Несколько недель назад в нашем клубе несколько человек играли в вист и в их числе Торе. Игра была небольшая, однако все же на деньги. Торе и его партнер все время выигрывали, и мне бросилось в глаза, что он тасует карты так, как я никогда еще не видел и не сумею этого описать. В этот вечер он и его партнер выиграли двести долларов.
– Кто был его партнером?
– Я его не знаю.
– Присутствовал ли в клубе Митчель?
– Да, и он также думал, что этот Торе – шулер. Однако в другой раз я видел его проигравшим в той же игре, так что, может быть, мы несправедливы к нему.
– Ну, я очень благодарен вам за ваши сообщения, мистер Рандольф, и уверяю вас, что буду очень доволен, если ваш друг окажется невиновным в этом деле.
Сыщик встал, и Рандольф понял, что разговор окончен. Когда он ушел, Барнес сел и стал обдумывать, не был ли неизвестный партнер Торе его сообщником в краже драгоценностей, и не он ли оставил их в гостинице в Нью-Гавене. Но представлялось загадкой, зачем он это сделал.
Вскоре Барнес вышел из дому и поехал по городской надземной дороге на 76 улицу, где позвонил у небольшого домика. Прислуга ввела его в скромно меблированную гостиную. Несколько минут спустя к нему вышла хорошенькая молодая девушка, с которой он шептался несколько минут, вслед затем девушка ушла, но очень скоро вернулась, одетая для прогулки. Затем они вместе вышли из дому.
Четыре дня спустя Барнес получил следующее лаконичное письмо: «Приходите», которое для него показалось совершенно ясным, потому что он тотчас же отправился на 76 улицу, где снова встретился в скромной гостиной с молодой девушкой.
– Ну, – спросил Барнес, – удалось?
– Разумеется, – отвечала девушка. – Разве мне когда-нибудь что-либо не удавалось? Не ставите же вы меня на одну ступень с Вильсоном?
– Оставьте Вильсона в покое и расскажите мне вашу историю.
– Вы оставили меня в Мадизонском парке, где я села на скамейку и стала наблюдать за Вильсоном. Через два часа из гостиницы вышел господин, и Вильсон последовал за ним. Мне просто было смешно, когда я увидела, как неискусно следовал за Митчелем этот болван, потому что даже слепой мог бы догадаться, что он следит за ним. Вы видите, я узнала его имя, хотя вы мне и не называли его; это было для меня пустяшным делом. Так как мне хотелось хорошенько рассмотреть его, то я вскочила в конку, добралась до 5 проспекта раньше его и быстро побежала на вокзал надземной железной дороги. Вскоре появился Митчель и прошел на конец платформы, между тем как Вильсон остался в середине, стараясь иметь самый непринужденный вид, что ему, конечно, плохо удавалось. Когда пришел поезд, я прошла через вагон и села как раз против Митчеля. Что я основательно изучила его физиономию, за это вы можете дать голову на отсечение.
– Да, мисс, а он – вашу. Вы были непослушны, так как я особенно настаивал на том, чтобы вы не показывались этому хитрому сатане.
– О, это ничему не повредило; все удалось прекрасно. На 42 улице он вышел, Вильсон также, а я нет.
– Почему же?
– Потому что он тогда заметил бы что-нибудь. Нет, я не так глупа. Я доехала до 47 улицы и там ждала возвращения Митчеля. На этот раз он был один: наверно, опять натянул нос Вильсону. Он сел в поезд, идущий в нижний город. Я также, но на этот раз ему не показалась. Он прямо прошел к одному дому на Ирвингской площади. Вот номер. Она подала Барнесу карточку.
– Это вы хорошо проделали, – сказал он, – но почему вы тотчас же не сообщили мне об этом?
– Это еще не все. Когда я за что-то берусь, то уж довожу дело до конца. Стану я выслеживать человека для того, чтобы вы потом по моим следам пустили Вильсона! Нет, дружочек, мы это иначе рассудили. На другой день я пошла в этот дом, позвонила и спросила о его хозяйке. Так как девушка, открывшая мне дверь, потребовала более подробных разъяснений моего визита, я ей что-то налгала и заставила ее разговориться. Таким образом я узнала, что это пансион для девушек и что в нем находится девушка лет четырнадцати по имени Роза Митчель, дочь интересующего нас господина. Что вы на это скажете?
– Вы гениальны; но все это вы знали уже третьего дня, почему же раньше не известили меня?
– Потому что вчера я снова там побывала, чтобы добыть дальнейшие сведения. Я уселась в парке и наблюдала за девочками во время их прогулки. Я не могла заговорить с Розой Митчель, но со мной был фотоаппарат, и я сняла фотографию. Что вы на это скажете? Плохо я распорядилась своим временем?
– Нет, право, вы очень ловки, но вы никогда не достигнете ничего великого, потому что вы тщеславны. Однако сегодня я могу вас только похвалить. Покажите мне фотографию.
Девушка удалилась и вскоре вернулась с небольшой, несколько неясной карточкой, изображавшей красивую молодую девушку, и передала ее Барнесу.
VIII. Люцетта
Два дня спустя горничная мисс Ремзен заявила своей госпоже, что она получила известие о тяжкой болезни матери и должна как можно скорее ехать домой; на время отсутствия, ее может заменить кузина Люцетта. На вопрос, сумеет ли ее кузина справиться со своими обязанностями, горничная отвечала, что Люцетта очень дельная девушка, особенно искусная в причесывании головы, чему она научилась от французского парикмахера.
Мисс Ремзен изъявила согласие, и Люцетта в тот же день занялась своими обязанностями. Эмилия была приятно удивлена, найдя в ней вместо болтливой, назойливой, дерзко-кокетливой особы, какими обыкновенно бывают французские камеристки, смирную, скромную девушку, прекрасно делавшую свое дело. Дора же была от нее в таком восторге, что заявила сестре свое намерение взять Люцетту к себе в услужение, когда вернется горничная Эмилии.
– О да, – ответила Эмилия, – Люцетта очень проворна, но не давай ей заметить, что мы ею так довольны, а то она, пожалуй, станет небрежно относиться к своим обязанностям. А расскажи-ка мне, милочка Дора, кто придет к нам сегодня?
– Ну, по всей вероятности, те же, что и обыкновенно, – у нас сегодня, наверное, опять будет давка.
– Обыкновенные гости? Включая и мистера Рандольфа?
– Мистер Рандольф становится для меня загадкой. Во-первых, он уже больше недели не был у нас, затем вчера я встретила его на 5 проспекте и, представь себе – трудно даже поверить: будучи от меня на расстоянии поклона, он вдруг повернул на другую улицу.
– Он, наверное, не заметил тебя, милочка, иначе он, конечно, не упустил бы счастливого случая заговорить с тобой.
– Ну, если он не видел меня, значит, внезапно стал близорук, больше мне нечего сказать.
Вскоре начали собираться гости, и в комнатах действительно стало тесно. Дору окружили поклонники, и она намеренно избегала Рандольфа, точно не замечая его попыток увлечь ее в уединенный уголок. Торе был также среди гостей, но оставался недолго. Поговорив несколько минут с Эмилией, он сумел пробраться к Доре и оставался возле нее до своего ухода. Он говорил лестные фразы, которые ей приходилось не раз слушать и от других мужчин, но эти говорились таким тоном, который, казалось, указывал на то, что они шли от сердца, а это не преминуло произвести известное впечатление на неопытную девушку. Когда он ушел, Рандольфу удалось, наконец, пробраться к Доре.
– Мисс Дора, – заговорил он тотчас же, – как можете вы позволять такому ничтожному человеку ухаживать за вами?
– Вы это говорите о моем друге мистере Торе? – Она сделала особенное ударение на слове «друг», чтобы рассердить Рандольфа, что ей и удалось.
– Он не может быть вашим другом; он друг только самому себе.
– Ну, эта мысль не очень оригинальна, это говорят об очень многих людях.
– Серьезно, мисс Дора, вы не должны позволять этому человеку проникать в ваше общество, а тем менее – ухаживать за вами.
– Вы меня в самом деле удивляете, мистер Рандольф; я и не подозревала, что мистер Торе ухаживает за мной. Я могу повторить все, что он мне говорил, и вы не найдете подтверждения ваших слов.
– В этом и заключается его хитрость: он слишком ловок, чтобы так скоро заговорить ясно.
Умный молодой человек, полагавший, что разоблачил чужие планы, был недостаточно догадлив, чтобы заметить, что своими словами вредил собственным интересам, открывая глаза Доре на вещи, о которых она еще и не думала.
– Мистер Рандольф, вы, право, смешны. Вы, точно Дон-Кихот, воюете с мельницами, воображаете что-то такое и предостерегаете меня. Уверяю вас, это совершенно лишнее. Мистер Торе неповинен в том, в чем вы его подозреваете.
– Надеюсь, вы не сердитесь на меня. Вам должно быть известно, что именно заставляет меня так говорить.
– Нет, боюсь, я недостаточно умна, чтобы проникнуть в побуждения других людей.
– Но вы не могли же не заметить…
– Чего именно? – Дора открыто взглянула на него и это смутило юношу. Теперь для него представлялся случай объясниться, что он, может быть, и сделал бы, если бы в эту минуту не вошел Митчель. Увидя его, Рандольф подумал, в какое тяжелое положение попадет он, если окажется, что его друг – преступник. Он ответил шуткой и пропустил, таким образом, случай, который потом мог долго не представиться.
Гости разошлись. Дора ушла к себе в комнату и оставила Митчеля и Эмилию вдвоем.
– Эмилия, королева моя, – нежно заговорил Митчель, взяв ее за руку и притянув к себе на диван. – Мне, право, кажется, что я грежу, когда подумаю, что ты меня любишь.
– Почему, Рой?
– Выслушай меня, моя дорогая, я сегодня в странном настроении и хотел бы высказаться перед тобой. Можно?
Она ответила на вопрос, кивнув головой и погладив его руку своей свободной рукой.
– Так выслушай же мое признание. Я не таков, как другие мужчины, и тебя считаю непохожей на большинство женщин. Я встречал много женщин и в столицах Европы, и здесь, в своем отечестве, и ни одна не произвела на меня такого впечатления, как ты, когда я тебя увидел в первый раз. При первой же встрече я решил, что ты будешь моей женой. Был ли я слишком самонадеян?
– О нет, мой Рой. И мне при первой же встрече внутренний голос сказал: «Вот твой господин».
– Бог да благословит тебя, моя Эмилия, но я буду продолжать. Я избрал тебя своей женой и беру небо в свидетели, что никогда ни в чем не обману тебя, но может случиться что я буду вынужден скрывать от тебя некоторые вещи. Достаточно ли ты меня любишь, чтобы в таком случае оставаться уверенной, что я это делаю только из любви к тебе?
– Рой, может быть, это самомнение, но я все же скажу тебе, что думаю. Более слабая любовь, чем моя, сказала бы: «Я верю тебе, но моя любовь к тебе так велика, что тебе незачем бояться доверить мне свою тайну». Я же отвечу тебе, что верю тебе безгранично и довольствуюсь тем, что ты решишь: доверить или не доверить мне твои тайны.
– Я знал, что ты так скажешь, и был бы разочарован, если бы ты заговорила иначе. Поэтому я сообщу тебе теперь же, что в моей жизни есть тайна, которую я не поверял никому, также и тебе. Ты все еще довольна?
– Ты в этом сомневаешься? Неужели ты думаешь, что я стану тебе что-либо обещать для того, чтобы взять это обещание обратно, когда дойдет до дела?
– Нет, моя королева, но, может быть, это слишком большое требование со стороны мужчины к женщине, которую он просит быть его женой, сознаваясь в то же время, что у него есть тайна, которой он не может сообщить; особенно же когда есть люди, полагающие, что ему приходится скрывать нечто позорное и даже более того.
– Никто не смеет так низко судить о тебе.
– Ты ошибаешься. А что, если я тебе скажу, что один сыщик следит за мной день и ночь?
– О, это меня нисколько не испугает; ты ведь рассказал мне о пари. Не мистер ли Барнес следит за тобой? Да?
– Да, но он делает это отчасти оттого, что думает, что я имею отношение к убийству; и в этом он до некоторой степени прав.
– Ты хочешь этим сказать, что ты знал убитую?
– Да. – Митчель замолчал, желая посмотреть, будет ли Эмилия после этого признания расспрашивать его;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24