Например, стоило ему заработать немного денег, он начинал мнить из себя Бог знает что и был уверен, что никто, кроме него, на такое не способен. У него вечно были грандиозные планы, он непрерывно что-то говорил о больших переменах, которые скоро наступят в его жизни. К тому же он переоценивал свой ум и вовсе не отличался скромностью. Когда он наконец понял, что я догадываюсь, каким бизнесом он занимается, то попытался выдать себя за крупного гангстера и начал что-то нести об аферах в миллионы крон, убийствах людей велосипедными цепями и прочей чепухе. В действительности же, как я уже сказала, он был неудачником.
— Если попытаться сопоставить все, что он говорил, и предположить…
Монссон не закончил фразу, слова как бы повисли в воздухе, и прошло несколько секунд, прежде чем она ответила:
— Мне кажется, я точно знаю, чем он занимался. Он и еще два человека имели дело с крадеными автомобилями в Стокгольме. Некоторые автомобили они угоняли сами, остальные скупали за бесценок у других воров. Потом они перегоняли машины на континент, думаю, главным образом, в Польшу. Человек, которому они передавали автомобили, расплачивался с ними не деньгами, а кое-чем другим. В основном, драгоценностями или неоправленными камнями, бриллиантами и так далее. Мне это точно известно, потому что Бертил даже подарил мне один камень прошлой осенью, когда рассчитывал скоро стать миллионером и сильно расхвастался.
Однако идея торговать крадеными автомобилями принадлежала не им, они были всего лишь исполнителями. В стокгольмском филиале фирмы, как он обычно говорил. Именно поэтому он и приезжал сюда, в Копенгаген, один раз в месяц. Он должен был передавать полученные за автомобили драгоценности какому-то человеку, который взамен давал ему деньги. Человек с деньгами тоже был курьером. Он приезжал то ли из Парижа, то ли из Мадрида. Об этой стороне дела мне мало известно, потому что я никогда его не видела. Тут Олафсон был очень осторожен. Он не позволял мне увидеть курьера и никогда никому не говорил, где живет. В этом он проявлял дьявольскую хитрость. Думаю, он хотел иметь что-то вроде запасного выхода. Я никогда ни с кем не знакомила Бертила и никого не впускала в квартиру, когда он жил здесь. Никто, даже полиц…
Запись прервалась.
— Этот магнитофон немножко заедает, — сказал Монссон, не двигаясь с места. — Я одолжил его у датчан.
Женский голос раздался снова, но теперь он звучал как-то по-другому, хотя трудно было сказать, в чем заключалось это отличие.
— Так на чем я остановилась? Ах, да… Никто, даже полиция, не смог бы меня найти, если бы Бертил несколько раз не брал меня с собой в Мальмё. Он должен был встречаться там с партнером, каким-то парнем, которого звали Гирре или как-то в этом роде. По-моему, его фамилия была Мальм. Он тоже перегонял за границу автомобили из Стокгольма, Юстада или Треллеборга. Он работал в каком-то гараже, перекрашивал там автомобили и ставил на них поддельные номера. В Мальмё я приезжала четыре или пять раз и только из любопытства. И каждый раз было очень скучно. Они пили, хвастались и играли в вист с разными так называемыми коллегами, а я сидела в уголке и зевала. Насколько я понимала, Олафсон вынужден был приезжать туда, потому что Мальм проигрывался в пух и прах и у него не было денег, чтобы добраться до Стокгольма. А меня он тащил с собой только для того, чтобы похвастать мной перед своими дружками. А вы что думали…
Снова пауза. Монссон зевнул и сменил зубочистку.
— О Боже, да просто для того, чтобы продемонстрировать, что у него есть подруга! Видите ли, Бертил не относился к… тем мужчинам, которым нужны подруги. Я имею в виду, как женщины. Мальм был вторым партнером из так называемого стокгольмского филиала. Третьего я никогда не видела. Его звали Сигге. По-моему, он снабжал их поддельными документами.
Сигге. Эрнст Сигурд Карлсон, подумал Мартин Бек.
Короткая пауза, на этот раз не вызванная неисправностью. Похоже, женщина размышляла над тем, что сказать дальше, а Монссон молчал, как на магнитофонной ленте, так и живьем.
— Надеюсь, вы понимаете, что я сама до всего этого додумалась. Хотя уверена, что так оно все и было. Бертил не умел держать рот на замке, а из разговоров между ним и Мальмом можно было понять многое. Ну, а начиная с прошлого лета, при каждой нашей встрече он становился все озабоченнее и озабоченнее. Он начал что-то говорить о какой-то главной конторе, которая получает гигантские доходы. Каждый раз, приезжая сюда, он возобновлял разговор на эту тему. Жаловался, что стокгольмский филиал и лично он с риском для себя делают всю работу, а главная контора забирает себе б?льшую часть доходов. Однако он даже не знал, где находится та самая главная контора, о которой так много говорил. Утверждал, что если бы он и два его партнера занялись бизнесом в их стокгольмском филиале самостоятельно, то они смогли бы заработать кучу денег. Думаю, он крепко вбил себе это в голову. А в декабре он совершил невероятную глупость…
— Что она сказала? — изумленно спросил Гюнвальд Ларссон, словно семилетний ребенок на детском утреннем сеансе.
— …проследил за человеком, который привозил ему деньги. По-моему, он летал за ним в Париж или Рим. Думаю, он уже выяснил, куда обычно улетает курьер, и сразу после их встречи вылетел туда первым же рейсом. Там он подождал курьера и проследил за ним. Вернулся он сюда пятого января этого года совершенно разъяренный, сказал, что все выяснил и что был во Франции. Я точно помню, он сказал: во Франции, но, возможно, он лгал. Лгать он тоже умел. В общем, он сказал, что ему пришлось съездить на Континент и теперь он во всем разобрался. Он также сказал, что теперь он, Мальм и третий партнер станут диктовать свои условия и по меньшей мере в три раза скоро увеличат свои доходы. Думаю, он действительно туда ездил, потому что в следующий раз, когда мы с ним встретились, он был каким-то дерганым и ужасно нервничал. Сказал, что главная контора согласилась прислать посредника для переговоров. Он всегда употребил такие термины, словно речь шла о рядовом бизнесе. Как ни странно, но со мной он тоже так разговаривал, хотя знал, что я прекрасно понимаю, о чем идет речь. Он приехал сюда шестого февраля. В тот день Бертил по меньшей мере десять раз выходил из дому и звонил в гостиницу, чтобы узнать, не приехал ли уже посредник. Вы ведь видите, телефона у меня нет. Он заявил, что это будет решающая встреча и что Мальм ждет результатов в Мальмё. Это было во вторник, а в среду, около трех часов он в третий раз за тот день вышел из дому. И больше не вернулся. Точка. Конец.
— Хм. Мне бы хотелось, чтобы вы уточнили характер ваших отношений.
Женщина ответила без малейших колебаний.
— Мы заключили соглашение. Я иногда покуриваю гашиш и во время работы регулярно принимаю испанские таблетки фенедрина. Симпатии и центрамин. Они великолепно действуют и абсолютно безвредны. Сейчас из-за этой дурацкой шумихи вокруг наркотиков таблетки трудно достать, к тому же они стали дороже в пять или даже десять раз. А я без них не могу обходиться. Когда я случайно встретилась с Олафсоном в Ньюхавне, я поинтересовалась, не может ли он продать мне таблетки; практически каждому встречному я задавала такой вопрос. Оказалось, что он имеет доступ к тому, что мне нужно, а у меня есть нечто такое, что требуется ему: квартира, где он может остановиться на две ночи в месяц и о которой никто не знает. Я колебалась, потому что он мне не особенно нравился. Однако оказалось, что женщины его совершенно не интересуют. Это и решило дело. Мы заключили соглашение. Каждый месяц он останавливался в моей квартире на один день, иногда жил чуть дольше. И каждый раз он привозил мне месячный запас таблеток. С тех пор, как он исчез, я не принимала таблеток. На черном рынке они слишком дорогие, я уже это говорила, и в результате я работаю все хуже и медленнее. Поэтому мне жаль, что они убили его.
Монссон протянул вперед руку и выключил магнитофон.
— Так, — пробурчал он. — Это все.
— Черт возьми, что это все значит? — произнес Колльберг. — Похоже на радиопьесу.
— Исключительно искусный допрос, — сказал Хаммар. — Как тебе удалось так разговорить ее?
— Ну, это не составило труда, — скромно заявил Монссон.
— Я бы хотел кое о чем спросить, — сказал Меландер, указывая черенком трубки на магнитофон. — Почему эта женщина сама не обратилась в полицию?
— У нее документы не совсем в порядке, — сказал Монссон. — Ничего серьезного. Датчан это не волнует. К тому же ей действительно наплевать на Олафсона.
— Блестящий допрос, — повторил Хаммар.
— Это всего лишь резюме, — заметил Монссон.
— А этой женщине можно доверять? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— Абсолютно, — ответил Монссон. — Главное…
Он замолчал и подождал, пока остальные не сделали то же самое.
— Главное, можно считать доказанным, что Олафсон вышел из квартиры Над… в Копенгагене в три часа дня, в среду, седьмого февраля. Он должен был с кем-то встретиться. И этот неизвестный переправился вместе с ним через Эресунн, вероятно, под предлогом встречи с Мальмом, убил его, засунул труп в старый автомобиль и столкнул в воду.
— Да, — сказал Мартин Бек. — В таком случае возникает вопрос, как Олафсон попал в Индустрихаммен.
— Вот именно. Теперь мы знаем, что «префект» не мог ездить самостоятельно, а мотор не заводили много лет. Кроме того, люди видели, что он стоял там несколько дней, но поскольку в порту много ржавых автомобилей, никто не обратил на него особого внимания. Этой развалине было там самое место.
— Кто же это сделал?
— Думаю, нам более или менее известно, кто это сделал, — произнес Монссон. — Труднее сказать, кто поставил туда автомобиль. Это спокойно мог сделать Мальм. Ведь он в это время был в Мальмё, и с ним вполне могли связаться по телефону.
— Ну, ладно, а как Олафсон попал в порт? — с озабоченным видом поинтересовался Хаммар.
— На автомобиле, — словно разговаривая сам с собой, ответил Мартин Бек.
— Вот именно, — сказал Монссон. — Если он встретился с человеком, который потом убил его, в Копенгагене, это означает, что они вместе приехали из Копенгагена в Мальмё, а пролив можно пересечь на лодке, если, конечно, вы псих, или на пароме.
— Или по воздуху, — сказал Колльберг.
— Да, но это маловероятно. Поскольку перевезти труп на пароме почти невозможно, Олафсон во время переправы, очевидно, был жив. Кроме того, они должны были переправиться на автомобильном пароме, так как в распоряжении человека, который убил Олафсона, был собственный автомобиль, и из Копенгагена этот человек выехал на нем.
— Нет, чего-то я здесь не понимаю, — сказал Гюнвальд Ларссон. — С чего ты взял, что у него был свой автомобиль?
— Подожди немножко, — ответил Монссон. — Я сейчас попытаюсь объяснить. Тут все совершенно ясно. Оба, Олафсон и человек, который его убил, выехали из Копенгагена в Мальмё вечером седьмого февраля. Сейчас я попытаюсь рассказать вам, как мне удалось это установить.
— А как тебе удалось это установить? — спросил Гюнвальд Ларссон.
Монссон с усталым видом посмотрел на него и сказал:
— Если он не убивал Олафсона в Копенгагене или на пароме, то должен был сделать это в Мальмё. Но где именно? Очевидно, в Индустрихаммен. Как же он туда добрался? На автомобиле, потому что других способов попасть туда нет. На каком автомобиле? Ну, естественно, на том, на котором он приехал из Дании. Почему? Да потому, что он был не настолько глуп, чтобы оставлять после себя следы и брать такси или автомобиль напрокат в Мальмё. Ведь это мы смогли бы легко установить.
Спокойствие было восстановлено. Все молча глядели на Монссона. Он продолжал, но уже не так быстро:
— Я проделал следующее. Во-первых, поручил двум моим сотрудникам проверить паромы, которые прибыли днем и вечером седьмого февраля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Если попытаться сопоставить все, что он говорил, и предположить…
Монссон не закончил фразу, слова как бы повисли в воздухе, и прошло несколько секунд, прежде чем она ответила:
— Мне кажется, я точно знаю, чем он занимался. Он и еще два человека имели дело с крадеными автомобилями в Стокгольме. Некоторые автомобили они угоняли сами, остальные скупали за бесценок у других воров. Потом они перегоняли машины на континент, думаю, главным образом, в Польшу. Человек, которому они передавали автомобили, расплачивался с ними не деньгами, а кое-чем другим. В основном, драгоценностями или неоправленными камнями, бриллиантами и так далее. Мне это точно известно, потому что Бертил даже подарил мне один камень прошлой осенью, когда рассчитывал скоро стать миллионером и сильно расхвастался.
Однако идея торговать крадеными автомобилями принадлежала не им, они были всего лишь исполнителями. В стокгольмском филиале фирмы, как он обычно говорил. Именно поэтому он и приезжал сюда, в Копенгаген, один раз в месяц. Он должен был передавать полученные за автомобили драгоценности какому-то человеку, который взамен давал ему деньги. Человек с деньгами тоже был курьером. Он приезжал то ли из Парижа, то ли из Мадрида. Об этой стороне дела мне мало известно, потому что я никогда его не видела. Тут Олафсон был очень осторожен. Он не позволял мне увидеть курьера и никогда никому не говорил, где живет. В этом он проявлял дьявольскую хитрость. Думаю, он хотел иметь что-то вроде запасного выхода. Я никогда ни с кем не знакомила Бертила и никого не впускала в квартиру, когда он жил здесь. Никто, даже полиц…
Запись прервалась.
— Этот магнитофон немножко заедает, — сказал Монссон, не двигаясь с места. — Я одолжил его у датчан.
Женский голос раздался снова, но теперь он звучал как-то по-другому, хотя трудно было сказать, в чем заключалось это отличие.
— Так на чем я остановилась? Ах, да… Никто, даже полиция, не смог бы меня найти, если бы Бертил несколько раз не брал меня с собой в Мальмё. Он должен был встречаться там с партнером, каким-то парнем, которого звали Гирре или как-то в этом роде. По-моему, его фамилия была Мальм. Он тоже перегонял за границу автомобили из Стокгольма, Юстада или Треллеборга. Он работал в каком-то гараже, перекрашивал там автомобили и ставил на них поддельные номера. В Мальмё я приезжала четыре или пять раз и только из любопытства. И каждый раз было очень скучно. Они пили, хвастались и играли в вист с разными так называемыми коллегами, а я сидела в уголке и зевала. Насколько я понимала, Олафсон вынужден был приезжать туда, потому что Мальм проигрывался в пух и прах и у него не было денег, чтобы добраться до Стокгольма. А меня он тащил с собой только для того, чтобы похвастать мной перед своими дружками. А вы что думали…
Снова пауза. Монссон зевнул и сменил зубочистку.
— О Боже, да просто для того, чтобы продемонстрировать, что у него есть подруга! Видите ли, Бертил не относился к… тем мужчинам, которым нужны подруги. Я имею в виду, как женщины. Мальм был вторым партнером из так называемого стокгольмского филиала. Третьего я никогда не видела. Его звали Сигге. По-моему, он снабжал их поддельными документами.
Сигге. Эрнст Сигурд Карлсон, подумал Мартин Бек.
Короткая пауза, на этот раз не вызванная неисправностью. Похоже, женщина размышляла над тем, что сказать дальше, а Монссон молчал, как на магнитофонной ленте, так и живьем.
— Надеюсь, вы понимаете, что я сама до всего этого додумалась. Хотя уверена, что так оно все и было. Бертил не умел держать рот на замке, а из разговоров между ним и Мальмом можно было понять многое. Ну, а начиная с прошлого лета, при каждой нашей встрече он становился все озабоченнее и озабоченнее. Он начал что-то говорить о какой-то главной конторе, которая получает гигантские доходы. Каждый раз, приезжая сюда, он возобновлял разговор на эту тему. Жаловался, что стокгольмский филиал и лично он с риском для себя делают всю работу, а главная контора забирает себе б?льшую часть доходов. Однако он даже не знал, где находится та самая главная контора, о которой так много говорил. Утверждал, что если бы он и два его партнера занялись бизнесом в их стокгольмском филиале самостоятельно, то они смогли бы заработать кучу денег. Думаю, он крепко вбил себе это в голову. А в декабре он совершил невероятную глупость…
— Что она сказала? — изумленно спросил Гюнвальд Ларссон, словно семилетний ребенок на детском утреннем сеансе.
— …проследил за человеком, который привозил ему деньги. По-моему, он летал за ним в Париж или Рим. Думаю, он уже выяснил, куда обычно улетает курьер, и сразу после их встречи вылетел туда первым же рейсом. Там он подождал курьера и проследил за ним. Вернулся он сюда пятого января этого года совершенно разъяренный, сказал, что все выяснил и что был во Франции. Я точно помню, он сказал: во Франции, но, возможно, он лгал. Лгать он тоже умел. В общем, он сказал, что ему пришлось съездить на Континент и теперь он во всем разобрался. Он также сказал, что теперь он, Мальм и третий партнер станут диктовать свои условия и по меньшей мере в три раза скоро увеличат свои доходы. Думаю, он действительно туда ездил, потому что в следующий раз, когда мы с ним встретились, он был каким-то дерганым и ужасно нервничал. Сказал, что главная контора согласилась прислать посредника для переговоров. Он всегда употребил такие термины, словно речь шла о рядовом бизнесе. Как ни странно, но со мной он тоже так разговаривал, хотя знал, что я прекрасно понимаю, о чем идет речь. Он приехал сюда шестого февраля. В тот день Бертил по меньшей мере десять раз выходил из дому и звонил в гостиницу, чтобы узнать, не приехал ли уже посредник. Вы ведь видите, телефона у меня нет. Он заявил, что это будет решающая встреча и что Мальм ждет результатов в Мальмё. Это было во вторник, а в среду, около трех часов он в третий раз за тот день вышел из дому. И больше не вернулся. Точка. Конец.
— Хм. Мне бы хотелось, чтобы вы уточнили характер ваших отношений.
Женщина ответила без малейших колебаний.
— Мы заключили соглашение. Я иногда покуриваю гашиш и во время работы регулярно принимаю испанские таблетки фенедрина. Симпатии и центрамин. Они великолепно действуют и абсолютно безвредны. Сейчас из-за этой дурацкой шумихи вокруг наркотиков таблетки трудно достать, к тому же они стали дороже в пять или даже десять раз. А я без них не могу обходиться. Когда я случайно встретилась с Олафсоном в Ньюхавне, я поинтересовалась, не может ли он продать мне таблетки; практически каждому встречному я задавала такой вопрос. Оказалось, что он имеет доступ к тому, что мне нужно, а у меня есть нечто такое, что требуется ему: квартира, где он может остановиться на две ночи в месяц и о которой никто не знает. Я колебалась, потому что он мне не особенно нравился. Однако оказалось, что женщины его совершенно не интересуют. Это и решило дело. Мы заключили соглашение. Каждый месяц он останавливался в моей квартире на один день, иногда жил чуть дольше. И каждый раз он привозил мне месячный запас таблеток. С тех пор, как он исчез, я не принимала таблеток. На черном рынке они слишком дорогие, я уже это говорила, и в результате я работаю все хуже и медленнее. Поэтому мне жаль, что они убили его.
Монссон протянул вперед руку и выключил магнитофон.
— Так, — пробурчал он. — Это все.
— Черт возьми, что это все значит? — произнес Колльберг. — Похоже на радиопьесу.
— Исключительно искусный допрос, — сказал Хаммар. — Как тебе удалось так разговорить ее?
— Ну, это не составило труда, — скромно заявил Монссон.
— Я бы хотел кое о чем спросить, — сказал Меландер, указывая черенком трубки на магнитофон. — Почему эта женщина сама не обратилась в полицию?
— У нее документы не совсем в порядке, — сказал Монссон. — Ничего серьезного. Датчан это не волнует. К тому же ей действительно наплевать на Олафсона.
— Блестящий допрос, — повторил Хаммар.
— Это всего лишь резюме, — заметил Монссон.
— А этой женщине можно доверять? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— Абсолютно, — ответил Монссон. — Главное…
Он замолчал и подождал, пока остальные не сделали то же самое.
— Главное, можно считать доказанным, что Олафсон вышел из квартиры Над… в Копенгагене в три часа дня, в среду, седьмого февраля. Он должен был с кем-то встретиться. И этот неизвестный переправился вместе с ним через Эресунн, вероятно, под предлогом встречи с Мальмом, убил его, засунул труп в старый автомобиль и столкнул в воду.
— Да, — сказал Мартин Бек. — В таком случае возникает вопрос, как Олафсон попал в Индустрихаммен.
— Вот именно. Теперь мы знаем, что «префект» не мог ездить самостоятельно, а мотор не заводили много лет. Кроме того, люди видели, что он стоял там несколько дней, но поскольку в порту много ржавых автомобилей, никто не обратил на него особого внимания. Этой развалине было там самое место.
— Кто же это сделал?
— Думаю, нам более или менее известно, кто это сделал, — произнес Монссон. — Труднее сказать, кто поставил туда автомобиль. Это спокойно мог сделать Мальм. Ведь он в это время был в Мальмё, и с ним вполне могли связаться по телефону.
— Ну, ладно, а как Олафсон попал в порт? — с озабоченным видом поинтересовался Хаммар.
— На автомобиле, — словно разговаривая сам с собой, ответил Мартин Бек.
— Вот именно, — сказал Монссон. — Если он встретился с человеком, который потом убил его, в Копенгагене, это означает, что они вместе приехали из Копенгагена в Мальмё, а пролив можно пересечь на лодке, если, конечно, вы псих, или на пароме.
— Или по воздуху, — сказал Колльберг.
— Да, но это маловероятно. Поскольку перевезти труп на пароме почти невозможно, Олафсон во время переправы, очевидно, был жив. Кроме того, они должны были переправиться на автомобильном пароме, так как в распоряжении человека, который убил Олафсона, был собственный автомобиль, и из Копенгагена этот человек выехал на нем.
— Нет, чего-то я здесь не понимаю, — сказал Гюнвальд Ларссон. — С чего ты взял, что у него был свой автомобиль?
— Подожди немножко, — ответил Монссон. — Я сейчас попытаюсь объяснить. Тут все совершенно ясно. Оба, Олафсон и человек, который его убил, выехали из Копенгагена в Мальмё вечером седьмого февраля. Сейчас я попытаюсь рассказать вам, как мне удалось это установить.
— А как тебе удалось это установить? — спросил Гюнвальд Ларссон.
Монссон с усталым видом посмотрел на него и сказал:
— Если он не убивал Олафсона в Копенгагене или на пароме, то должен был сделать это в Мальмё. Но где именно? Очевидно, в Индустрихаммен. Как же он туда добрался? На автомобиле, потому что других способов попасть туда нет. На каком автомобиле? Ну, естественно, на том, на котором он приехал из Дании. Почему? Да потому, что он был не настолько глуп, чтобы оставлять после себя следы и брать такси или автомобиль напрокат в Мальмё. Ведь это мы смогли бы легко установить.
Спокойствие было восстановлено. Все молча глядели на Монссона. Он продолжал, но уже не так быстро:
— Я проделал следующее. Во-первых, поручил двум моим сотрудникам проверить паромы, которые прибыли днем и вечером седьмого февраля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35