- Какая разница! Использовать женщину ради какого-то мифического долга. Это гнусно, как ты не понимаешь! Купить - и то честнее.
- Ты рассуждаешь, как глупый ребенок.
- Я не ребенок. Я женщина. И я люблю... человека, который готов оттолкнуть меня, прикрываясь понятием долга.
- Ничем я не прикрываюсь! Специфика моей работы...
- Вот-вот, объясни мне специфику. Заодно объясни, что такого сделал Пьер. Ты обошелся с ним, как с каким-то преступником.
Владимир Николаевич со всего размаху стукнул кулаком по столу так, что я подпрыгнула от испуга и замолчала на полуслове.
- Так, довольно! Твой Пьер действительно преступник, если хочешь знать. И имей в виду, что я открываю тебе сейчас государственную тайну. Проговоришься...
- Меня убьют, - хмыкнула я. - Как же, читали, знаем...
- Да кому ты нужна! - отмахнулся Владимир Николаевич. - Если и убьют, то меня. Дошло?
До меня дошло. В том числе и то, что он снова сделал беспроигрышный ход - угроза существовала для него, а не для меня, следовательно, я буду молчать. Естественно!
- Мы предотвратили попытку покушения на очень высокое лицо. Этот Пьер, пусть будет Пьером, хрен с ним, он террорист. Он замышлял покушение!
- А я замышляла ограбление Оружейной палаты. Можешь заодно и его предотвратить. Хорошо, я напишу ему в Брюссель, на адрес его газеты. Пусть он сам объяснит мне, что произошло.
- Это невозможно.
- Я напишу, когда уже буду за границей, не волнуйся. И передам с какой-нибудь оказией.
- Это невозможно, несчастная ты идеалистка! С мертвыми в переписку не вступают.
С мертвыми? Кто умер? Или это меня убьют в тот момент, когда я попытаюсь отправить письмо Пьеру? Ничего не понимаю, бред какой-то...
- Пьер умер. Точнее, погиб. На обратном пути у него случился сердечный приступ. Он умер прямо в самолете.
- Боже мой! - только и могла сказать я.
- Да-да, пожалей его! - окончательно, по-моему, пошел "вразнос" Владимир Николаевич. - Если хочешь знать, он застрелился. В самолете. Из этой своей идиотской как бы авторучки. Не хотел встречаться с теми, кто послал его в Москву убивать...
- Но он никого не убил.
- Прекрати! Он получил то, что заслужил, жаль только, что струсил и просто дезертировал... из жизни. Он - профессиональный убийца. На его руках - кровь нескольких человек. Он убивал...
- Кого? Откуда ты знаешь?
- Он террорист. Был членом французской организации.
- Не уголовник?
- Нет, не уголовник, успокойся. Он - идейный убийца. Убивал за идею.
- А тебе, - услышала я свой голос как бы со стороны, - никогда не приходилось это делать? Убивать за идею? Нет?
- У меня чистые руки, - с некоторым пафосом ответил Владимир Николаевич.
- А я и не говорю, что ты лично брался за нож или спускал курок. Можно ведь и приказать. Сослать, посадить, расстрелять... Лес рубят - щепки летят. Если враг не сдается, его уничтожают...
- Даже если и лично спускал курок... Я, между прочим, воевал. Это для тебя война - далекая история. А для нас она продолжается. Мы, коммунисты...
- Партия прикажет - надо, комсомол ответит - есть, - пробормотала я себе под нос. - Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи.
- Майя, уймись! Я не желаю это слышать!
- Должность не позволяет? Или убеждения?
- Моя должность, дорогая, - это итог моих убеждений.
- Или - плата за них? Не смотри на меня бешеными глазами, я уже тебя не боюсь. Мне уже вообще ничего не страшно. Хорошо, возможно, Пьер тот, кем ты его считаешь. Не буду спорить о том, чего не знаю. Но ведь по большому счету вы оба - убийцы. Идейные. Разница только в идее, ради которой вы это делали, вот и все. Бедная Мари...
- Это ещё кто?
- Его невеста. Или возлюбленная, не знаю точно. В общем, его любимая женщина. Но он хотя бы любил! Он мог действительно попытаться сбежать, но предпочел умереть. А ты? Ради какой идеи ты губишь свою собственную жизнь? Про мою даже не заикаюсь.
- С чего это ты решила, что я гублю свою жизнь? Я сам её выстраиваю, не по чьему-то там приказу. И доволен.
- "Я вспоминаю, что, ненужный атом, я не имел от женщины детей и никогда не звал мужчину братом..." - вполголоса произнесла я.
- А эта бредятина откуда?
- Это стихи. Николая Гумилева. Расстрелянного, кстати, большевиками.
- Он был контрреволюционером.
- Возможно. Очень даже может быть... Но за что его сын провел двадцать пять лет в лагерях? За какую идею?
- Знаешь, тебе нужно писать романы. Тут тебе и любовь террориста, и расстрелянный поэт, и разбитое сердце... Послушай, котенок...
Впервые за весь разговор он назвал меня так. Как в той, уже почти прошлой жизни. Или он все-таки...
- Иди ко мне, котенок. Я виноват - должен был сообразить, что для твоей психики все это будет слишком сильной нагрузкой. Неужели ты думаешь, что я способен на подлость? Тем более по отношению к тебе?
Если я ещё была в состоянии парировать его колкости и грубости, то перед его нежностью я оказалась совершенно бессильной. Обаянию этого человека противостоять было невозможно. Особенно - когда его любишь.
- Да если бы я действительно хотел закончить наши с тобой отношения, я бы пришел и просто сказал: "Майя, прости, но больше мы встречаться не сможем. Я тебя не люблю". А я этого не говорил...
- Ты не говорил и о том, что любишь, - прошептала я, уткнувшись в его плечо и чувствуя, как все наши взаимные обиды и недоразумения становятся чем-то незначительным, если не бессмысленным. - Если бы ты хоть раз это сказал... Потом мог бы что угодно делать, как угодно не любить, я бы делам не поверила, потому что слово было, одно слово.
- Котенок, дело в том, что я должен скоро уехать, очень надолго. Только это...
- Тайна, я понимаю. Но почему ты не сказал?
- Я и сейчас не имею права это говорить. Но не могу по-другому убедить тебя, что никто никого не бросает. Обстоятельства... И лучше тебе какое-то время провести подальше отсюда. Без меня тебе здесь будет совсем плохо. Правда?
- Правда, - ответила я почти искренне и уже совсем честно добавила: без тебя мне будет намного хуже, чем...
Я прикусила язык в последнюю долю секунды. Ибо сдуру чуть не ляпнула такое, чего он мне уж точно никогда в жизни не простил: "Без тебя мне будет ещё хуже, чем с тобой". А я уже примерно догадывалась, какой смысл будет вложен мужчиной в эту хотя и немного витиеватую, но достаточно точную фразу. Да что там догадывалась - точно знала.
Утром он уходил от меня почти спокойным, да и я за эту ночь изрядно повзрослела, если не сказать - поумнела. Во всяком случае у меня хватило присутствия духа, чтобы не делать из нашего прощания трагическую сцену. А поплакать я могла потом, после.
- Мы обязательно встретимся, котенок, обещаю тебе, - сказал он ласково уже у самой двери. - Если останусь жив, конечно. Не грусти, малыш, мы с тобой ещё внуков воспитывать будем.
- Своих? - с неподдельным интересом спросила я.
- Ну, не чужих же.
- Согласна. Только не затягивай процесс, а то у меня ведь и климакс, между прочим, может образоваться со временем. А до внуков было бы неплохо о детях подумать.
- Справимся. До свидания, зверушка моя. Писать не обещаю...
- Но ты приедешь меня проводить?
Он покачал головой и красноречиво пожал плечами. Все было ясно без слов. Яснее некуда...
- Я могу тебя попросить об одной вещи? - спросила я шепотом. Напоследок.
- Попробуй, - улыбнулся он.
И бросил мимолетный взгляд на часы. Ну что ж... Но я все-таки предприняла героическую попытку надышаться перед смертью.
- Я хочу прочесть тебе одно стихотворение. Только одно.
- Твое?
- Нет. Для моих у нас уже нет времени. Когда-нибудь потом... Так можно?
Он кивнул. И я прочитала вслух то, что занозой сидело у меня в голове весь последний час:
"Ты меня на рассвете разбудишь,
Провожать необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь...
И качнется бессмысленной высью
Пара фраз, залетевших оттуда:
Я тебя никогда не увижу,
Я тебя никогда не забуду..."
Владимир Николаевич ничего не сказал, когда я замолчала. Он просто приподнял мне подбородок и поцеловал. А потом решительно открыл дверь и шагнул за порог. И уже на лестнице, сказал, даже не оборачиваясь ко мне. Сказал куда-то в пространство:
- Я ведь люблю тебя... Как умею.
Не помню, что было потом. Но мечтать ли вместе, спать ли вместе, плакать - мне - теперь всегда предстояло только в одиночку.
Эпилог
Через полгода после визита в Москву Рональд Рейган оставил пост президента Соединенных Штатов Америки. Его эпоха закончилась: первый президент среди актеров и первый актер среди президентов ушел с политической сцены в историческое закулисье. Его роль была сыграна, а на сцене умирают только самые талантливые... Или - самые живучие лицедеи.
Советский Союз быстро забыл об очередном "судьбоносном" визите. Тем более что судьба страны решалась уже совсем другими людьми и совсем в другом направлении. Через год страна жила совсем другим: новыми выборами, принципиально новым Верховным Советом, невероятным размахом того, что все ещё деликатно, по старой памяти, называли "гласностью". Как выяснилось позже, государство просто - если это вообще может быть просто - сорвалось с многолетних тормозов и стремительно катилось в будущее по тоннелю, в конце которого, по исторической традиции, брезжил какой-то свет. Обязан был брезжить.
То, что этот пока ещё слабый свет был заревом грядущих пожаров, понимали немногие. Но и те, кто понимал, не могли себе представить масштабов этого почти стихийного бедствия. А те, кто волею случая или судьбы провел несколько лет за границей, возвращались совсем в другую страну. В другое общество.
"Страшно жить, когда падают царства..."
Спустя три с небольшим года после описанных событий прохладной августовской ночью в одном из тихих переулков, чуть-чуть не доехав до Садового кольца, остановилась черная машина с радиомаяком. Из неё вышли двое мужчин и двинулись в сторону Калининского проспекта. В эту секунду из темноты возникла хрупкая женская фигурка. Мужчины невольно остановились.
- Не ходите туда, - задыхаясь, сказала женщина. - Там стреляют...
Один из мужчин чуть заметно пожал плечами и решительно двинулся вперед. Второй не тронулся с места, только снял затемненные очки абсолютно неуместные в это время суток - и попытался рассмотреть незнакомку.
- Там стреляют, - повторила она. - Уже есть убитые... Я видела...
- Майя? - со странной интонацией спросил мужчина. - Это ты? Ты в Москве?...
Но это - уже совсем другая история. Потому что начиналась Эра Водолея...

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41