ручку, тоже деревянную, прибитую гвоздями коряжинку, дёрнула. Дверь сначала поддалась с трудом, но затем резко, как бы сама собой, растворилась, и огромная ручища втащила нб успевшую и ахнуть девушку внутрь избушки.
— Ай да удача! Девка попалась! Батюшки, вооружённая! — Захар Щапов, ещё не поняв, видно, всю серьёзность неожиданной ситуации, развеселился и, без особого труда преодолев сопротивление Агнии, облапил её и привлёк к себе. Но тут он был укушен пленницей за палец и с глухим воплем отбросил её в дальний угол. В руках у него, однако, остался карабин; разглядев его при свете полуотворённой двери, он сразу позабыл про боль. — Ай да машинка! Всю жизнь мечтал иметь!
Остальные обитатели избушки по-разному восприняли происходящее. Толстогубый Никита замер в изумлении, весьма, по-видимому, ещё далёкий от каких-либо выводов, старший же Хлопотин сразу учуял опасность и вскочил с неожиданной для старика резвостью.
— Не чуди, Захар Данилыч! Девка из заповедника! Агнюха это, Сотникова! Не одна она! Того и гляди другие люди заявятся! Никита, пушнину собирай!
— Трус ты, Хлопотин, трус. Вот с этой штуковиной, — сказал Щапов, проверяя, полна ли обойма, — я никуда спешить не намерен. Здесь буду, моя заимка! А с девки допрос снимем и все узнаем.
Агния немного опомнилась и зло сверкала глазами. На первое же сделанное в её сторону движение Щапова она ответила пронзительнейшим криком. Захар Данилович поспешил закрыть дверь, Хлопотин кинулся к девушке и накрыл её полушубком.
Ни Белов, ни Мернов не услышали этого крика. Участковый, с некоторым даже комфортом устройвщись на поваленном дереве, покуривал самокрутку; Георгий Андреевич, в нескольких шагах поодаль, был весь поглощён изучением следов.
— Ну, братцы, странная история! — вдруг сказал он громко.
— Давай-давай, Андреич, — одобрительно отозвался Мернов. — Видать, такое уж твоё дело — странные загадки разгадывать.
— Да ты только посмотри — кровь!
Лениво поднявшись и подойдя к Георгию Андреевичу, Мернов и правда увидел несколько в стороне от сделавшейся в том месте редкой цепочки следов пятна крови.
— На то и тигрюшка, чтобы кровь проливать. Небось кого-нибудь сцапала.
— Больше никаких следов нет, — с сомнением покачал головой Белов. — Видишь, вон оттуда она пошла скачками. А кровь, сам знаешь, не из всякой раны потечёт сразу. Вот и получается: там в неё попали, а здесь кровь брызнула.
Нахмурясь, Мернов быстро пошёл назад. Заимка С предполагаемой Беловым точки ранения зверя — как на ладони.
— Стало быть, если стреляли, то оттуда… Однако далеко!
— А если из нарезного оружия?
— Это я уж и сам подумал. Ах, язви, ещё и Агнюхи не видать. И почто только я её одну послал! Агню-у-ха-а! — зычно закричал Мернов.
Тем же путём и тем же способом, что и Агния, оба ринулись вниз. И как только достигли безлесного распадка, в приоткрывшейся двери избушки блеснула маленькая, солнечного цвета молния. Обоих кинуло в снег. Гром выстрела прокатился над спинами.
— Мернов, это ты, что ли, своею персоной? — крикнул Щапов.
— А ещё чьей же! — выплёвывая набившийся в рот снег, рыкнул участковый.
— Учти, это я так стрелял, понарошку!
— Понял я твою шутку! Тебе человека убить религия не позволит!
— Ну! Во! Я такой! — обрадованно гаркнул Щапов и, помолчав, спросил: — Мернов, а пистолетик-то твой при тебе?
— А то как же. Вот он, в руке.
— И патронов много?
— Целый карман.
— А у меня вот теперь — карабин, — с этакой печалью посетовал Щапов. — И ещё кое-что имеется…
И нас тут, промежду прочим, трое. Мои людишки аккурат вашу девку привязывают…
Тут Георгий Андреевич, не выдержав, взвился во весь рост. Но он и шагу не успел сделать: Мернов, ринувшись, подсёк его, повалил. И тем не менее золотистая молнийка снова вспыхнула в дверном проёме, опять выстрелил Щапов.
— Этак нечестно, Мернов! Я вам позволения вставать не давал. Ты держи этого директора крепче, а то…
Между тем с тылами у Захара Щапова не всё в порядке. Связанная, с тряпицей во рту, сидит, прислонясь к стене, Агния; Хлопотин торопливо заканчивает сборы, но Никита, поначалу вроде бы вялый, безвольный, на глазах твердеет, и кулаки его сжимаются. Пошевелив немного губами вхолостую, он по-медвежьи утробно, но достаточно громко пробубнил:
— Это че — в своих-то людей палить?! Это как можно?! Злодейство! Во-о!
— Что ты, что ты, Аникитушка, помолчи! — всплеснул руками старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24