Уирри совершенно наплевать на то, что я вовсе не собиралась вырывать мясо у нее из пасти по той простой причине, что это мне было не нужно. Мое присутствие может испортить ей все дело, а это значит, что меня следует устранить с дороги любым путем, а зачем мне лишние проблемы, да еще в чужой стране?
Целеустремленных маньяков, разыгрывающих из себя духовных наставников или специалистов по Истинному Пути, я встречала и в России и, честно говоря, старалась держаться от них подальше.
Типичные лидеры деструктивных сект, как правило, обладают параноидальной структурой личности с ярко выраженными садомазохистскими тенденциями и авторитарным характером.
Их жажда духовной власти базируется не на реальной силе, а на подсознательном ощущении собственной слабости. Лишь доминируя над другими, они чувствуют себя сильными и защищенными.
Представив, как мадам Творческий Блок приходится надрываться для того, чтобы заработать на жизнь интуитивным Фэн-Шуем и холистическим дизайном, я вдруг пожалела ее. Все-таки Джейн не тянет на настоящего лидера секты.
Пять лет назад она приехала в Барселону без гроша в кармане и, если судить по ее одежде и виду, с тех пор перебивалась случайными заработками. Обычная одинокая эмигрантка бальзаковского возраста, без высшего образования, без профессии, не блистающая культурой и интеллектом, отчаянно борющаяся за выживание в суровых условиях капиталистического мира.
Трюк с группой Творческой поддержки был личным изобретением Джейн, реальным шансом набрать потенциальных клиентов, как следует запудрить им мозги и содрать энное количество песет за избавление от негативных энергетических воздействий, пробуждение творческой активности, правильную расстановку мебели и прочую белиберду.
Не удивительно, что Уирри так на меня взъелась. Я портила ей бизнес даже не для того, чтобы нажиться на ее группе, а просто из желания попрактиковаться в английском языке. И, хотя в моих действиях не было злого умысла, Джейн тоже можно понять. То, что для меня развлечение, для нее тяжелая борьба за хлеб насущный.
Я ведь и сама собиралась оставить группу после того, как пойму, как именно Уирри организует промывание мозгов. Двух-трех посещений мне бы хватило с лихвой, чтобы полностью удовлетворить свое любопытство. Нет, все-таки это свинство со стороны Джейн — взять и выгнать меня, да еще заявить при этом, что группу не устраивает моя индивидуальность!
Я попыталась утешить себя мыслью, что ничего особенно и не теряю, но это у меня не получилось. Ну почему меня выперли так рано? Где еще я смогу послушать шедевры типа истории о мужчине и меховом грифе или про моральные ценности, представляющие собой польскую колбасу? А губящая Европу гиперсексуальность? Сама бы я ничего подобного в жизни не выдумала, даже если бы ломала голову целый месяц. Что ни говори, а группа Творческой поддержки — настоящий клад для писателя, особенно такого ленивого, как я.
Еще пара визитов — и могла бы написать про группу роскошный детектив, причем совершенно не надрываясь. Мне бы и выдумывать почти ничего не пришлось, разве что какое-нибудь маленькое симпатичное убийство — все остальное было бы списано с натуры, да еще с какой натуры!
Один негр Лиланд чего стоит! Теперь из-за проклятой мадам Творческий Блок я не узнаю, почему люди его культуры на дух не переносят слова “проблема” и обязательно должны стать первыми художниками в мире.
Представив, что я так и не выясню, какими восхитительными подробностями Джейн Уирри украсит свою автобиографию потомственной колдуньи и “сайкика”, какие трюки использует для дальнейшего промывания мозгов пестрой интернациональной компании и как наставит группу на Истинный Путь, я окончательно расстроилась.
Ну, уж нет! Так просто я не сдамся. Самой мне соваться в группу нельзя, это ясно как божий день. Джейн начнет мутить воду и настраивать всех против меня, а то и объявит, что видела в ясновидческом трансе, что я — воплощение дьявола, и, самое смешное, что придурки вроде Лиланда безоговорочно в это поверят. Если не сработает трюк с ясновидческим трансом, с нее вполне станется накатать анонимный донос в полицию, что я торгую наркотиками или подрабатываю проституцией. Доказывай потом, что ты не верблюд!
Взявшись за телефон, я набрала номер аргентинской писательницы. Мне ответил по-каталонски какой-то ветхий старичок. С трудом убедив его перейти на испанский, я выяснила, что никакая Бенита здесь не проживает.
Мадам Творческий Блок, как я и предполагала, надула меня, продиктовав не правильный номер. Она ни в коем случае не хотела, чтобы члены группы узнали, что она меня выставила. Фамилия аргентинки была мне неизвестна, так что разыскать Бениту по телефонной книге я не могла.
Что же мне делать? Заявиться в группу и лично узнать номера телефонов некоторых ее членов? Слишком грубо. Это было бы равносильно объявлению войны. Надо действовать тоньше. А что, если заслать в группу шпиона? Только кого? Во-первых, этот человек должен свободно говорить по-английски, во-вторых, у него должна быть хорошая память, чтобы запомнить весь бред, который там будут нести, а в-третьих, он должен согласиться работать на меня.
Тут-то я и вспомнила о Родни Вэнсе.
* * *
С Родни Вэнсом я познакомилась опять-таки благодаря навязчивой идее о написании голливудских сценариев. Втайне надеясь подобрать для сотрудничества обладающего приличным литературным стилем американца, я поместила объявление о языковом обмене на стенде магазина “Come in”.
Этот магазин торговал иностранными книгами и учебниками. Его витрины были заполнены всевозможными объявлениями, связанными с иностранными языками, в том числе и объявлениями о языковом обмене.
Через “Come in” изучающие немецкий язык французы могли отыскать для общения немецких любителей французского языка, англичане, штудирующие японский, искали контакты с японцами и т.д. Поскольку русский язык спросом на интернациональном рынке практически не пользовался, я предлагала англо-испанский обмен.
Родни по-испански толком не мог связать и двух слов, и этот факт меня несказанно обрадовал. Это означало, что маяться с испанским ему будет лень, и я в свое удовольствие смогу попрактиковаться в языке Шекспира.
Наша первая встреча оказалась достаточно оригинальной. Поджидая меня, Вэнс нервно переминался с ноги на ногу на углу улиц Пелайо и Ла Рамблы — главного пешеходного “Бродвея” Барселоны, чем-то напоминающего московский Арбат.
Родни выглядел как типичный англичанин: чуть выше среднего роста, бледный, сухощавый, со слегка рыжеватыми волосами. Черты его плоского треугольного лица были мелкими и невыразительными. Они вызывали ассоциацию с несколько смазанной и выцветшей старой фотографией.
— Ты все-таки пришла, — пылко воскликнул Вэнс, безошибочно идентифицировав меня по ярко-красной майке с вышитым на груди попугаем и короткой джинсовой юбке. — Я так боялся, что ты не появишься!
Взглянув на часы, я убедилась, что опоздала всего на три минуты, и слегка удивилась совсем не типичному для флегматичных англичан пылу Родни. Судя по реакции, можно было подумать, что он ждал меня по меньшей мере час и от моего появления зависела его судьба, если не жизнь. Как ни странно, это предположение оказалось недалеко от истины.
— Я попал в ужасную ситуацию, — драматично заявил Вэнс. — Ты должна мне помочь. Я не говорю по-испански и совершенно не представляю, что мне делать.
Выяснилось, что он ухитрился захлопнуть дверь своей квартиры, которую снимал на пару с приятелем-американцем, оставив ключ внутри. Его сосед по квартире, как назло, уехал на неделю в Париж, и теперь Родни надеялся, что я неким волшебным образом помогу ему проникнуть в дом.
Я пообещала сделать все, что в моих силах. Было уже начало девятого, и, чтобы сэкономить время, мы сели на метро и доехали до площади Святого Семейства, около которой и обитал временно лишенный крова Вэнс.
По дороге Родни вкратце изложил мне историю своей жизни, которая оказалась весьма занимательной. Как выяснилось, он был свободным журналистом, работающим на независимое частное агентство, которое поставляло материалы целому ряду газет.
Не любящий подолгу засиживаться на одном месте, Вэнс постоянно путешествовал, объехал половину Африки и Азии, долго жил в Америке и добрался даже до Новой Зеландии. В Барселоне он преподавал английский язык сотрудникам какой-то крупной химической фирмы и рассчитывал задержаться в Испании по меньшей мере на год.
Как я уже успела убедиться, Барселона буквально кишела преподающими английский язык американцами и англичанами. Как только им надоедала Испания, они тут же перебирались в учебные центры других стран, расположенные в Африке и в Азии, в Латинской Америке и на островах Тихого океана.
С детства страдающая нездоровой тягой к странствиям и приключениям, я страшно завидовала англоязычным гражданам, которым для того, чтобы в свое удовольствие путешествовать по всему миру, попутно зарабатывая деньги, требовалось всего лишь разговаривать на своем родном языке. Да и вообще, будь я англоязычной писательницей, я бы не ломала голову над тем, как раздобыть деньги на покупку куска скалы, а с кайфом строчила бы детективы и сценарии на террасе собственной виллы в лучшем районе Ситжеса.
С другой стороны, если подумать, уж лучше писать книги по-русски, чем ботать на наречии сетсвана где-нибудь в Зимбабве или Ботсване. Все в этом мире относительно. Россия — далеко не худшее место на земле.
Миновав церковь Святого Семейства — самый красивый храм Барселоны, в архитектуре которого причудливо смешивались элементы неоготического стиля, барокко, модернизма и даже сюрреализма, мы завернули на какую-то улочку и остановились у запертой двери подъезда.
— Это здесь, — сказал Родни. — Я здесь живу.
— И как ты собираешься проникнуть в квартиру? Попробуешь открыть замок?
— Я мог бы перелезть с балкона соседей на свой, — задумчиво произнес Вэнс.
— Ты оставил открытой балконную дверь? — удивилась я. Опасаясь воров, испанцы обычно не только запирали все окна, уходя из дома, но и опускали снаружи плотные внешние жалюзи. — Если нет, будет дешевле заплатить слесарю за то, чтобы он открыл замок, чем вставлять потом разбитые стекла.
— Не помню, — грустно сказал журналист. — А вдруг повезет, и дверь окажется открытой?
— Ты на каком этаже живешь-то?
— На пятом. Вон мое окно.
— Это слишком опасно, — покачала головой я. —Между балконами расстояние метра полтора. Ты свалишься.
— Не свалюсь, — возразил Вэнс. — Можно какую-нибудь доску перекинуть.
— Все равно не выйдет. Посмотри, ни в одном из соседних окон нет света. Сегодня суббота. Наверняка твои соседи уехали за город и вернутся только к завтрашнему вечеру.
— А что, если я по стене заберусь?
— Ты это серьезно?
К моему ужасу, Родни подошел к стене, облицованной грубо обтесанными гранитными плитами, и, цепляясь за щели между камнями, решительно полез вверх.
Я восторженно присвистнула. Когда-то я занималась альпинизмом и знала, что на подобный трюк отважились бы только опытные спортсмены. К сожалению, облицовка кончалась где-то на Уровне третьего этажа, а дальше шла гладкая, как полированный стол, бетонная стена без единой зацепки. Было совершенно очевидно, что двигаться по ней невозможно.
Безнадежно оглядев непригодную для занятий скалолазанием поверхность. Родни вздохнул и, к моему облегчению, благополучно спустился вниз.
— Ты знаешь, где живет хозяин твоей квартиры? — поинтересовалась я.
— В этом подъезде. Только не представляю, где именно.
— А как его зовут?
— Понятия не имею.
— Ладно, — вздохнула я. — Попробую отыскать твоего хозяина. У него наверняка должен быть запасной ключ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42