А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Уф! — хором сказали Гюнтер и Спиваков.
— Прошел месяц, и она не пропустила ни одного дня, чтобы не прийти. Всю кровь из меня выпила, — вытирая платком лоб, пожаловался Спиваков. — Это не женщина, а броненосец!
— Вот пусть с ней Азарова и возится, — хмыкнул Гюнтер.
— Пусть возится, — согласился Спиваков. — У тебя закурить есть?
— Есть.
— Давай.
И усталые милиционеры задымили сигаретами «Бонд». У них еще было очень много работы.
ТИХИЕ ВЫСТРЕЛЫ
Вадим Скворцов ждал посетителя. Краденный Дейнека лежал у него под диваном, свернутый в рулон и завернутый в газету. Вадим решил, что цена, о которой было договорено ранее, слишком низкая. Хотя высшего образования у него нет, в искусстве он тоже не разбирается, и на все картины мира ему плевать с высокой колокольни, но все же три дня тому назад у него хватило ума позвонить своему старому приятелю и попросить его об услуге.
— Васек, ты там шурани в своем Интернете, скоко бабок дают за художника… щчас гляну, ага Дейнека.
— Подлинник? — поинтересовался Василий.
— А то!
— Позвони через часок.
— Ладушки.
Через час Вадим позвонил Василию и спросил:
— Ну как?
— Старик, — сказал Василий, — твой Дейнека тянет баксов на сто, сто пятьдесят.
— Тю! — разочарованно протянул Вадим. — А я то думал! Оказывается эти придурки платят три косых за фуфло.
— Старик, ты не понял, — сдерживая раздражение сказал Василий, — когда я сказал сто, сто пятьдесят, я имел в виду не баксы, а штуки.
— Штуки?
— Ну да.
— Ты хочешь сказать, что за эту мазню дают сто штук баксов?
— Не меньше. А если повезет, и провернуть все через аукцион, то можно получить и двести.
У Вадима разом вспотела грудь и сдавило дыхание, в глазах потемнело. Конечно, он мужик авторитетный, и бабок у него не мало, но чтобы зараз получить такую сумму, такого фарта у него еще не было.
— Спасибо, Васек, с меня причитается. — Он положил трубку и стер рукой пот с лица.
И вот теперь за картиной должны были прийти.
Раздался звонок. Вадим вздрогнул. Рекс и Цезарь, два добермана мягко и неслышно побежали к дверям. Вадим сунул ноги в тапочки и шаркая на ходу поплелся за ними.
За дверью оказался молодой худощавый мужчина в темном костюме, широкополой шляпе и черных очках. Что-то в нем было странное помимо этого наряда.
— Ну ты даешь чувак, — заметил Вадим пропуская пришедшего в квартиру, его тут же с двух сторон стали конвоировать доберманы, — на улице тридцать градусов, а ты в шерстяном костюме.
— Это не жара, — заметил снимая очки и открывая белесые глаза пришелец, — вот когда я жил в Ташкенте… вот где жара. А это? Это тьфу. Итак, я от Лаврентия.
— Лаврику завсегда рады, — бормотнул Вадим. — Водички хочешь, или водочки? Хотя я сам в такое пекло только пивко тяну.
— Пивко? Нет, от пива у меня начинается изжога. Лучше сок.
— Сочка значит? — обрадовался Вадим и бросился в кухню к холодильнику. Собаки остались при госте. — Это зараз! Сейчас организуем. Тебе апельсинового или яблочного.
— Яблочного, — сказал белоглазый и под конвоем собак, которых он, казалось, не замечал, вошел в зал. — В нем фолиевая кислота. Для организма очень полезно.
Вадим прикатил сервировочный столик с двумя высокими стаканами и четырьмя коробками с различными сортами сока. Разлил сок по стаканам. Один дал Белоглазому, другой взял сам и с жадностью опорожнил. Сок был прохладный и освежающий. Белоглазый сделал всего лишь два небольших глотка, после чего поставил стакан обратно на столик.
— Пора заняться делом. Где товар?
Вадим хмыкнул:
— Насчет товара, у меня к Лаврику базар есть.
Белоглазый ничего не ответил, зато достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и набрал номер, после этого протянул трубку Скворцову:
— Балакай.
— Алло? — голосом прерывающимся от волнения сказал Вадим.
— Лаврентий слушает.
— Это я, Скворец. Тут это, такое дело… в общем, картинка, которую ты мне заказал не тянет на три куска.
— Сколько ты хочешь? — Голос Лаврентия остался прежним. Ни одна нотка не изменилась в нем.
— Так это… тут братки мне насвистели, что она две сотни кусков тянет, в баксах. Мне полста вполне хватит.
— Скворец, у тебя жопа не треснет? — спокойно спросил Лаврентий.
— Так я ведь деньги не в жопу засовывать собираюсь, — удивляясь своей смелости ответил Вадим.
Лаврентий молчал целую минуту. Вадим терпеливо ждал. Пот тек по его лицу, руки дрожали, на носу повисла большая капля, но не было даже сил смахнуть ее. Наконец голос в трубке ответил:
— Хватит с тебя четвертака.
Вадим обрадовано вздохнул. На такую удачу он не рассчитывал.
— Передай трубку моему человеку, — сказал Лаврентий.
Вадим передал трубку Белоглазому, который спокойненько попивал яблочный сок. Тот прижал ее к уху и равнодушно сказал:
— Тихий у аппарата. Да, все слышал. Двадцать пять штук. Расплатиться прямо сейчас. Заплатить и взять товар. Понял.
Все также спокойно и равнодушно он сунул руку во внутренний карман, из которого вынул мобильный. Вадим преисполнился ожиданием. Он почему-то решил, что Тихий сейчас из этого же кармана вынет пачку с долларами, поэтому для него было полной неожиданностью увидеть в этой руке маленький пистолет с длинным круглым и толстым словно сарделька глушителем.
Раздались два шипящих хлопка, и Вадим почувствовал, как что-то обожгло ему оба колена, а потом вдруг в теле у него разорвалась такая боль, что он взвыл, как собака. Сквозь страшную боль он вдруг вспомнил, что поговаривали среди братков о парне по прозвищу Тихий. Что-то вроде того, что Тихий тихо приходит и приводит за ручку смерть.
— Цезарь! Рекс! — падая в кресло закричал Вадим. — Взять его! Фас!
Однако к его великому удивлению обе собаки не сдвинулись с места. Они поочередно смотрели то на Вадима, то на Тихого и жалобно поскуливали. Выполнять команду они явно не собирались, а ведь на их обучку ушло пятьсот баксов.
— Фас! — простонал Вадим.
— Где товар? — спросил Тихий, направляя дуло пистолета Вадиму в лицо.
Тот уже ничего не видел, кроме маленького круглого черного отверстия, из которого должна была вырваться его Вадима смерть. Кричать сил уже не было. Стуча зубами он едва выдавил:
— Под диваном.
Тихий встал, обошел неподвижно сидевшего Вадима и присел перед диваном. Доберманы остались стоять на месте. Они жалобно и виновато смотрели на своего хозяина, но были словно парализованы какой-то неведомой силой, что шла от Тихого. Одной рукой тот приподнял нижнюю спинку дивана и достал заветный рулон. Развернул его и спросил:
— Это она?
Вадим кивнул. Тот факт, что Тихий его не убил сразу, придал ему надежду. Может быть это просто наказание за жадность?
Он ошибся. Тихий плавно нажал курок, и последнее, что услышал в своей жизни Вадим Скворцов, известный в определенных кругах, как Сворец, был шипящий хлопок, словно кто-то открыл бутылку с шампанским. Горько завыли Цезарь и Рекс.
Последняя же его мысль была примерно такая:
«Какого хрена? Картина-то не та!»
ТЕТЯ КАТЯ
— Азарова это вы? — Еще в дверях спросила Екатерина Дмитриевна.
— Нет, я не Азарова, — ответила Вера, пропуская женщину в офис. — Я Грач. Вера Грач.
— Я Азарова, — сказала Марина, оторвавшись от шахматной партии, которую она вела с компьютером и почти выиграла. Привычно оттолкнувшись ногой, она выкатила свое кресло из-за стола, потом загнала его в центр офиса. — А вы, по-видимому, Екатерина Дмитриевна Поцелуева.
— Да это я! — радостно выдохнула Поцелуева и не удержалась: — Ой, девочки, какие же вы молоденькие и хорошенькие. А меня зовите просто тетя Катя.
— Садитесь, тетя Катя, — Вера подвела женщину к креслу, и та плюхнулась в него с таким видом, словно только что пробежала стометровку. — И расскажите, что у вас произошло.
— Горе у меня! — тут же запричитала тетя Катя. — Ой, у меня такое горе!
— Да, сюда просто так не ходят, — безо особого сочувствия заметила Азарова. — Вам известны мои условия?
— Да, тысяча долларов в неделю. Меня вполне устраивает. Я заплачу.
— Оплата вперед.
— Да, да, конечно, — тетя Катя полезла в сумочку и достала пять сотенных бумажек, протянула их Марине. Та взяла их, пересчитала и тщательно просмотрела на свет. Затем положила в карман жакета:
— Теперь говорите, что у вас произошло.
Вера с удивлением и во все глаза смотрела на Азарову, та совершенно не обращала на нее внимания, полностью поглощенная тетей Катей.
— Ой, у меня такое горе! — опять запричитала тетя Катя. — Такое горе, просто сердце разрывается от боли. Ой, я не переживу!
Женщина закатила глаза и опрокинула назад голову, чтобы разрыдаться.
— Хотите коньяку? — вдруг спросила ее Марина.
Голова тети Кати тут же вернулась на место:
— С лимончиком?
— Хоть с двумя! У нас солидная фирма. — Марина сделала какую-то особенно сложную фигуру, и ее кресло опять оказалось за столом, под крышкой которого скрывался бар с охлаждением. Вернулась она с бутылкой армянского коньяка, блюдечком с лимонными ломтиками и рюмочкой, которую наполнила да краев и протянула тете Кате. Та хлопнула ее словно водку, занюхала лимоном, после чего бросила его в свой маленький похожий на бантик рот. На секунду скривилась и смахнула с глаз набежавшую слезу:
— Ох хорошо! Полегчало. Прямо камень с души. Теперь можно и поговорить.
— Ну вот ваше давление нормализовалось, и мы вас слушаем, — Марина была сама любезность. — Давайте, рассказывайте.
— А что рассказывать? Ограбили меня. Вот уж месяц прошел. Чуть не до нитки все забрали. А милиция и не чешется. Только бумажки все пишут и пишут, пишут и пишут. Писатели. Тоже мне, Тургеневы. И на все один ответ «Му-му», да «му-му». Это вместо того, чтобы жуликов этих проклятых искать! А ведь мне картина эта дороже жизни. А Скворцов на свободе ходит! Ходит, и в глаза мне бесстыжий смотрит. Сочувствует гад. А ведь я уверена, он картину спер. Он, ирод! Больше некому. Уж я даже в церковь ходила, свечку верх ногами ставила Николаю Угоднику, чтобы он этого подлеца наказал.
Азарова вся подалась вперед, и стала похожа на охотничью собаку, вставшую в стойку. Глазки ее стали большими и блестящими. Так ребенок смотрит в свой день рождения на праздничный торт.
— Месяц назад, говорите, вас ограбили? Месяц назад! И вы только сейчас пришли ко мне? — воскликнула она.
— Так ведь… — растерялась тетя Катя. — Мне же следователь целый месяц мозги морочил, мол найдем, найдем, не переживайте. Я и ждала.
— Очень хорошо! — Азарова просто кипела от возмущения и разочарования. — Только шансов у вас сейчас практически нет, уважаемая тетя Катя! Ладно, проехали. Теперь перечислите, что украли, все по порядку. Постарайтесь ничего не забыть.
— А чего перечислять-то? — тетя Катя сложила руки на груди. — Картину мужнину украли.
— Картину. Так, еще что?
— Все.
— Все?
— В том-то и дело, что все.
— Вот это уже интересно, — разочарование на лице Марины резко исчезло и сменилось радостью. Глаза ее вновь заблестели от любопытства. — Значит только одна картина?
— Так ведь это не простая картина! — не выдержала тетя Катя. — Это же память!
— Понятно, — согласилась Марина, — память о муже. Дорогая сердцу вещь.
— То-то и оно, — всхлипнула тетя Катя. — Можно мне еще коньячку?
Марина наполнила рюмку, но в этот раз тетя Катя выпила только половину, зато съела сразу два лимончика.
— А с искусствоведческой точки зрения она представляет какую-нибудь ценность?
— Еще какую! Мне столько раз за нее деньги предлагали. И не малые. Эх, и чего я ее раньше не продала? Так бы хоть с деньгами была.
— Работа известного художника?
— Да. Картину написал известный советский художник Дейнека, — заученно сказала тетя Катя. — В одна тысяча тридцать девятом году и подарил ее брату моего мужа. Они кажется были друзьями. А потом от брата она перешла к моему мужу, затем ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38