— Ну, следовательно, осталась ручка, и они ее таки сперли, пока я возился с тем придурком из «Жигулей». Наверняка он ее сразу схватил и спрятал. Но ведь они быстро поймут, что там ничего нет. А поскольку мы никуда не заезжали и в контакты ни с кем не входили, значит, со стороны может показаться, что информация до сих пор у тебя. Даже я не сразу допер, что ты могла что-то передать через Олега, они тоже не сразу допрут, даже если умнее меня…
— Что сомнительно, — услужливо подсказала я.
— А вот хамить не надо, — нежно сказал муж. — Мало того что ты вляпалась черт знает во что, так еще, когда я хочу помочь, норовишь сказать мне гадость. Неужели ты не понимаешь, дура ты…
Из-под стола раздалось злобное рычание, и мой муж осекся на полуслове. Элси — замечательная собака, умная, добрая, иной раз даже в ущерб своим основным обязанностям сторожа и охранника. Но есть у нее одна странность: совершенно не переносит слово «дура». Причина этого — весьма уважительная. Как-то раз, когда Элси была еще совсем молодой, но уже далеко не глупой, у нас в доме объявился случайный гость на один вечер. Кто из нас с мужем с ним познакомился, кто сдуру пригласил — давно забылось. Но зато прекрасно запомнился сам вечер. Гость был из породы поэтов-графоманов, тех, кто способен разговаривать только о себе и своих стихах, да еще читать эти самые стихи вслух в совершенно невероятном количестве. Плюс оказался не дурак выпить и очень быстро опустошил наш скудный запас спиртных напитков. А поскольку дело происходило во времена присноизвестной антиалкогольной кампании, то он, можно сказать, просто разорил нас. Вся «жидкая валюта», любовно собираемая всеми правдами и не правдами, по талонам и по блату, на глазах исчезала в бездонной утробе гостя.
Первой не выдержала Элси и на одном из трогательных рифмованных пассажей, который наш гость декламировал со смаком и завыванием, вдруг тоскливо и протяжно завыла. Мы с мужем непроизвольно прыснули со смеха, а гость, обиженный до глубины души, рявкнул: «Дура!» — и пнул Элси вбок.
В первый — и последний! — раз в жизни нашей собаке нанесли такое оскорбление. Элси моментально прекратила выть и резво вцепилась гостю в щиколотку. Мы с трудом заставили ее разжать зубы, с еще большим трудом успокоили нашего гостя (потратив на это остатки спиртного) и наконец выпроводили его восвояси, разобиженного, перемазанного йодом и обмотанного бинтами.
Позже выяснилось, что у Элси замечательная память. Когда какое-то время спустя в пылу супружеской полемики мой муж произнес заветное: «дура», адресуя его — и не без оснований! — мне, то Элси зарычала и чуть было не прокомпостировала ногу собственному хозяину. Псина ясно дала понять, что в ее присутствии таким словом лучше не баловаться. Справедливости ради надо сказать, что и слово «дурак» из супружеского лексикона (да и из обихода вообще) пришлось исключить, равно как и все однокоренные слова. Конечно, это не мешает нам по-прежнему бурно выяснять взаимоотношения, ибо в великом и могучем русском языке есть масса синонимов запретному слову. На такие определения, как «идиотка», «кретинка», «малоумок» и даже «придурок», Элси не реагирует.
Но на сей раз табу было забыто, и мой муж, не подумав, произнес это самое слово. Реакция Элси была мгновенной: собака выскочила из-под стола, где до сих пор мирно дремала, положив голову на мои тапочки, и злобно зарычала. Не на меня, разумеется.
— Сумасшедший дом! — разозлился муж. — Одна шипит, другая рычит, и обе требуют выбирать выражения. Осталось только тебе начать кусаться, а Элси — ездить в заграничные турне. Тогда вас с двух шагов различить нельзя будет.
Опять издевательские намеки! Пару лет тому назад под влиянием какого-то непонятного мне самой чувства я вдруг решила изменить цвет волос и выбрала для этой цели краску с романтическим названием «Тициан». Получилось нечто невообразимо рыжее, в принципе даже красивое, но, к сожалению, абсолютно совпадавшее по колеру с мастью Элси. Муж долго корчился от хохота, а еще дольше — по поводу и без повода — напоминал о том сходстве, которое имеется между мной и нашей собакой.
— Между прочим, с собакой пора гулять, — напомнила я, отказавшись от вполне законного желания продолжить перебранку и взять реванш. — Остальное обсудим после. Животное не виновато в том, что…
— Что у нее хозяйка…
Из-под стола снова послышалось приглушенное рычание. Дальше — больше: на предложение гулять Элси среагировала своеобразно, повернулась к моему мужу спиной и всем своим видом (а также поскуливанием) дала понять, что предпочитает мое общество.
— Тебя одну я не выпущу даже с собакой, — вздохнул муж. — Элси способна рычать только на своих близких. А со мной она идти не желает. Значит, отправляемся на прогулку втроем.
Против этого варианта Элси ничего не имела.
Когда мы уже выходили на лестничную площадку, в квартире раздался телефонный звонок. Чертыхнувшись, муж пошел отвечать, а меня Элси потащила вниз по лестнице. Я успела только крикнуть, что буду ждать у подъезда, — и выкатилась вслед за собакой на улицу. Там я спустила Элси с поводка и предоставила резвиться на скудном московском газончике. Сама же вновь и вновь прокручивала в памяти случившееся и те меры, которые необходимо теперь предпринять.
Необходимо встретиться с Аськой и вытащить из нее побольше сведений. Не желаю я больше быть за болвана в преферансе. И если мне даже проломят голову, то по крайней мере буду знать, за что. Согласитесь, обидно получить по черепушке просто так, за прекрасные глаза и за собственную глупость.
После этого надо заново проанализировать ситуацию, не исключено, что с помощью мужа. И если мы в две головы не сумеем придумать ничего путного, значит, придется нарушить еще один строгий запрет и обратиться к Володе Пронину, моему старинному, еще со школы, приятелю. Его еще тогда дразнили «майором Прониным» — по имени первого советского детектива-аса, а теперь уже и не дразнят. Он действительно майор и действительно классный специалист сыска. Беда в том, что мой муж ревнует меня к нему. Со всеми вытекающими из этого последствиями, хотя и абсолютно без оснований. Мы с Володей — хорошие друзья, хотя, к сожалению, редко встречаемся. Чаще общаемся по телефону — это мне милостиво позволяют.
Мои детективные размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. Меня схватили за руку (больно, между прочим!), и одновременно чужая рука зажала мне рот. А в самое ухо очень внятно сказали:
— Без глупостей. Тогда все будет тип-топ. А если пикнешь…
«Пикать» я не стала, а с перепугу да и со злости впилась в чужую руку зубами. Запало, наверное, в память недавнее пожелание мужа. Вцепилась от души, Элси бы обзавидовалась. Рука отдернулась, и раздался истошный вопль:
— Дура! Да я тебя сейчас…
Договорить неизвестный, плохо видимый в сумерках мужик не успел. В воздухе мелькнула рыжая торпеда, и Элси вцепилась ему в ту руку, которой он держал меня за запястье. То есть в еще непрокушенную. Одновременно с воплем, который издал мужик, послышался знакомый голос моего мужа:
— Стой! Стой, мерзавец, убью на месте!
Логики в этом не было никакой: своего рода вариация на тему «Выходи-ка, Билли, чтоб тебя убили». Мужик, естественно, стоять не стал, стряхнул с себя Элси и дал стрекача. Элси я предусмотрительно схватила за поводок и никуда не отпустила, хотя она и рвалась в погоню, а муж понял, что в темноте ловить неизвестно кого бесполезно. Зато всю нерастраченную еще энергию он вложил в пламенную речь, доказав мне как дважды два, что более легкомысленной, взбалмошной и безмозглой авантюристки, чем его законная супруга, найти просто невозможно, даже если объявить всепланетный розыск. Убежденная не столько его красноречием, сколько очередным неприятным приключением, я покорно кивала и поддакивала.
Мы возвращались домой. Элси гордо шла рядом, и посему столь уместное и наиболее выразительное слово, определявшее мою натуру точнее всего, произнесено так и не было.
В отличие от меня мужу не чужд инстинкт самосохранения.
Глава 7
ЕЖИК В ТУМАНЕ
На следующий день я первым делом позвонила Асе и потребовала личной встречи. «Там, где мы с тобой в первый раз поругались», — обозначила я место нашего свидания, поскольку в последний момент спохватилась, что телефон — если не мой, то Аськин, а то и оба сразу — самым распрекрасным образом могут прослушивать. И время постаралась зашифровать как могла. То есть предложила «часом икс» считать разницу в нашем возрасте, а она у нас составляет три дня. Не сразу, но до моей подруги все-таки дошло, что именно я пыталась ей втолковать, и она — честь ей и хвала! — воздержалась от ненужных вопросов и уточнений. В экстремальной ситуации на Аську всегда можно было положиться, а при нынешних нравах, когда все ситуации можно считать экстремальными, ей просто цены нет.
Встретились мы в скверике возле старого здания МГУ, в просторечье именуемом также «психодромом». Почему — не знаю, не с нас это началось, не нами кончится. Именно на этом скверике мы с Асей поругались в первый и в последний раз в жизни чуть ли не насмерть, поскольку один и тот же кавалер одновременно назначил нам свидание, а мы, две зеленые дурочки, стали обвинять друг друга в злонамеренном разбивании личного счастья. Потом-то, конечно, разобрались и устроили шутнику веселую жизнь, но ссору эту запомнили на всю жизнь.
— Куда пойдем? — осведомилась Ася, высказав пару дежурных комплиментов моей парижской внешности и общему виду. — Не на улице же нам беседовать.
— Ну и в ресторан в три часа дня переться глупо, — принялась я размышлять. — К тому же там шастают официанты и вообще…
— И вообще у тебя нет денег, — догадливо закончила моя подруга. — Ладно, пойдем на Горького, то есть, тьфу, никак не привыкну — на Тверскую. По всей Москве понатыкали этих самых летних кафе под зонтиками — садись, пей и болтай, сколько душеньке угодно. Как в Париже…
— Уж ты скажешь, «как в Париже», — завелась я, со сладкой тоской вспоминая свои тамошние «посиделки». — И сравнения-то никакого быть не может. Ты посмотри вокруг: хоть одно улыбающееся лицо видишь? И не увидишь — хмурые, озабоченные морды. А там почему-то люди улыбаются просто так, без повода.
— Ну, завелась! Что ж ты сама-то не улыбаешься? Правильно, от такой жизни волком завоешь, а смеяться станешь только на нервной почве.
— Я не улыбаюсь потому, что вчера на меня было совершено покушение, — злорадно сообщила я Асе.
Та, похоже, удивилась:
— Покушение? На тебя? А, знаю, Олег рассказал. Но ведь все, кажется, обошлось?
— Когда кажется, нужно креститься, — не слишком остроумно огрызнулась я и рассказала историю подвига моей собаки. Рассказывала красочно, со всеми деталями, и, когда закончила, мы уже сидели в одном из летних кафе почти под хвостом у замечательного коня князя Юрия Долгорукого.
— А лица этого мужика ты на рассмотрела? — поинтересовалась Ася.
Вопрос, конечно, интересный.
— Ну как же я могла, если он подошел сзади и в темноте? Руку, если надо, опознать смогу. На вкус, конечно.
— Не смешно, — поморщилась моя подруга. — Просто я пытаюсь понять, сколько человек крутится вокруг тебя. Уже получается как минимум трое: двое там, в машине, и один вечером, возле твоего дома. Меня, кстати, никто не беспокоил, хотя по идее должны были бы.
— Не ты же летала в Париж. И потом, ты вообще редко из дома выходишь, а уж вечером только в сопровождении и то — до машины.
— Это уж точно. Устала я от такой жизни, ты себе не представляешь как. Муж, кстати, уже три дня ездит с телохранителем. Между прочим, довольно дорогое удовольствие.
— Богатые тоже плачут, серия триста тридцать третья… — рассеянно пробормотала я. Что-то действительно было не так, концы с концами в этой истории решительно не сходились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
— Что сомнительно, — услужливо подсказала я.
— А вот хамить не надо, — нежно сказал муж. — Мало того что ты вляпалась черт знает во что, так еще, когда я хочу помочь, норовишь сказать мне гадость. Неужели ты не понимаешь, дура ты…
Из-под стола раздалось злобное рычание, и мой муж осекся на полуслове. Элси — замечательная собака, умная, добрая, иной раз даже в ущерб своим основным обязанностям сторожа и охранника. Но есть у нее одна странность: совершенно не переносит слово «дура». Причина этого — весьма уважительная. Как-то раз, когда Элси была еще совсем молодой, но уже далеко не глупой, у нас в доме объявился случайный гость на один вечер. Кто из нас с мужем с ним познакомился, кто сдуру пригласил — давно забылось. Но зато прекрасно запомнился сам вечер. Гость был из породы поэтов-графоманов, тех, кто способен разговаривать только о себе и своих стихах, да еще читать эти самые стихи вслух в совершенно невероятном количестве. Плюс оказался не дурак выпить и очень быстро опустошил наш скудный запас спиртных напитков. А поскольку дело происходило во времена присноизвестной антиалкогольной кампании, то он, можно сказать, просто разорил нас. Вся «жидкая валюта», любовно собираемая всеми правдами и не правдами, по талонам и по блату, на глазах исчезала в бездонной утробе гостя.
Первой не выдержала Элси и на одном из трогательных рифмованных пассажей, который наш гость декламировал со смаком и завыванием, вдруг тоскливо и протяжно завыла. Мы с мужем непроизвольно прыснули со смеха, а гость, обиженный до глубины души, рявкнул: «Дура!» — и пнул Элси вбок.
В первый — и последний! — раз в жизни нашей собаке нанесли такое оскорбление. Элси моментально прекратила выть и резво вцепилась гостю в щиколотку. Мы с трудом заставили ее разжать зубы, с еще большим трудом успокоили нашего гостя (потратив на это остатки спиртного) и наконец выпроводили его восвояси, разобиженного, перемазанного йодом и обмотанного бинтами.
Позже выяснилось, что у Элси замечательная память. Когда какое-то время спустя в пылу супружеской полемики мой муж произнес заветное: «дура», адресуя его — и не без оснований! — мне, то Элси зарычала и чуть было не прокомпостировала ногу собственному хозяину. Псина ясно дала понять, что в ее присутствии таким словом лучше не баловаться. Справедливости ради надо сказать, что и слово «дурак» из супружеского лексикона (да и из обихода вообще) пришлось исключить, равно как и все однокоренные слова. Конечно, это не мешает нам по-прежнему бурно выяснять взаимоотношения, ибо в великом и могучем русском языке есть масса синонимов запретному слову. На такие определения, как «идиотка», «кретинка», «малоумок» и даже «придурок», Элси не реагирует.
Но на сей раз табу было забыто, и мой муж, не подумав, произнес это самое слово. Реакция Элси была мгновенной: собака выскочила из-под стола, где до сих пор мирно дремала, положив голову на мои тапочки, и злобно зарычала. Не на меня, разумеется.
— Сумасшедший дом! — разозлился муж. — Одна шипит, другая рычит, и обе требуют выбирать выражения. Осталось только тебе начать кусаться, а Элси — ездить в заграничные турне. Тогда вас с двух шагов различить нельзя будет.
Опять издевательские намеки! Пару лет тому назад под влиянием какого-то непонятного мне самой чувства я вдруг решила изменить цвет волос и выбрала для этой цели краску с романтическим названием «Тициан». Получилось нечто невообразимо рыжее, в принципе даже красивое, но, к сожалению, абсолютно совпадавшее по колеру с мастью Элси. Муж долго корчился от хохота, а еще дольше — по поводу и без повода — напоминал о том сходстве, которое имеется между мной и нашей собакой.
— Между прочим, с собакой пора гулять, — напомнила я, отказавшись от вполне законного желания продолжить перебранку и взять реванш. — Остальное обсудим после. Животное не виновато в том, что…
— Что у нее хозяйка…
Из-под стола снова послышалось приглушенное рычание. Дальше — больше: на предложение гулять Элси среагировала своеобразно, повернулась к моему мужу спиной и всем своим видом (а также поскуливанием) дала понять, что предпочитает мое общество.
— Тебя одну я не выпущу даже с собакой, — вздохнул муж. — Элси способна рычать только на своих близких. А со мной она идти не желает. Значит, отправляемся на прогулку втроем.
Против этого варианта Элси ничего не имела.
Когда мы уже выходили на лестничную площадку, в квартире раздался телефонный звонок. Чертыхнувшись, муж пошел отвечать, а меня Элси потащила вниз по лестнице. Я успела только крикнуть, что буду ждать у подъезда, — и выкатилась вслед за собакой на улицу. Там я спустила Элси с поводка и предоставила резвиться на скудном московском газончике. Сама же вновь и вновь прокручивала в памяти случившееся и те меры, которые необходимо теперь предпринять.
Необходимо встретиться с Аськой и вытащить из нее побольше сведений. Не желаю я больше быть за болвана в преферансе. И если мне даже проломят голову, то по крайней мере буду знать, за что. Согласитесь, обидно получить по черепушке просто так, за прекрасные глаза и за собственную глупость.
После этого надо заново проанализировать ситуацию, не исключено, что с помощью мужа. И если мы в две головы не сумеем придумать ничего путного, значит, придется нарушить еще один строгий запрет и обратиться к Володе Пронину, моему старинному, еще со школы, приятелю. Его еще тогда дразнили «майором Прониным» — по имени первого советского детектива-аса, а теперь уже и не дразнят. Он действительно майор и действительно классный специалист сыска. Беда в том, что мой муж ревнует меня к нему. Со всеми вытекающими из этого последствиями, хотя и абсолютно без оснований. Мы с Володей — хорошие друзья, хотя, к сожалению, редко встречаемся. Чаще общаемся по телефону — это мне милостиво позволяют.
Мои детективные размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. Меня схватили за руку (больно, между прочим!), и одновременно чужая рука зажала мне рот. А в самое ухо очень внятно сказали:
— Без глупостей. Тогда все будет тип-топ. А если пикнешь…
«Пикать» я не стала, а с перепугу да и со злости впилась в чужую руку зубами. Запало, наверное, в память недавнее пожелание мужа. Вцепилась от души, Элси бы обзавидовалась. Рука отдернулась, и раздался истошный вопль:
— Дура! Да я тебя сейчас…
Договорить неизвестный, плохо видимый в сумерках мужик не успел. В воздухе мелькнула рыжая торпеда, и Элси вцепилась ему в ту руку, которой он держал меня за запястье. То есть в еще непрокушенную. Одновременно с воплем, который издал мужик, послышался знакомый голос моего мужа:
— Стой! Стой, мерзавец, убью на месте!
Логики в этом не было никакой: своего рода вариация на тему «Выходи-ка, Билли, чтоб тебя убили». Мужик, естественно, стоять не стал, стряхнул с себя Элси и дал стрекача. Элси я предусмотрительно схватила за поводок и никуда не отпустила, хотя она и рвалась в погоню, а муж понял, что в темноте ловить неизвестно кого бесполезно. Зато всю нерастраченную еще энергию он вложил в пламенную речь, доказав мне как дважды два, что более легкомысленной, взбалмошной и безмозглой авантюристки, чем его законная супруга, найти просто невозможно, даже если объявить всепланетный розыск. Убежденная не столько его красноречием, сколько очередным неприятным приключением, я покорно кивала и поддакивала.
Мы возвращались домой. Элси гордо шла рядом, и посему столь уместное и наиболее выразительное слово, определявшее мою натуру точнее всего, произнесено так и не было.
В отличие от меня мужу не чужд инстинкт самосохранения.
Глава 7
ЕЖИК В ТУМАНЕ
На следующий день я первым делом позвонила Асе и потребовала личной встречи. «Там, где мы с тобой в первый раз поругались», — обозначила я место нашего свидания, поскольку в последний момент спохватилась, что телефон — если не мой, то Аськин, а то и оба сразу — самым распрекрасным образом могут прослушивать. И время постаралась зашифровать как могла. То есть предложила «часом икс» считать разницу в нашем возрасте, а она у нас составляет три дня. Не сразу, но до моей подруги все-таки дошло, что именно я пыталась ей втолковать, и она — честь ей и хвала! — воздержалась от ненужных вопросов и уточнений. В экстремальной ситуации на Аську всегда можно было положиться, а при нынешних нравах, когда все ситуации можно считать экстремальными, ей просто цены нет.
Встретились мы в скверике возле старого здания МГУ, в просторечье именуемом также «психодромом». Почему — не знаю, не с нас это началось, не нами кончится. Именно на этом скверике мы с Асей поругались в первый и в последний раз в жизни чуть ли не насмерть, поскольку один и тот же кавалер одновременно назначил нам свидание, а мы, две зеленые дурочки, стали обвинять друг друга в злонамеренном разбивании личного счастья. Потом-то, конечно, разобрались и устроили шутнику веселую жизнь, но ссору эту запомнили на всю жизнь.
— Куда пойдем? — осведомилась Ася, высказав пару дежурных комплиментов моей парижской внешности и общему виду. — Не на улице же нам беседовать.
— Ну и в ресторан в три часа дня переться глупо, — принялась я размышлять. — К тому же там шастают официанты и вообще…
— И вообще у тебя нет денег, — догадливо закончила моя подруга. — Ладно, пойдем на Горького, то есть, тьфу, никак не привыкну — на Тверскую. По всей Москве понатыкали этих самых летних кафе под зонтиками — садись, пей и болтай, сколько душеньке угодно. Как в Париже…
— Уж ты скажешь, «как в Париже», — завелась я, со сладкой тоской вспоминая свои тамошние «посиделки». — И сравнения-то никакого быть не может. Ты посмотри вокруг: хоть одно улыбающееся лицо видишь? И не увидишь — хмурые, озабоченные морды. А там почему-то люди улыбаются просто так, без повода.
— Ну, завелась! Что ж ты сама-то не улыбаешься? Правильно, от такой жизни волком завоешь, а смеяться станешь только на нервной почве.
— Я не улыбаюсь потому, что вчера на меня было совершено покушение, — злорадно сообщила я Асе.
Та, похоже, удивилась:
— Покушение? На тебя? А, знаю, Олег рассказал. Но ведь все, кажется, обошлось?
— Когда кажется, нужно креститься, — не слишком остроумно огрызнулась я и рассказала историю подвига моей собаки. Рассказывала красочно, со всеми деталями, и, когда закончила, мы уже сидели в одном из летних кафе почти под хвостом у замечательного коня князя Юрия Долгорукого.
— А лица этого мужика ты на рассмотрела? — поинтересовалась Ася.
Вопрос, конечно, интересный.
— Ну как же я могла, если он подошел сзади и в темноте? Руку, если надо, опознать смогу. На вкус, конечно.
— Не смешно, — поморщилась моя подруга. — Просто я пытаюсь понять, сколько человек крутится вокруг тебя. Уже получается как минимум трое: двое там, в машине, и один вечером, возле твоего дома. Меня, кстати, никто не беспокоил, хотя по идее должны были бы.
— Не ты же летала в Париж. И потом, ты вообще редко из дома выходишь, а уж вечером только в сопровождении и то — до машины.
— Это уж точно. Устала я от такой жизни, ты себе не представляешь как. Муж, кстати, уже три дня ездит с телохранителем. Между прочим, довольно дорогое удовольствие.
— Богатые тоже плачут, серия триста тридцать третья… — рассеянно пробормотала я. Что-то действительно было не так, концы с концами в этой истории решительно не сходились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12