Вы меня еще не знаете. Коли войду в раж, так вы целый вечер будете со смеху помирать над моими проделками. Хотите послушать, как я однажды оставил потаскушку без заработка?
Немец потер правой ладонью левое плечо, так он делал всегда, когда что-то было ему не ко времени и не по вкусу.
- В другой раз, - наконец решил он. - Прошу прощения, но сегодня я никак не могу. В самом деле, я весьма вам обязан. Скажите только, где найти этот трактир, "Барашек"?
- Об этом не меня надо спрашивать, - обиженно сказал свечник. - Я не из тех, кто транжирит денежки по трактирам. Но раз уж вы предпочитаете этакое общество моему, ладно, Господь с вами, идите на Соборную площадь, погуляйте там маленько, а как услышите в окрестностях адский шум, аккурат туда и ступайте. Я, понятно, готов услужить вам, чужому в этом городе, любыми сведениями, но что до трактиров, тут я не помощник.
3
Мокрый от неутихающего дождя, Иоахим Бехайм шагнул в низкий дверной проем трактира "Барашек". Глаза его тотчас отыскали камин, и, увидев вязанки хвороста, штабелем сложенные подле огня, он с удовольствием и облегчением затворил за собою дверь, ибо в такой промозглый, студеный вечер превыше всего ценил жаркое пламя в камине. На отопление трактирщик явно не скупился, не то что на масло - ведь из двух ламп, прикрепленных железными цепями к потолку, горела только одна, худо-бедно способная разогнать сумрак в этом большом помещении, изобилующем уголками и нишами. Однако же немец, оглядевшись, тотчас заметил, что человека, ради которого он сюда пришел, среди посетителей нет. Их и было-то с десяток - расположившись за круглыми деревянными столами, они пили вино и громко, наперебой разговаривали. Кое-кто глядел щеголем, разодетым по испанской либо французской моде, другие, напротив, казались нищими оборванцами, которые давненько не ели досыта, иные пришли в кожаных фартуках и деревянных башмаках, а один, что сидел в стороне и мелом чертил на столешнице геометрические фигуры, был в монашеской рясе. Бехайм поздоровался со всеми, вежливо поклонившись направо и налево, с беретом в руке.
Трактирщик, мужчина грузный и важный, вынырнул откуда-то из угла, снял с плеч Бехайма промокший плащ, а затем спросил, чего он желает. В эту самую минуту один из посетителей поднялся и, ставши у немца за спиной, украдкой от него трижды осенил себя крестным знамением, как люди мной раз делают, повстречавшись на улице с отъявленным вором и висельником. Дело в том, что несколько завсегдатаев - резчики по камню и по дереву, живописцы и музыканты - сговорились подшутить над хозяином, сделать так, чтобы его хорошенько отколотили или попотчевали хоть парочкой пинков. Как бы невзначай они завели беседу о том, что-де не так давно объявился в Милане человек, который, придя в трактир либо в харчевню, велит подать себе самые изысканные яства - каплунов, паштеты, отменное печенье и пирожное - и самые дорогие вина, а потом исчезает, не уплатив по счету. И по настоянию хозяина шутники согласились предупредить его условным знаком, если коварный гость покажется в "Барашке", и теперь, когда вошел немец, как раз этот-то знак и сделали.
- Принесите-ка мне глоточек вина, - сказал Бехайм трактирщику, который буквально сверлил его взглядом, - но только самого лучшего.
- Самого лучшего, знамо дело! Так я и думал! - воскликнул трактирщик, возмущенный мнимой наглостью посетителя. - Может, еще бараньей вырезки, да повкусней нашпигованной, а не то каплуна с грибным рагу? Только вы, сударь, заметьте себе: меня не проведешь, я все насквозь вижу. От моего глаза ничто не укроется. Уж я не оплошаю. Поставили б меня стеречь гроб Господень, Он бы не воскрес, будьте уверены.
Бехайм ничего не сказал, только удивленно смотрел на него, не понимая, что означают сии речи и отчего не подают вина. А вот один из камнерезов, в кожаном фартуке и деревянных башмаках, проговорил тоном дружелюбным, но не терпящим возражений:
- Хозяин! Он бы воскрес!
- Нет, не воскрес бы! - выкрикнул хозяин, разозлясь, что кто-то посмел усомниться в его бдительности. - Говорю вам, Он бы сперва сто раз подумал.
- Он бы воскрес, - упрямо повторил камнерез, будто намекая, что при всей своей бдительности хозяин все равно ни гроша от немца за выпивку не получит.
- Да хоть бы и воскрес, черт побери! Только прежде я бы Ему все кости пересчитал! - завопил трактирщик вне себя от камнерезова прекословья, и думал он при этом уже вовсе не о Христе, а единственно о немце, который, как он полагал, замыслил его обмануть.
- Что это он кричит как бесноватый? - спросил человек в монашеской рясе, оторвавшись от своих геометрических фигур. - О чем идет речь?
- О Христе, воскресшем во славе Своей, досточтимый брат Лука, - с величайшим почтением ответил камнерез, потому что этот брат Лука преподавал математику в университете Павии.
- И во имя воскресшего Христа ты поднял этакий шум? - обратился ученый монах к хозяину.
- Да, и дело это касается меня, а не вас, - Объявил хозяин. - Потому как трактир мой, и я должен за ним присматривать. Ваши значки да фигуры меня не заботят, ну разве что после вашего ухода надобно смахивать их пыльной метелкой, чтобы другой христианин мог сесть за стол.
Монах уже не слушал его. Он опять вернулся к своим математическим построениям.
- Сударь! - сказал хозяину Иоахим Бехайм. - Я все еще жду вина, и мне непонятно, как оно связано с воскресением Спасителя. Возможно, какая-то неведомая мне связь тут и существует, но я пришел сюда не затем, чтобы заниматься богословием. Отнесите мой плащ в кухню и повесьте у очага, пусть просохнет. О нашпигованной баранине мы поговорим позже, а грибов я не ем.
Хозяин только теперь рассмотрел плащ, который держал в руках, и, к своему удивлению, заметил, что сшит он из отличного сукна, а вдобавок оторочен дорогим мехом и стоит наверняка много больше всех разносолов, какие он мог подать немцу за целый вечер. И у него забрезжило подозрение, что мастеровые выставили его дураком.
- Сию минуту подам, сударь, и самого лучшего, - успокоил он Бехайма, кастильонского "вино санто", ради этого вина люди ко мне со всех сторон стекаются, даже из Павии приезжают, как вон тот досточтимый монах, который только что на свою беду попытался встрять в мои дела. Пусть чертит свои фигуры, а меня оставит в покое. Я себя одурачить не дам, - продолжал он громким голосом, чтобы все слышали. - Знаю, кто чего стоит. С первого взгляда вижу, что за человек передо мной... Все, иду за вином, сударь, бегом бегу.
Он гордо вскинул голову и, не удостоив своих зложелателей ни единым взглядом, отправился в подвал наполнить глиняный кувшин знаменитым "вино санто".
Отведав вина, Иоахим Бехайм почувствовал себя весьма уютно. Такое вино, сказал он себе, я готов пить каждый вечер, да и возле постели недурственно бы держать кувшинчик. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. А живописцы и камнерезы вокруг продолжали свой разговор, и толковали они о предметах, весьма далеких от всего, что когда-либо вызывало у немца интерес.
- ...Вот почему я бы очень хотел написать ее в образе Леды, нагую и потупляющую взор...
- С лебедем на коленях?
- Да неужто? И кому же достался заказ?
- За индиго, свинцовые белила и золото я не меньше одиннадцати лир выложил.
- Нагую, но с одного боку...
- ...Открывает он, значит, сундук, запускает в него голову, ровно нырнуть собрался, ну, думаю, сейчас деньги достанет...
- ...Окутанную тремя покрывалами, тут уж я покажу, на что способен, ведь это трудная задача для живописца...
- И с лебедем на коленях?
- Кольчужник! Гончар! Ну мыслимое ли дело?! И оружейный литейщик!
- А достает он штуку сукна. Вместо денег - сукно на платье. Мне! Человеку, который своим искусством облагородил нравы этого города!
- Эта троица два года точно проваландается.
- Дурак он. Скряга. Я чуть по уху его не огрел этим сукном.
- Если ты не записной сотрапезник у господ, от которых получают столь превосходные заказы...
- Скряга он!
- С лебедем на коленях?
- Да, с лебедем на коленях. Но разве в этом дело? Пернатую тварь ей кто угодно подрисует.
- А вот и Манчино. Долгонько мы нынче его дожидались. Сюда, Манчино!
- Тут сам Папа ничего бы не смог поделать - Манчино все равно бы раньше не явился. С толстухой своей миловался, совсем голову потерял.
- Шагает герой после схваток любовных...
- ...В блудилище, где вместе с ней живет.
- Совершенно верно. Прямиком оттуда. У кого-то есть возражения?
Дремоту немца как рукой сняло; он узнал низкий, звучный голос, произнесший последнюю фразу, и открыл глаза. Рыночный певец, тот самый, с изрытым морщинами лицом и горящими глазами стоял посреди трактирного зала и декламировал стихи:
Скажи, что любишь ты меня. Я страстно
Ожившим отплачу тебе огнем.
Твоя постель нам будет - рай прекрасный
В блудилище, где вместе мы живем4.
- Хозяин! - прервал он декламацию, подсаживаясь к своим приятелям. Подай-ка мне поесть, только смотри не прогадай с выбором блюд, иначе не миновать тебе убытка. Потому что в кармане у меня всего один медный сольдино, зато неподдельный и полновесный. На чем я остановился?
В бою страстей вкусил победы вящей
Я, как Ахилл, что мирмидонян вел.
Потом ушел. Ее оставив спящей
В блудилище, где вместе мы живем.
- Эти стихи, - заметил один из сидевших за тем же столом, - мы все от тебя уже раз десять с лишком слыхали, трактирщик и тот их наизусть выучил. Сочинил бы что-нибудь новенькое, Манчино, глядишь, и ужин образуется.
Бехайм подозвал хозяина.
- Кто этот человек, который только что вошел? - спросил он. - С медным сольдино. Наружность у него довольно странная.
- Этот? - презрительно бросил хозяин. - Вы не первый обратили на него внимание. Стихоплет. Сочинитель. Читает тут свои вирши, тем и добывает себе пропитание. Они зовут его Манчино, Левша, потому что он все делает левой рукой, оружие и то держит в левой и ловко с ним управляется, сущий душегуб. Как его звать на самом деле, никто не ведает, и он сам тоже. Однажды утром его с разбитой головой подобрали на тракте и отнесли к лекарю, а он, как очнулся, ничего не мог вспомнить, что было раньше, даже имя свое позабыл. Странно, сударь мой, что человек позабыл свое имя. Мессир Леонардо, который часто сюда захаживает и ведет с ним разговоры... Как, сударь?! Вы не знаете мессира Леонардо? Мессира Леонардо, который отлил в бронзе коня покойного герцога? И не слыхали о нем никогда? Дозвольте спросить: вы откуда пожаловали? Не от турок ли? Я вам вот что скажу: этакий Леонардо рождается на свете, я чай, раз в сто лет. Подлинный гений, сударь! Подлинный гений во всех искусствах и науках! Я, сударь, трактирщик, мое дело кухня, и меня вы не спрашивайте, хоть, к примеру, в винах я разбираюсь отменно, но вы других спросите, кого угодно в Милане спросите про мессира Леонардо, флорентийца, и всяк вам скажет - и досточтимый брат Лука, и мессир д'Оджоно, художник, что сидит подле Манчино... да, верно, подле этого самого Манчино, о котором у нас речь, так, стало быть, мессир Леонардо говорит, что имя свое и происхождение он забыл по причине раны в голове и по причине анатомии. Иногда он вроде как вспоминает, Манчино, и плетет тогда, что он-де сын герцога или другого какого знатного вельможи, и что отправился путешествовать для развлечения, и что есть-де у него городские дома, сельские усадьбы, рыбные пруды, леса и деревни, и все это ждет его, только он не знает где. А другой раз жалуется, что искони был нищим бродягой, терпел холод, голод и прочие напасти и несколько раз чудом спасся от виселицы. Один Господь ведает, где тут правда. Который год Манчино этот ходит ко мне в трактир, приятели когда кормят его ужином, а когда и нет. Да чего уж, от ломтя хлеба с копченой колбасой я не разорюсь. По-итальянски он говорит на манер савойских горцев, может, там его герцогство и находится, а может, выдумка это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Немец потер правой ладонью левое плечо, так он делал всегда, когда что-то было ему не ко времени и не по вкусу.
- В другой раз, - наконец решил он. - Прошу прощения, но сегодня я никак не могу. В самом деле, я весьма вам обязан. Скажите только, где найти этот трактир, "Барашек"?
- Об этом не меня надо спрашивать, - обиженно сказал свечник. - Я не из тех, кто транжирит денежки по трактирам. Но раз уж вы предпочитаете этакое общество моему, ладно, Господь с вами, идите на Соборную площадь, погуляйте там маленько, а как услышите в окрестностях адский шум, аккурат туда и ступайте. Я, понятно, готов услужить вам, чужому в этом городе, любыми сведениями, но что до трактиров, тут я не помощник.
3
Мокрый от неутихающего дождя, Иоахим Бехайм шагнул в низкий дверной проем трактира "Барашек". Глаза его тотчас отыскали камин, и, увидев вязанки хвороста, штабелем сложенные подле огня, он с удовольствием и облегчением затворил за собою дверь, ибо в такой промозглый, студеный вечер превыше всего ценил жаркое пламя в камине. На отопление трактирщик явно не скупился, не то что на масло - ведь из двух ламп, прикрепленных железными цепями к потолку, горела только одна, худо-бедно способная разогнать сумрак в этом большом помещении, изобилующем уголками и нишами. Однако же немец, оглядевшись, тотчас заметил, что человека, ради которого он сюда пришел, среди посетителей нет. Их и было-то с десяток - расположившись за круглыми деревянными столами, они пили вино и громко, наперебой разговаривали. Кое-кто глядел щеголем, разодетым по испанской либо французской моде, другие, напротив, казались нищими оборванцами, которые давненько не ели досыта, иные пришли в кожаных фартуках и деревянных башмаках, а один, что сидел в стороне и мелом чертил на столешнице геометрические фигуры, был в монашеской рясе. Бехайм поздоровался со всеми, вежливо поклонившись направо и налево, с беретом в руке.
Трактирщик, мужчина грузный и важный, вынырнул откуда-то из угла, снял с плеч Бехайма промокший плащ, а затем спросил, чего он желает. В эту самую минуту один из посетителей поднялся и, ставши у немца за спиной, украдкой от него трижды осенил себя крестным знамением, как люди мной раз делают, повстречавшись на улице с отъявленным вором и висельником. Дело в том, что несколько завсегдатаев - резчики по камню и по дереву, живописцы и музыканты - сговорились подшутить над хозяином, сделать так, чтобы его хорошенько отколотили или попотчевали хоть парочкой пинков. Как бы невзначай они завели беседу о том, что-де не так давно объявился в Милане человек, который, придя в трактир либо в харчевню, велит подать себе самые изысканные яства - каплунов, паштеты, отменное печенье и пирожное - и самые дорогие вина, а потом исчезает, не уплатив по счету. И по настоянию хозяина шутники согласились предупредить его условным знаком, если коварный гость покажется в "Барашке", и теперь, когда вошел немец, как раз этот-то знак и сделали.
- Принесите-ка мне глоточек вина, - сказал Бехайм трактирщику, который буквально сверлил его взглядом, - но только самого лучшего.
- Самого лучшего, знамо дело! Так я и думал! - воскликнул трактирщик, возмущенный мнимой наглостью посетителя. - Может, еще бараньей вырезки, да повкусней нашпигованной, а не то каплуна с грибным рагу? Только вы, сударь, заметьте себе: меня не проведешь, я все насквозь вижу. От моего глаза ничто не укроется. Уж я не оплошаю. Поставили б меня стеречь гроб Господень, Он бы не воскрес, будьте уверены.
Бехайм ничего не сказал, только удивленно смотрел на него, не понимая, что означают сии речи и отчего не подают вина. А вот один из камнерезов, в кожаном фартуке и деревянных башмаках, проговорил тоном дружелюбным, но не терпящим возражений:
- Хозяин! Он бы воскрес!
- Нет, не воскрес бы! - выкрикнул хозяин, разозлясь, что кто-то посмел усомниться в его бдительности. - Говорю вам, Он бы сперва сто раз подумал.
- Он бы воскрес, - упрямо повторил камнерез, будто намекая, что при всей своей бдительности хозяин все равно ни гроша от немца за выпивку не получит.
- Да хоть бы и воскрес, черт побери! Только прежде я бы Ему все кости пересчитал! - завопил трактирщик вне себя от камнерезова прекословья, и думал он при этом уже вовсе не о Христе, а единственно о немце, который, как он полагал, замыслил его обмануть.
- Что это он кричит как бесноватый? - спросил человек в монашеской рясе, оторвавшись от своих геометрических фигур. - О чем идет речь?
- О Христе, воскресшем во славе Своей, досточтимый брат Лука, - с величайшим почтением ответил камнерез, потому что этот брат Лука преподавал математику в университете Павии.
- И во имя воскресшего Христа ты поднял этакий шум? - обратился ученый монах к хозяину.
- Да, и дело это касается меня, а не вас, - Объявил хозяин. - Потому как трактир мой, и я должен за ним присматривать. Ваши значки да фигуры меня не заботят, ну разве что после вашего ухода надобно смахивать их пыльной метелкой, чтобы другой христианин мог сесть за стол.
Монах уже не слушал его. Он опять вернулся к своим математическим построениям.
- Сударь! - сказал хозяину Иоахим Бехайм. - Я все еще жду вина, и мне непонятно, как оно связано с воскресением Спасителя. Возможно, какая-то неведомая мне связь тут и существует, но я пришел сюда не затем, чтобы заниматься богословием. Отнесите мой плащ в кухню и повесьте у очага, пусть просохнет. О нашпигованной баранине мы поговорим позже, а грибов я не ем.
Хозяин только теперь рассмотрел плащ, который держал в руках, и, к своему удивлению, заметил, что сшит он из отличного сукна, а вдобавок оторочен дорогим мехом и стоит наверняка много больше всех разносолов, какие он мог подать немцу за целый вечер. И у него забрезжило подозрение, что мастеровые выставили его дураком.
- Сию минуту подам, сударь, и самого лучшего, - успокоил он Бехайма, кастильонского "вино санто", ради этого вина люди ко мне со всех сторон стекаются, даже из Павии приезжают, как вон тот досточтимый монах, который только что на свою беду попытался встрять в мои дела. Пусть чертит свои фигуры, а меня оставит в покое. Я себя одурачить не дам, - продолжал он громким голосом, чтобы все слышали. - Знаю, кто чего стоит. С первого взгляда вижу, что за человек передо мной... Все, иду за вином, сударь, бегом бегу.
Он гордо вскинул голову и, не удостоив своих зложелателей ни единым взглядом, отправился в подвал наполнить глиняный кувшин знаменитым "вино санто".
Отведав вина, Иоахим Бехайм почувствовал себя весьма уютно. Такое вино, сказал он себе, я готов пить каждый вечер, да и возле постели недурственно бы держать кувшинчик. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. А живописцы и камнерезы вокруг продолжали свой разговор, и толковали они о предметах, весьма далеких от всего, что когда-либо вызывало у немца интерес.
- ...Вот почему я бы очень хотел написать ее в образе Леды, нагую и потупляющую взор...
- С лебедем на коленях?
- Да неужто? И кому же достался заказ?
- За индиго, свинцовые белила и золото я не меньше одиннадцати лир выложил.
- Нагую, но с одного боку...
- ...Открывает он, значит, сундук, запускает в него голову, ровно нырнуть собрался, ну, думаю, сейчас деньги достанет...
- ...Окутанную тремя покрывалами, тут уж я покажу, на что способен, ведь это трудная задача для живописца...
- И с лебедем на коленях?
- Кольчужник! Гончар! Ну мыслимое ли дело?! И оружейный литейщик!
- А достает он штуку сукна. Вместо денег - сукно на платье. Мне! Человеку, который своим искусством облагородил нравы этого города!
- Эта троица два года точно проваландается.
- Дурак он. Скряга. Я чуть по уху его не огрел этим сукном.
- Если ты не записной сотрапезник у господ, от которых получают столь превосходные заказы...
- Скряга он!
- С лебедем на коленях?
- Да, с лебедем на коленях. Но разве в этом дело? Пернатую тварь ей кто угодно подрисует.
- А вот и Манчино. Долгонько мы нынче его дожидались. Сюда, Манчино!
- Тут сам Папа ничего бы не смог поделать - Манчино все равно бы раньше не явился. С толстухой своей миловался, совсем голову потерял.
- Шагает герой после схваток любовных...
- ...В блудилище, где вместе с ней живет.
- Совершенно верно. Прямиком оттуда. У кого-то есть возражения?
Дремоту немца как рукой сняло; он узнал низкий, звучный голос, произнесший последнюю фразу, и открыл глаза. Рыночный певец, тот самый, с изрытым морщинами лицом и горящими глазами стоял посреди трактирного зала и декламировал стихи:
Скажи, что любишь ты меня. Я страстно
Ожившим отплачу тебе огнем.
Твоя постель нам будет - рай прекрасный
В блудилище, где вместе мы живем4.
- Хозяин! - прервал он декламацию, подсаживаясь к своим приятелям. Подай-ка мне поесть, только смотри не прогадай с выбором блюд, иначе не миновать тебе убытка. Потому что в кармане у меня всего один медный сольдино, зато неподдельный и полновесный. На чем я остановился?
В бою страстей вкусил победы вящей
Я, как Ахилл, что мирмидонян вел.
Потом ушел. Ее оставив спящей
В блудилище, где вместе мы живем.
- Эти стихи, - заметил один из сидевших за тем же столом, - мы все от тебя уже раз десять с лишком слыхали, трактирщик и тот их наизусть выучил. Сочинил бы что-нибудь новенькое, Манчино, глядишь, и ужин образуется.
Бехайм подозвал хозяина.
- Кто этот человек, который только что вошел? - спросил он. - С медным сольдино. Наружность у него довольно странная.
- Этот? - презрительно бросил хозяин. - Вы не первый обратили на него внимание. Стихоплет. Сочинитель. Читает тут свои вирши, тем и добывает себе пропитание. Они зовут его Манчино, Левша, потому что он все делает левой рукой, оружие и то держит в левой и ловко с ним управляется, сущий душегуб. Как его звать на самом деле, никто не ведает, и он сам тоже. Однажды утром его с разбитой головой подобрали на тракте и отнесли к лекарю, а он, как очнулся, ничего не мог вспомнить, что было раньше, даже имя свое позабыл. Странно, сударь мой, что человек позабыл свое имя. Мессир Леонардо, который часто сюда захаживает и ведет с ним разговоры... Как, сударь?! Вы не знаете мессира Леонардо? Мессира Леонардо, который отлил в бронзе коня покойного герцога? И не слыхали о нем никогда? Дозвольте спросить: вы откуда пожаловали? Не от турок ли? Я вам вот что скажу: этакий Леонардо рождается на свете, я чай, раз в сто лет. Подлинный гений, сударь! Подлинный гений во всех искусствах и науках! Я, сударь, трактирщик, мое дело кухня, и меня вы не спрашивайте, хоть, к примеру, в винах я разбираюсь отменно, но вы других спросите, кого угодно в Милане спросите про мессира Леонардо, флорентийца, и всяк вам скажет - и досточтимый брат Лука, и мессир д'Оджоно, художник, что сидит подле Манчино... да, верно, подле этого самого Манчино, о котором у нас речь, так, стало быть, мессир Леонардо говорит, что имя свое и происхождение он забыл по причине раны в голове и по причине анатомии. Иногда он вроде как вспоминает, Манчино, и плетет тогда, что он-де сын герцога или другого какого знатного вельможи, и что отправился путешествовать для развлечения, и что есть-де у него городские дома, сельские усадьбы, рыбные пруды, леса и деревни, и все это ждет его, только он не знает где. А другой раз жалуется, что искони был нищим бродягой, терпел холод, голод и прочие напасти и несколько раз чудом спасся от виселицы. Один Господь ведает, где тут правда. Который год Манчино этот ходит ко мне в трактир, приятели когда кормят его ужином, а когда и нет. Да чего уж, от ломтя хлеба с копченой колбасой я не разорюсь. По-итальянски он говорит на манер савойских горцев, может, там его герцогство и находится, а может, выдумка это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24