— Он болен? — поинтересовался Сальва.
— Его преосвященство получил во время исповеди некоторые признания, поставившие его в затруднительное положение. Вам достаточно знать, что он благословляет вашу деятельность на благо церкви и его святейшества.
Дождь, сопровождаемый раскатами грома, от которого дрожали стекла секретариата, хлестал со страшной силой.
— С самого начала нашего расследования этот человек знал больше, чем каждый из нас, — заметил Мореше. — Потому-то он и прикрывается своей латынью. Он не хочет говорить. Мы должны были это понять.
— Только один клерк из Обрядовой конгрегации вздумал исповедоваться кардиналу, — добавил Сальва.
— О, какая чудовищная гипотеза, — простонал нунций. — Заговор замышляется в ближайшем окружении папы. Но с какой целью? Боже, с какой целью?
— Надо смотреть трезво, монсеньор… Москва с помощью кучки польских интегристов и еще кого-нибудь желает приостановить деятельность Иоанна Павла П. Готовится покушение, оно уже запрограммировано. Поэтому мне очень важно знать обо всех предстоящих зарубежных поездках папы, о ближайших выездах в Рим и особенно обо всех перемещениях, дату которых несчастный отец Строб мог сообщить своим корреспондентам до официального объявления. Вспомните: на следующей неделе — тайное совещание верховного понтифика и главного раввина Рима.
— Господи Иисусе! — вздохнул нунций. И перекрестился.
В этот момент удар грома сильнее других прокатился по коридору, в котором остановились наши герои, чтобы обменяться мнениями. Можно было подумать, что стихия решила внести мелодраматическую ноту в ход событий.
— Папе следует отменить эту встречу, — заявил Мореше.
— Уже невозможно, — возразил викарий. — Главный раввин усмотрит в этом позорное отступление. Секретариату и так с трудом удалось организовать это свидание.
— Телохранители предусмотрены? — спросил Сальва.
— В таких скромных выходах папу сопровождают только два-три советника и один швейцарский гвардеец в штатском, — ответил клерк.
— Предполагаю, что и у главного раввина не будет большой охраны. Так что момент для покушения благоприятный. Где находится дворец князя Ринальди да Понте?
Викарий отрицательно покачал головой.
— Сомневаюсь, что именитых гостей он примет в своем римском дворце. Только его преосвященство кардинал Катальди мог бы уточнить, где находится это место для тайных встреч. Видите ли, кроме его святейшества, лишь он в курсе деталей встречи. А я лично, будучи секретарем кардинала Бонино, не знаю ни даты, ни места.
— А вот отец Строб знал, — сказал нунций.
Викария оставили наедине с его думами. Добрый аббат был потрясен услышанным. Покуситься на жизнь его святейшества! Вообразимо ли это?
Когда дождь закончился, профессор Сальва доехал до своего отеля на такси. Ему совсем не хотелось бродить по Риму, как он это делал еще на прошлой неделе. Требовалось как можно быстрее созвониться со своим старым другом, сотрудником «Интеллидженс сервис» Сирилом Бетхемом, который оставался лучшим специалистом по Восточной Европе после трагической гибели Клауса Шварценберга. Специальные службы Италии и Франции были недостаточно гибкими, и им в любом случае не следовало доверять.
Но когда он вошел в свою комнату, то понял, что его надеждам не суждено было сбыться. Его уже опередила американская секретная служба в лице майора Джона Трудмена и лейтенанта Эмаса Блюменталя, с которыми он когда-то встречался при расследовании дела Кариатид и которые в этот час терпеливо дожидались его: один — растянувшись на его кровати, другой — сидя за его рабочим столом.
— Ну и как, — сразу же начал толстяк Трудмен, вставая с кровати, — ваша пробежка в Польшу хорошо прошла?
— Нормально, — ответил Сальва. — Что вам от меня надо?
— Совсем не много, профессор. Что это за история с манускриптом? И что, по-вашему, означает смерть профессора Стэндапа?
Адриен Сальва прикурил свою мексиканскую сигару, сразу наполнив комнату едким дымом, затем сел на край кровати, заскрипевшей под его тяжестью.
— Советские службы намереваются покончить с Иоанном Павлом II. Я уверен, что на него будет совершено покушение в следующую среду в 15 часов около одной из вилл князя Ринальди да Понте. Это все.
Блюменталь рассмеялся. Он знал методы Сальва и ценил их, но плохо представлял его в роли вольного стрелка.
— Почему нас не предупредили?
— Ватикан поручил мне найти один манускрипт и изучить его совместно со специалистами, а не заниматься расследованием предполагаемого убийства. И все же мне показалось, что, случайно узнав о готовящемся убийстве главы христианства, я должен этим заняться.
— Конечно-конечно, — одобрил Трудмен. — А мы, стало быть, обеспечим непосредственную защиту святого отца с согласия итальянских властей. Будьте спокойны, мой дорогой Сальва. Но что касается манускрипта — что он собой представляет?
— Господа, с сожалением напоминаю вам, что этот документ — собственность библиотеки Ватикана и, следовательно, святого престола. Я не имею права ни выносить его, ни даже говорить с вами о нем.
Блюменталь присвистнул.
— Через нашего агента, курирующего посольство Польши в Риме, мы знаем, что вы неоднократно встречались с графиней Кокошкой. А вам известно, что эта мадам сует свой носик во все дела и совести у нее не больше, чем у ее мужа, который, будучи послом, является, к сожалению, лицом неприкосновенным.
— Но заговор действительно существует, только я не уверен, что графиня Кокошка — один из его винтиков.
— Допустим. Но не находите ли вы странным, что профессора Стэндапа убили в Польше, тогда как ему полагалось переводить известный манускрипт вместе с вами?
— Вы опоздали к битве, майор Трудмен. Стэндап мертв. А вот верховный понтифик рискует последовать за ним, если не предотвратить покушения. Я открыл вам день и час. Проверьте место, обратившись к князю Ринальди да Понте. И позвольте мне поспать. Гроза вконец измотала меня.
Оба американских разведчика ушли без лишних вопросов. Они знали, что профессор слов на ветер не бросает. Но как только они вышли, Сальва позвонил домой Сирилу Бетхему, своему британскому другу, и, считая, что линия отеля прослушивается, сказал ему кое-что на условном языке. Бетхем перевел сказанное как срочный вызов в Рим и тотчас засобирался.
После чего Сальва заказал в номер пиццу и бутылку ламбруско. Было девять часов, когда он уснул. Однако его сразу разбудила одна мысль. Он сел на постели, подложив под спину подушку, вытер выступивший на лбу пот. Ему только что вспомнилось, что письмо из Ватикана с просьбой присоединиться к поискам «Жизнеописания» было подписано самим кардиналом Бонино. Значит, уже тогда этот человек знал о заговоре и под предлогом научных изысканий призвал на помощь. Что за тайну узнал он в исповедальне? Теперь Сальва стало понятно, почему прелат умышленно — гротескно на первый взгляд — отделывался латинскими изречениями. Делалось это не из оригинальности, а для того, чтобы дать ясно понять, что язык его опечатан. А что до его кажущейся усталости, то это не переутомление, а тоска. С самого начала он знал о грозящей папе опасности и никого не мог предупредить.
«Через три месяца уставшие торговцы статуэтками и хвалами в честь Артемиды сняли осаду с жилища епископа Варнавы. Воспользовавшись этим, Басофон, Теофил и попугай Гермоген ночью покинули дом, где они трудились совместно с Венерой, называвшей себя Софьей — мудростью, — о которой упоминалось в Ветхом Завете.
Впрочем, богиня не очень-то заботилась о продвижении работ. Она знала, что Басофон со своим умом и Варнава с платоновскими познаниями прекрасно справятся и без нее. Так что она обрадовалась, узнав, что Басофон решил покинуть Эфес и продолжить путь морем. Ведь надо было поскорее распространить такое замечательное учение среди жителей Фессалии, поскольку именно там желал Мессия использовать дар убеждения своего посланца.
Да будет известно, что после первой волны христианизации, апостолами которой были святой Перпер и Павел Без Меча, Фессалией вновь овладели Зевс и египетские мистерии. Причиной этого явились не только жестокие гонения со стороны губернатора Руфуса, но и крайне слабое представление о вере Христовой. Привычка греков философствовать стала почти порочной. Все было проникнуто духом Платона. Вера в героя, умершего, подобно рабу, на кресте, могла войти в людей лишь в метафизической оболочке. Гениальная идея Сильвестра, обработанная Варнавой, заключалась в том, чтобы представить Мессию неким Логосом, таким, каким определил его Филон Александрийский.
На корабле, увозившем их в Афины, Басофон и Теофил вспоминали сладкие мгновения, разделенные с богиней. Была ли она так же нежна с другими мужчинами после ее неудачного приключения с Адонисом? Днем они выстраивали философскую концепцию, способную привести в восхищение Фессалию; по ночам им не давали покоя плотско-мистические способности Венеры. Хотя они знали, что такое не может длиться вечно, в момент расставания будто осиротели.
Нет, Афродита не была такой ограниченной самкой, какой ее представляла людская молва. За ее несравненной красотой скрывалась истинная доброта. За мощным очарованием пряталось редкое интуитивное понимание духовности. Она была ни с кем не сравнимой женщиной: великодушной, щедрой и величественной — и в то же время матерью и супругой, сестрой и защитницей, любовницей и пророчицей. Когда они расставались, она говорила такие возвышенные слова, что слезы выступили на их глазах.
— Эпоха царствования Зевса завершена. Он не признается в этом, но время его ушло. Ночь навсегда накрывает мир, отмеченный нами. Но зато поскольку ваш Бог пожертвовал собой ради любви, народ будет ему благодарен. А раз он воскрес из мертвых, то унаследует культ посвящения в таинство Озириса. А я возрожусь в ином образе. Ибо духовная любовь есть основа веры, какой бы она ни была. Так что, друзья мои, пусть не огорчает вас наша разлука. С нее начинается рассвет обновления. Следите только, чтобы слишком ловкие жрецы не превратили живые истины в мертвые поучения, и опасайтесь непримиримости.
Она в последний раз расцеловала обоих молодых людей и удалилась в соседнюю комнату, чтобы втайне обратиться в богиню и исчезнуть. Когда Басофон, пожелав убедиться, что она ушла, вошел в ту комнату, то был приятно поражен: посреди комнаты стоял, словно штандарт, посох плотника Иосифа, который Венера оставила ему в качестве прощального подарка. Какая же радость — вернуть себе дар того, кто был его настоящим учителем на Небе! Да, действительно — посох был его, на изгибе ручки была вырезана его метка. Он с признательностью прижал посох к груди. Узнает ли он когда-нибудь, как удалось богине вернуть ему драгоценную вещь, о потере которой он сожалел сотни раз?
А было так: пока ее телесная оболочка жила в доме епископа, ее одухотворенная плоть прилетела к Аполлону и попросила его возвратить посох. Бог сказал ей, что подарок Иосифа был брошен в волны и отныне принадлежит божествам моря. Тогда Венера обратилась к ворчливому Нептуну. Тот с пренебрежением относился к прелестям этой женщины, по его мнению, слишком красивой, чтобы быть честной. Он всегда подозревал в ней подвох. Поэтому, увидев ее в своем морском дворце, он не на шутку забеспокоился.
— О, — недовольно пробурчал Нептун, — эту палку отдал мне Аполлон. Он честно выиграл ее у того самоуверенного сектанта, что мечтал превратить Фессалию во второй Иерусалим. А ты, безмозглая, хочешь вернуть это оружие такому смутьяну? Не думал, что я приючу в своем гнезде кукушку.
— Экселенц, — ответила Венера, — не знаю, откуда вас такие сведения. Они не точны, с вашего позволения. Если и правда, что молодой Басофон послан Христом, не вижу, чем он может вам навредить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43