– Через четверть часа поднимется солнце. Пора начинать.
Его собеседники обменялись негромкими фразами.
– А господин Жермен Фузилье, ведший это дело, еще не приехал? – спросил господин Авар, глава Службы безопасности, которому сегодня было поручено лично передать заключенного в руки палача.
– Нет, мсье, – ответил Дебле. – Господин Фузилье просил его извинить. Ему нездоровится.
Палач слегка улыбнулся. Он был хорошо знаком со следователем и знал, что во всем полицейском управлении не было более ярого противника смертной казни.
– Так что же, господин прокурор, – снова сказал Дебле. – Пора!
– Пора, – согласился тот.
Один за другим они вошли во двор тюрьмы. Впереди шел директор тюрьмы Санте, за ним генеральный прокурор с прокурором Республики. Затем семенил невысокий Авар, рядом с палачом и двумя его подручными.
Поднявшись на второй этаж, все проследовали по длинному коридору туда, где были расположены камеры смертников. Охранник Нибье, звякнув связкой ключей, поклонился прибывшим. Дебле посмотрел на прокурора Республики и спокойно спросил:
– Вы готовы, мсье?
Слегка побледнев, тот утвердительно кивнул головой. Директор тюрьмы приказал охраннику:
– Откройте камеру!
Нибье бесшумно повернул в замке ключ, который он держал наготове, и толкнул дверь. Прокурор шагнул вперед, решив про себя, что если заключенный спит, он позволит ему на пару минут продлить последний сон в его жизни. Однако приговоренный не спал. Совершенно одетый, он сидел на краю кровати с блуждающим безумным взглядом. Казалось, он даже не заметил, что дверь открылась, и не пошевелился.
– Гарн, – произнес прокурор, – мужайтесь. Прошение о помиловании отклонено.
Приговоренный никак не реагировал. Было непонятно, понял ли он хоть слово. Удивленный прокурор механически повторил:
– Мужайтесь…
Гримаса страдания перекосила лицо узника. Губы его беззвучно шевелились. Казалось, он делает невероятные усилия, чтобы что-то сказать.
– Я… Не… – чуть слышно донеслось до прокурора из глубины камеры.
Тут Дебле, привычный ко всяким сценам, подошел к заключенному и, положив ему руку на плечо, сказал с оттенком недовольства, как человек, которому мешают выполнять свои обязанности:
– Поднимайтесь. Пора идти.
Глядя вокруг безумными глазами, осужденный встал. Подошел священник:
– Молитесь, брат мой. Покайтесь перед Господом в свою последнюю минуту.
Лицо пленника снова мучительно перекосилось и изо рта его вырвалось:
– Я… не…
Мсье Авар вмешался:
– Вы же видите, святой отец, это совершенно бесполезно. Нам пора.
Палач подтвердил:
– Да-да, поторопимся. Надо спешить. Вот-вот встанет солнце.
Прокурор Республики повторял, как заведенный:
– Мужайтесь… Мужайтесь…
Дебле взял заключенного под руку. Охранник подхватил его с другой стороны, и они почти волоком потащили несчастного в камеру, где приговоренным к смерти разрешается в последний раз умыться.
В небольшой, тускло освещенной комнате все уже было готово. Узника усадили перед столом.
Генеральный прокурор спросил:
– Не хотите ли стакан вина? Или сигарету? А может, у вас есть какие-нибудь последние поручения?
Тот молчал.
В дверях появился опоздавший мэтр Барберу, чрезвычайно взволнованный. Он в свою очередь подошел к заключенному.
– Гарн, – сказал он, – могу ли я что-нибудь сделать для вас? Нет ли у вас последнего желания?
Осужденный приподнялся, напрягая все силы, и из горла у него вырвался хрип:
– Я… я…
Но язык не повиновался бедняге, и он снова рухнул на стул.
Присутствовавший тут же тюремный врач отвел в сторонку заместителя прокурора.
– Какой-то ужас, – сказал он. – Похоже, парень потерял дар речи. С тех пор, как мы пришли, он не произнес толком ни слова. Научно это называется «торможение». Я читал об этом, но самому наблюдать не приходилось. Понимаете, этот человек жив, но он уже чувствует себя трупом. Поэтому сознание его настолько затемнено, что он даже не в состоянии произнести сколько-нибудь осмысленную фразу…
Дебле движением руки отстранил всех толпящихся у стола.
– Господин Авар, – сказал он. – Будьте добры сделать запись в тюремном журнале.
И пока начальник Службы безопасности указывал в журнале, что осужденный Гарн изъят из тюрьмы для приведения в исполнение смертного приговора, палач достал ножницы, распорол на узнике рубашку и отрезал прядь волос, закрывавшую шею. Его помощник тем временем связал запястья жертвы веревкой. Закончив, Дебле сделал знак прокурору Республики:
– Пора!
Подручные палача взяли осужденного под руки и поставили на ноги. Собрав все силы, тот прорычал:
– Я-a… не-е…
Но никто уже не слушал.
На востоке небо порозовело. Первые солнечные лучи разбудили птиц, и те подняли радостный утренний гомон. Было десять минут шестого.
Кордон полицейских едва удерживал огромную толпу зевак, желавших пробраться поближе к гильотине. Особенно усердствовала компания из «Свиньи святого Антуана».
Бузотер, удобно устроившись на могучих плечах Жофруа-Бочки, подзадоривал всех истошными воплями. Папаша Бонбон орал полицейским:
– Ребята, пропустите нас, и тогда сегодня вечером я напою вас вином бесплатно!
Жандармы не обращали на него внимания, пропуская лишь тех, у кого был специальный билет. Внезапно толпа зашумела с новой силой. Конные жандармы, гарцевавшие возле гильотины, обнажили сабли.
Жюв взял Фандора за руку:
– Отойдем туда.
И они подошли к аппарату смерти с той стороны, с которой в корзину должна была упасть отрубленная голова.
– Отсюда нам будет хорошо видно, как этот мерзавец расстанется с жизнью.
Юноша судорожно сглотнул.
– Привыкай, репортер, – сказал инспектор. – Ты должен иметь лучшее место для обзора. Именно здесь я стоял, когда был гильотинирован Пенье. И отсюда я видел, как казнили отцеубийцу Душмена пятого августа тысяча девятьсот девятого года.
Полицейский замолчал. Из ворот тюрьмы Санте показалась зловещая повозка. Все следили, как она медленно приближается. Воцарилась тишина.
Наконец повозка остановилась напротив ступеней эшафота, с противоположной стороны от Жюва и Фандора. С запяток проворно соскочил мэтр Дебле и, опустив на землю заднюю крышку фургона, образовал нечто вроде трапа. Вниз спустился бледный, растерянный священник, и следом за ним помощники палача вывели осужденного, стараясь до поры держать его спиной к эшафоту.
Фандор вздрогнул.
– Боже мой! – прошептал он.
Все шло очень быстро. Подручные палача с ловкостью, свидетельствующей о немалом опыте, провели осужденного по ступенькам и подтолкнули его на помост.
Жюв взглянул вверх.
– Смелый парень, – проговорил он. – Даже не побледнел. Обычно они ведут себя куда хуже…
Помощники мэтра Дебле поставили приговоренного на колени. Отработанным движением палач ухватил его за уши и с силой притянул голову к себе, чтобы шея попала в люнет.
Скрип рычага…
Блеск падающего ножа…
Струя крови…
Крик сотен людей…
…И голова казненного упала в корзину с соломой.
Внезапно Жюв рванулся с места и, раскидав подручных палача, опустил руки в пропитанную кровью солому, схватил отсеченную голову за волосы и бешено посмотрел на нее. Перепуганные подручные бросились к нему. Подбежал и мэтр Дебле.
– Вы сошли с ума! – воскликнул он.
– Убирайтесь! – прорычал инспектор.
Фандор никогда не видел Жюва таким. Полицейского шатало, словно пьяного, губы его беззвучно шевелились. Казалось, он сейчас потеряет сознание. Журналист подбежал к инспектору:
– Боже мой! Что с вами?
Срывающимся голосом Жюв произнес:
– Казнили не Гарна… Вот почему он не побледнел… Это грим! Театральный грим! О, проклятье, какая чудовищная ошибка! Фантомас снова ускользнул! Он сумел подставить вместо себя очередную невинную жертву и сбежал… Всю жизнь нас будут проклинать за то, что мы казнили ни в чем не повинного человека… А проклятый Фантомас на свободе…
Инспектор сжал ладонь Фандора с такой силой, что у того хрустнули пальцы:
– Ты слышишь, Фандор? Фантомас жив!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Его собеседники обменялись негромкими фразами.
– А господин Жермен Фузилье, ведший это дело, еще не приехал? – спросил господин Авар, глава Службы безопасности, которому сегодня было поручено лично передать заключенного в руки палача.
– Нет, мсье, – ответил Дебле. – Господин Фузилье просил его извинить. Ему нездоровится.
Палач слегка улыбнулся. Он был хорошо знаком со следователем и знал, что во всем полицейском управлении не было более ярого противника смертной казни.
– Так что же, господин прокурор, – снова сказал Дебле. – Пора!
– Пора, – согласился тот.
Один за другим они вошли во двор тюрьмы. Впереди шел директор тюрьмы Санте, за ним генеральный прокурор с прокурором Республики. Затем семенил невысокий Авар, рядом с палачом и двумя его подручными.
Поднявшись на второй этаж, все проследовали по длинному коридору туда, где были расположены камеры смертников. Охранник Нибье, звякнув связкой ключей, поклонился прибывшим. Дебле посмотрел на прокурора Республики и спокойно спросил:
– Вы готовы, мсье?
Слегка побледнев, тот утвердительно кивнул головой. Директор тюрьмы приказал охраннику:
– Откройте камеру!
Нибье бесшумно повернул в замке ключ, который он держал наготове, и толкнул дверь. Прокурор шагнул вперед, решив про себя, что если заключенный спит, он позволит ему на пару минут продлить последний сон в его жизни. Однако приговоренный не спал. Совершенно одетый, он сидел на краю кровати с блуждающим безумным взглядом. Казалось, он даже не заметил, что дверь открылась, и не пошевелился.
– Гарн, – произнес прокурор, – мужайтесь. Прошение о помиловании отклонено.
Приговоренный никак не реагировал. Было непонятно, понял ли он хоть слово. Удивленный прокурор механически повторил:
– Мужайтесь…
Гримаса страдания перекосила лицо узника. Губы его беззвучно шевелились. Казалось, он делает невероятные усилия, чтобы что-то сказать.
– Я… Не… – чуть слышно донеслось до прокурора из глубины камеры.
Тут Дебле, привычный ко всяким сценам, подошел к заключенному и, положив ему руку на плечо, сказал с оттенком недовольства, как человек, которому мешают выполнять свои обязанности:
– Поднимайтесь. Пора идти.
Глядя вокруг безумными глазами, осужденный встал. Подошел священник:
– Молитесь, брат мой. Покайтесь перед Господом в свою последнюю минуту.
Лицо пленника снова мучительно перекосилось и изо рта его вырвалось:
– Я… не…
Мсье Авар вмешался:
– Вы же видите, святой отец, это совершенно бесполезно. Нам пора.
Палач подтвердил:
– Да-да, поторопимся. Надо спешить. Вот-вот встанет солнце.
Прокурор Республики повторял, как заведенный:
– Мужайтесь… Мужайтесь…
Дебле взял заключенного под руку. Охранник подхватил его с другой стороны, и они почти волоком потащили несчастного в камеру, где приговоренным к смерти разрешается в последний раз умыться.
В небольшой, тускло освещенной комнате все уже было готово. Узника усадили перед столом.
Генеральный прокурор спросил:
– Не хотите ли стакан вина? Или сигарету? А может, у вас есть какие-нибудь последние поручения?
Тот молчал.
В дверях появился опоздавший мэтр Барберу, чрезвычайно взволнованный. Он в свою очередь подошел к заключенному.
– Гарн, – сказал он, – могу ли я что-нибудь сделать для вас? Нет ли у вас последнего желания?
Осужденный приподнялся, напрягая все силы, и из горла у него вырвался хрип:
– Я… я…
Но язык не повиновался бедняге, и он снова рухнул на стул.
Присутствовавший тут же тюремный врач отвел в сторонку заместителя прокурора.
– Какой-то ужас, – сказал он. – Похоже, парень потерял дар речи. С тех пор, как мы пришли, он не произнес толком ни слова. Научно это называется «торможение». Я читал об этом, но самому наблюдать не приходилось. Понимаете, этот человек жив, но он уже чувствует себя трупом. Поэтому сознание его настолько затемнено, что он даже не в состоянии произнести сколько-нибудь осмысленную фразу…
Дебле движением руки отстранил всех толпящихся у стола.
– Господин Авар, – сказал он. – Будьте добры сделать запись в тюремном журнале.
И пока начальник Службы безопасности указывал в журнале, что осужденный Гарн изъят из тюрьмы для приведения в исполнение смертного приговора, палач достал ножницы, распорол на узнике рубашку и отрезал прядь волос, закрывавшую шею. Его помощник тем временем связал запястья жертвы веревкой. Закончив, Дебле сделал знак прокурору Республики:
– Пора!
Подручные палача взяли осужденного под руки и поставили на ноги. Собрав все силы, тот прорычал:
– Я-a… не-е…
Но никто уже не слушал.
На востоке небо порозовело. Первые солнечные лучи разбудили птиц, и те подняли радостный утренний гомон. Было десять минут шестого.
Кордон полицейских едва удерживал огромную толпу зевак, желавших пробраться поближе к гильотине. Особенно усердствовала компания из «Свиньи святого Антуана».
Бузотер, удобно устроившись на могучих плечах Жофруа-Бочки, подзадоривал всех истошными воплями. Папаша Бонбон орал полицейским:
– Ребята, пропустите нас, и тогда сегодня вечером я напою вас вином бесплатно!
Жандармы не обращали на него внимания, пропуская лишь тех, у кого был специальный билет. Внезапно толпа зашумела с новой силой. Конные жандармы, гарцевавшие возле гильотины, обнажили сабли.
Жюв взял Фандора за руку:
– Отойдем туда.
И они подошли к аппарату смерти с той стороны, с которой в корзину должна была упасть отрубленная голова.
– Отсюда нам будет хорошо видно, как этот мерзавец расстанется с жизнью.
Юноша судорожно сглотнул.
– Привыкай, репортер, – сказал инспектор. – Ты должен иметь лучшее место для обзора. Именно здесь я стоял, когда был гильотинирован Пенье. И отсюда я видел, как казнили отцеубийцу Душмена пятого августа тысяча девятьсот девятого года.
Полицейский замолчал. Из ворот тюрьмы Санте показалась зловещая повозка. Все следили, как она медленно приближается. Воцарилась тишина.
Наконец повозка остановилась напротив ступеней эшафота, с противоположной стороны от Жюва и Фандора. С запяток проворно соскочил мэтр Дебле и, опустив на землю заднюю крышку фургона, образовал нечто вроде трапа. Вниз спустился бледный, растерянный священник, и следом за ним помощники палача вывели осужденного, стараясь до поры держать его спиной к эшафоту.
Фандор вздрогнул.
– Боже мой! – прошептал он.
Все шло очень быстро. Подручные палача с ловкостью, свидетельствующей о немалом опыте, провели осужденного по ступенькам и подтолкнули его на помост.
Жюв взглянул вверх.
– Смелый парень, – проговорил он. – Даже не побледнел. Обычно они ведут себя куда хуже…
Помощники мэтра Дебле поставили приговоренного на колени. Отработанным движением палач ухватил его за уши и с силой притянул голову к себе, чтобы шея попала в люнет.
Скрип рычага…
Блеск падающего ножа…
Струя крови…
Крик сотен людей…
…И голова казненного упала в корзину с соломой.
Внезапно Жюв рванулся с места и, раскидав подручных палача, опустил руки в пропитанную кровью солому, схватил отсеченную голову за волосы и бешено посмотрел на нее. Перепуганные подручные бросились к нему. Подбежал и мэтр Дебле.
– Вы сошли с ума! – воскликнул он.
– Убирайтесь! – прорычал инспектор.
Фандор никогда не видел Жюва таким. Полицейского шатало, словно пьяного, губы его беззвучно шевелились. Казалось, он сейчас потеряет сознание. Журналист подбежал к инспектору:
– Боже мой! Что с вами?
Срывающимся голосом Жюв произнес:
– Казнили не Гарна… Вот почему он не побледнел… Это грим! Театральный грим! О, проклятье, какая чудовищная ошибка! Фантомас снова ускользнул! Он сумел подставить вместо себя очередную невинную жертву и сбежал… Всю жизнь нас будут проклинать за то, что мы казнили ни в чем не повинного человека… А проклятый Фантомас на свободе…
Инспектор сжал ладонь Фандора с такой силой, что у того хрустнули пальцы:
– Ты слышишь, Фандор? Фантомас жив!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45